Наконец Кайла открывает дверь, и Брекен тоже толкает свою.
– Нужно выбраться отсюда, – говорю я и неловко карабкаюсь к двери со стороны пассажира.
Я ползу под очень странным углом, и каждую секунду мне кажется, что я вот-вот завалюсь обратно в машину. У меня сводит живот, словно намекая, что с моим положением что-то не так. Но какая разница; со мной уже несколько часов что-то не так. Да что там, недель. Если честно, целый год.
– Я знал, что зря мы сюда поехали, – говорит Брекен.
– Но ты же согласился! – рявкает Харпер. – Так что не ной.
Мы вываливаемся из машины и становимся кругом, чтобы оценить масштабы бедствия. Снега здесь до середины икры, а с другой стороны и того хуже. Намного. Шины скрылись в сугробах, и снег доходит чуть ли не до дверных ручек. Канава не очень глубокая, что-то около двух метров с половиной, наверное. Точнее сказать сложно. Машина выглядит лучше, чем я ожидала: со стороны пассажира шины лишь слегка приподнялись над землей.
И все же. Мы застряли в сугробе, и лопатой тут не поможешь. Лопат нужно будет как минимум десять. А лучше сразу трактор.
Я смотрю на наш зарытый в снег джип, и во мне зарождается глубокая уверенность: без тягача мы отсюда не выберемся. Я смотрю на окружающую нас пустошь. Здесь так темно и холодно, что у меня болят кости.
Мы молча собираемся у капота – видимо, чтобы все как следует обдумать. Ветер ненадолго стихает, и наступает абсолютная тишина: снег скрадывает все звуки, которые могли донестись по воздуху.
– Что же нам делать? – спрашивает Харпер. – Запустить сигнальную ракету?
– Это еще зачем? – задает вопрос Кайла. – Думаешь, нас спасет Дед Мороз?
– Не надо было сюда ехать, – фыркает Брекен.
– Возможно. Но мы уже здесь, – говорит Харпер.
Брекен жестом обводит нашу бесполезную машину.
– Можем выпотрошить обшивку из кресел и развести костер. Все равно мы тут надолго.
– А можем попробовать уйти пешком, – говорит Джош.
– Ты видел свою ногу? – спрашиваю я.
Он, нахмурившись, смотрит на свой гипс.
– Ну, выбор у нас небольшой. В паре километров сзади были же какие-то дома, да? Можем разделиться. Пойдем в обе стороны. Кто первый найдет подмогу, сходит за остальными.
– А если не получится, замерзнем в снегу, – говорит Кайла. – Отличный план.
– Бензина надолго не хватит, так что если останемся тут, то замерзнем уже наверняка, – замечает Харпер.
– Нужно прорыть канаву, – говорит Брекен. – Найдем что-нибудь, чтобы подложить под шины, и вернем машину на дорогу. Будет непросто, но у нас получится.
Джош трясет головой.
– Нет, не получится. Нам нужна помощь. Мы не в пустыне, это же Пенсильвания. Я уверен, что недавно видел дома.
– Даже пара километров – это ужасно далеко в такую метель, – возражает Брекен.
– А выкапывать машину из этой канавы – то же самое, что копать себе могилу, – говорит Кайла.
Что-то в ее голосе не на шутку меня пугает. Я оглядываюсь, изучая пейзаж. До дороги, с которой мы вернулись, всего сотня метров. Сразу за полем она резко сворачивает налево и скрывается из вида. Мне отсюда не видно следов от наших шин. Но я не помню никаких домов, о которых говорит Джош. Может, я просто невнимательно смотрела.
Перетаптываясь на месте, я стараюсь все обдумать. Здесь мы на виду. Это опасно. Поле тянется и тянется слева от нас, пока не заканчивается густым рядом деревьев. Сколько до них? Километр? А что там внизу – в долине? За сугробами справа от дороги?
Я тяжело плетусь к дороге и перехожу на другую сторону. Поначалу снега от силы сантиметров тридцать, но чем дальше я иду, тем глубже он становится. Кое-где он, должно быть, достал бы мне до груди, но я нахожу полянку – маленькую прогалину в снегу, – по которой можно идти.
Снова поднимается ветер. Он с силой прижимает куртку к моей спине. Я осторожно шаркаю вперед: не хочу свернуть с дороги, если каким-то образом пропущу шлагбаум. Но вот он уже прямо передо мной. Слева высится огромный сугроб. Я стучу ботинком по бугру, и под снегом обнаруживается металлический брус. Я делаю шаг вперед и заглядываю вниз, под белесо-серый скат лощины. Здесь наверху она резко обрывается вниз; склон испещряют деревья. Отсюда сложно судить, но мне кажется, что постепенно склон становится не таким крутым. Ветви елей кое-как защищают пространство от ветра, и снег лежит небольшими кучками, не покрывая землю целиком. То тут то там проглядывает черная лесная почва. Я пригибаюсь к земле, пытаясь сквозь стволы деревьев разглядеть, что скрывается внизу. Только тьма. Деревья.
Огни.
…Огни?
Мое сердце пропускает удар. Огни исчезают из виду, но я же их не выдумала, правда? Наверно, это фары, или дом, или… или хоть что-то. Я смотрю и смотрю, пока не нахожу их снова: вот они, между деревьями. Настоящие! Лишь несколько тусклых звездочек, но они выстроились в ряд на дне лощины, а значит, там есть дорога. А эти огни? Это дома. Прищурившись, я замечаю смутное мерцание разноцветных лампочек в окне: праздничная гирлянда. Там, внизу, есть люди. Надежда вырывается из моей груди, ярче и теплее солнца, пробивающегося сквозь витраж.
