В пять утра Луара выглядит на редкость спокойной. Под своим легким туманным покрывалом она предстает роскошной холодной красавицей; вода в ней какая-то волшебно-светлая; песчаные берега вздымаются, точно затерянные в океане континенты. От реки пахнет ночью, и на ней то тут, то там вспыхивает блестками слюды свет разгорающейся в небе зари. Сняв башмаки и платье, я внимательно осмотрела реку. Она казалась какой-то подозрительно застывшей.
Последний из Стоячих камней, Скала сокровищ, находился примерно шагах в тридцати от берега, поверхность воды у его подножия была странно шелковистой – верный признак того, что там, в глубине, крутит сильное течение. И я вдруг подумала: а ведь я здесь запросто и утонуть могу и никто даже не догадается, где меня искать.
Впрочем, выбора не было. Кассис бросил мне вызов. И я кровь из носу должна была раздобыть денег, чтобы самостоятельно за все расплатиться. А где еще я могла их взять, как не в том кошельке, что хранился в нашей Сокровищнице? Правда, Кассис мог Сокровищницу и перепрятать. И я решила: если так, я пойду на риск и украду деньги у матери. Вытащу их прямо у нее из сумочки. Хотя мне очень не хотелось к этому прибегать. Не потому, что красть нехорошо, а потому, что у матери была потрясающая память на числа. И она всегда точно помнила, сколько у нее денег в кошельке – до последнего сантима. Она, конечно, сразу догадалась бы, что это моих рук дело.
Нет. Надо непременно опустошить Сокровищницу.
Поскольку у Кассиса и Ренетт наступили каникулы, они ходили на реку довольно часто. Да и сокровища они теперь завели свои собственные, взрослые; мне на них разрешалось только с завистью смотреть. Хотя монеток в старом кошельке вряд ли прибавилось; хорошо, если наберется на пару франков. Я рассчитывала на лень Кассиса и на его уверенность в том, что никто, кроме него, до Сокровищницы добраться не сумеет. А потому почти не сомневалась: деньги по-прежнему там.
Я осторожно сползла по берегу и вошла в воду. Вода была холодная; ступни тонули в речном иле. Зайдя по пояс, я почувствовала силу течения, бившегося, точно нетерпеливый пес на поводке. Господи, до чего бешеный нрав у этой реки! Я сравнялась с первым столбом, оттолкнулась от него рукой и сделала еще шаг. Течение усиливалось. Прямо впереди было опасное место, где дно довольно-таки мелкой Луары резко уходит вниз, образуя омут. Кассис каждый раз, оказавшись там, делал вид, что тонет: переворачивался в мутной воде пузом вверх, пронзительно вопил и отплевывался, якобы борясь с течением. И сколько бы раз он этот свой трюк ни проделывал, Рен всегда покупалась и визжала от страха, когда коричневатая луарская вода накрывала его с головой.
Но сейчас у меня на подобный выпендреж времени не было. Я пальцами нащупала край обрыва. Вот он. С силой оттолкнувшись, я постаралась проплыть как можно дальше, следя, чтобы Стоячие камни по-прежнему находились справа от меня и чуть ниже по течению. На поверхности вода была теплее, да и течением сносило не так сильно. Я двигалась размеренно, описывая плавную дугу от первого Стоячего камня до второго. Камни находились на неравных расстояниях друг от друга и не на одной линии по отношению к берегу; в самом широком месте между ними было, наверно, шагов двенадцать. Если хорошенько оттолкнуться, то первые пять шагов можно было преодолеть почти без усилий, но только держась чуть вверх по течению, чтобы оно же потом тебя и подтащило к следующему столбу. Точно маленькая лодка, противящаяся сильному ветру, я неровными рывками приближалась к Скале сокровищ, чувствуя, как с каждой секундой нарастает мощь течения. У меня уже перехватывало дыхание от холода, когда я наконец достигла четвертого столба и приготовилась совершить последний бросок к заветной цели. Когда я, влекомая течением, подплыла к Скале сокровищ и, немного промахнувшись, не смогла сразу ухватиться за столб, меня на мгновение охватил слепящий ужас. Меня сносило на стрежень реки; я бессмысленно молотила по воде руками и ногами, задыхалась и чуть не плакала, но потом все же ухитрилась из последних сил оттолкнуться ногами и вырулить к столбу. Цепь, на которой висел наш заветный сундучок, была вся покрыта бурым речным илом и водорослями; на ощупь она была отвратительно скользкой, но я вцепилась в нее мертвой хваткой. Крепко держась за цепь, я обогнула столб, отыскала уходящий в глубину конец и немного повисела на месте, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.
Собравшись с силами и крепко упершись спиной в надежную каменную опору, я стала вытягивать Сокровищницу наверх. Это оказалось непросто. Сам по себе жестяной сундучок был довольно легким, но вместе с толстой цепью и промасленным брезентом, предохранявшим его от воды, он весил немало; мне казалось, будто я гроб со дна тащу. Продрогнув насквозь, стуча от холода зубами, я сражалась с тяжеленной цепью. Наконец я почувствовала, что она немного подалась, и стала поднимать сундучок. Ногами приходилось работать непрерывно, иначе бы отнесло от столба, и тут меня вновь с головой накрыла паника, поскольку ноги обвил скользкий от ила тяжелый брезент, лишив их возможности двигаться. Лягаясь что было сил, я отталкивала от себя проклятый брезент и одновременно пыталась развязать веревку, привязанную к жестянке. Но узел моим онемевшим пальцам поддаваться не желал, и в какой-то момент мне показалось, что я так и не смогу добраться до кошелька с деньгами. Я дернула за веревку, щеколда на крышке сундучка не выдержала, он открылся, и туда хлынула вода. Я выругалась, но кошелек-то оказался на месте! Старый кошелек из коричневой кожи, который мать выбросила, потому что у него сломался замочек. Я схватила его и на всякий случай зажала в зубах; потом последним усилием захлопнула крышку и отпустила сундучок – пусть эта чертова цепь снова утащит его на дно. Брезент, конечно, уплыл, все наши сокровища промокли насквозь, но я решила, что тут уж ничего не поделаешь. Придется Кассису поискать местечко посуше для хранения своих сигарет. Деньги я заполучила, и это было самое главное. Остальное не имело значения.
На обратном пути я решила перемещаться не от столба к столбу, а позволить течению отнести меня в сторону метров на двести и только потом выбралась на берег возле дороги, ведущей в Анже. Течение там напоминало взбесившегося коричневого пса, который грозил сорваться с поводка и так опутал мои окоченевшие ноги, что я не сразу сумела вылезти из воды. Но в целом, по моим прикидкам, вся эпопея с добыванием денег заняла, наверно, не больше десяти минут.
Я заставила себя немного передохнуть, ощущая на лице ласковое прикосновение первых солнечных лучей, которые мгновенно высушили прилипший к коже речной ил, превратив его в противную бурую пленку. Меня бил озноб. Стуча зубами от холода и радостного возбуждения, я пересчитала добытые деньги: их, безусловно, хватало и на билет в кино, и на стакан сквоша. Вот и прекрасно! Я неторопливо побрела вверх по течению к тому месту, где оставила одежду: старую юбку и красную мужскую рубашку без рукавов, укороченную, но скорее походившую на халатик, чем на блузку. Затем, сунув ноги в старые «деревяшки», я на всякий случай проверила верши. Часть улова я прихватила с собой – рыбешки покрупнее вполне годились на жаркое, – а всякую мелочь оставила в качестве наживки. В ловушку для раков, поставленную возле нашего Наблюдательного поста, попалась небольшая щучка – вот неожиданная удача! Это, конечно, была не та Старуха, но все же очень неплохо; я сунула щучку в ведерко, прихваченное с собой из дома. В сетях, которые я раскинула на илистых отмелях под высоким песчаным берегом, обнаружились целый клубок угрей и вполне приличных размеров уклейка; эту рыбу я тоже бросила в ведро. Отличное алиби, если Кассис и Рен уже проснулись и увидят, как я возвращаюсь с реки. Домой я отправилась тем же путем, каким и пришла, не встретив по дороге ни малейших препятствий.
Прихватив с собой рыбу, я поступила очень разумно. Кассис уже умывался возле насоса, а Ренетт, согрев себе воды и налив ее в тазик, нежно возила по лицу мыльной губкой. Оба посмотрели на меня с некоторым удивлением, затем на лице Кассиса появилось, как и всегда при виде меня, этакое презрительно-веселое выражение, и он сказал, указывая подбородком на ведерко с рыбой:
– Ну да, ты ведь у нас никогда не сдаешься, верно, Буаз? И что там у тебя?
Я равнодушно пожала плечами.
– Так, кое-что. – Кошелек давно лежал в кармане, и про себя я торжествующе улыбалась, чувствуя его успокоительную тяжесть. – Щучка. Правда, небольшая.
Кассис засмеялся.
– Маленьких ты еще сто штук наловишь, а вот Старуху тебе никогда не поймать! Даже если и поймаешь, что тебе делать с ней? Такая старая щука для еды совершенно не годится. Горькая, как полынь, и костей полно.
– А я все равно ее поймаю! – упрямо заявила я.
– Да? – насмешливо отозвался он, явно мне не веря. – Ну поймаешь, и что? Небось надеешься желание загадать? Выпросить миллион франков и квартиру в Париже на Левом берегу?
Я молча помотала головой.
– А я бы хотела стать кинозвездой, – мечтательно промолвила Рен, вытирая лицо полотенцем. – Поехать в Голливуд, увидеть бульвар Сансет, сверкающие огни, ездить на лимузине, накупить разных платьев, сколько угодно…
Вдруг Кассис так сердито на нее взглянул, что мне стало смешно, и сразу же повернулся ко мне.
– Ну а ты-то что у нее попросишь, Буаз? – Он снова улыбался во весь рот, но взгляд был жесткий. – Что? Меха? Машины? Виллу в Жуан-ле-Пен?
Покачав головой, я спокойно ответила:
– Когда она попадется мне, тогда и решу. А она наверняка мне попадется. Вот увидишь!
Несколько мгновений брат внимательно смотрел на меня, потом улыбка сползла с его губ, он презрительно фыркнул и вернулся к водным процедурам.
– А ты и впрямь крепкий орешек, Буаз, – буркнул он. – Ей-богу!
И мы принялись за дела, чтобы поскорее их закончить, пока мать не проснулась.
11
На ферме работы всегда хватает. Натаскать из колодца воды в оцинкованных ведрах и выставить их у стены подвала под навесом, чтоб вода не нагрелась на солнце; подоить коз, отнести бадейку с молоком в молочный сарай и прикрыть чистой муслиновой тряпочкой; отвести коз на пастбище, иначе они все овощи в огороде сожрут; покормить кур и уток; собрать созревшую за ночь клубнику; растопить плиту – хотя я лично сомневалась, что мать будет сегодня что-то печь; вывести нашу кобылу Бекассин на пастбище; налить в поилки свежей воды. В общем, хоть мы и носились как сумасшедшие, на все про все ушло часа два, не меньше. К тому времени, как мы покончили со своими обязанностями, солнце пригревало уже вовсю, ночная влага испарилась с насквозь пропекшихся земляных тропинок, да и роса на траве почти высохла. Пора было в путь.