– Ребята! – ору я, показывая вниз. – Там дома!
Мне не видно моих спутников: их целиком скрыл огромный сугроб. И очевидно, они не слышат меня из-за ветра. Я снова кричу, но никто не отвечает.
Я снова перехожу дорогу, сражаясь с ветром. Ноги горят от битвы со снегом, и я быстро дышу. Стоит страшный холод, но мне на него наплевать. Я так взволнована! Я бы взобралась на Эверест в купальнике. Там люди! И это не Харпер, Брекен, Джош и Кайла. Это люди, которые помогут мне добраться до дома.
Когда я возвращаюсь к машине, все разошлись по своим делам. Багажник открыт. Я слышу, как Брекен орудует лопатой. Харпер бормочет ему указания. Кайла стоит неподалеку. Джош, кажется, тоже, но он слышит, как я подхожу. Развернувшись, он идет мне навстречу.
– Там дома! – говорю я.
– Что?
Подходит Харпер; Брекен замирает с лопатой в руках. Даже Кайла выглядит заинтересованной.
– Там, в долине, есть дома. Склон крутой, но я смогу спуститься. Это точно.
– То есть скатишься и переломаешь все кости, – говорит Брекен.
Харпер хмурится.
– Ну, не знаю… По-моему, не стоит напрашиваться на лишние неприятности.
Брекен возвращается к лопате.
– Вы что, свихнулись тут все? – спрашиваю я. – Говорю же: там люди, до них буквально пара километров. Мы сможем дойти. Пойдемте, покажу!
Но они меня не слушают. С чего бы это? Меня пробирает дрожь, и виновата в этом совсем не метель. Не могу представить себе, чтобы им не хотелось попасть к людям. Если только они не хотят домой.
– Мира, я пойду помогу Брекену… – Голос у Харпер еще более снисходительный, чем ее улыбка. – А потом ты мне покажешь. Договорились? Не переживай.
– До домов совсем недалеко, – растерянно говорю я.
Джош смотрит на свой гипс, стиснув челюсть. Он поднимает на меня взгляд.
– Я посмотрю с тобой.
– У тебя гипс намокнет.
– Ну, значит, намокнет. Если ты думаешь, что это сработает…
– Да, думаю.
Я трогаю его за рукав.
– Пойду возьму перчатки, а потом спущусь. Если ты не справишься со склоном, не переживай. Я приведу вам помощь. Я вас не оставлю.
– Пойду проверю, что там, – говорит он.
Не уверена, что он сможет дойти со своим гипсом – и уж точно спуститься с горы у него не получится, но я киваю, наблюдая, как он медленно тащится по снегу. Он идет так медленно, так неловко, но я не спорю: мне спокойнее от мысли, что он будет со мной. Если я упаду, то он по крайней мере это увидит. Я раздумываю, сообщить ли остальным о моем плане, но вместо этого решаю просто взять перчатки. Не дам Брекену с Харпер меня отговорить. Пусть себе откапывают джип, пусть до самой магмы докопают. Я раскрываю багажник и подтягиваю к себе сумку. Защелка открывается, и содержимое высыпается наружу. Чертова защелка.
Я роюсь в косметичках и свертках одежды. Мне попадается нечто странное. Большой пухлый конверт желтого цвета. Он не мой.
Он не мой, однако, когда я переворачиваю его другой стороной, на нем аккуратными наклонными буквами написано мое имя.
Хмурясь, я раскрываю конверт. Внутри оказывается толстая стопка конвертов поменьше, прикрытых листком плотной мягкой бумаги кремового цвета. Так красиво разложены. Под ребрами у меня растет холодный, твердый ком ужаса. Этого конверта с моим именем просто не может быть на свете. Однако он существует.
Онемевшими пальцами я переворачиваю его, высыпая содержимое в багажник. Раздается шелест бумаги, и вместе с маленькими конвертами наружу сыплется ворох предметов, которые, видимо, были на дне. Карта Пенсильвании. Кошелек Харпер. Аккумулятор… Он, наверно, принадлежит Брекену. Однако мой взгляд прикован к знакомому черному прямоугольнику с разбитым экраном. Мой телефон.
Тут все вещи, которые у нас украли.
У меня сжимается горло. Я касаюсь разбитого экрана и вижу под телефоном конверт. Мира Хейс. Отодвинув все остальное в стороны, я сосредоточиваюсь на конвертах. Все они не открыты. На всех стоит мое имя. Однако адрес в Сан-Диего мне не знаком. У меня холодеет лицо, в ушах звенит. Я пробегаю пальцами по собственному имени. Проверяю даты, отпечатанные красным на марках. Четвертое февраля. Восьмое апреля. Двенадцатое июня. Тридцатое августа. Пятнадцатое ноября.
На одном из конвертов мое имя написано без фамилии: оно аккуратно отпечатано на передней стороне. Конверт выглядит свежее остальных. Новее. Меня охватывает тошнотворная уверенность: я не хочу знать, что в этих письмах. Я замечаю единственный несмятый лист свежей белой бумаги. Тот самый, что лежал сверху, когда я раскрыла конверт.
Сглотнув, я переворачиваю его. Прочтя первую строку, я понимаю, что правильно боялась.
Я должна быть в ужасе.
Мира,
я чувствую твой запах в этой машине.
Слышу твои вздохи.
Чувствую, как твое дыхание колышет воздух.