Ричард заметил, что я пробежала глазами список.
— Не беспокойся, — сказал он, — она уже на обследовании.
— Надеюсь, у нее все будет хорошо. Ты как?
Он небрежно передернул плечами, потом снова посмотрел на меня, на этот раз внимательно.
— Ты чудесно выглядишь, — наконец произнес он.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Я до глубины души была потрясена, опечалена, когда узнала про Билли.
Ричард прикусил губу, снова опустил голову. Потом почти шепотом произнес:
— Спасибо.
— Не представляю, как можно пережить такое…
— Я об этом больше не говорю.
Тон резкий, будто дверь захлопнулась.
— Прости, — извинилась я.
— Я слышал, ты больше не живешь в Дамрискотте.
— И где же, интересно, ты это слышал?
— Мэн — маленький штат.
Молчание. Потом он сказал:
— Я совершил ошибку. Большую ошибку.
— Что поделаешь.
— Думаю об этом все время.
— Я тоже.
Молчание.
Его чашка наполнилась кофе. Он не брал ее из автомата. Спросил:
— Значит, ты теперь живешь в Портленде?
— Да.
— Счастлива?
— Счастливее, чем раньше.
Молчание. Я глянула на часы. Сказала:
— Меня ждет пациент. Так что…
— Я никогда не переставал…
Я выставила вперед ладонь:
— Это уже в прошлом.
Молчание. Он опустил голову.
— Удачи тебе, Ричард.
И пошла прочь.
В тот вечер, вернувшись домой, я сразу отправилась на пробежку. Бегала и на следующее утро. И потом тоже — бегала, бегала и бегала. Шесть дней в неделю. Пять миль в день. Вечерами редко — если только отголоски пережитых страданий не выгоняли меня из дому. Всегда вставала до рассвета. Всегда бежала по одному и тому же маршруту: через залив Каско, через районы, где жили представители среднего класса и богатые, вокруг маяка. Быстрым взмахом руки приветствовала семидесятилетнего бегуна. Потом той же дорогой возвращалась домой.
Мой дом.
На прошлой неделе мне позвонил агент по недвижимости, сообщил, что владельцы квартиры — пожилая чета, теперь почти все время живущая во Флориде, — намерены ее продать. Продать быстро. То есть они готовы уступить мне квартиру за сто девяносто тысяч долларов, если я соглашусь заключить сделку в течение двух месяцев.
— Мне нужно подумать, — сказала я.
Я позвонила Люси. Люси позвонила в Брансуик некоему Расселлу Дрейку, который занимался оформлением ипотеки. Кредиты сейчас недорогие, объяснил он. Примерно семьдесят пять долларов в месяц за каждую тысячу долларов. То есть если я возьму ссуду в размере ста пятидесяти тысяч долларов на двадцать пять лет, ежемесячно я буду выплачивать тысячу сто пятьдесят долларов… чуть больше, чем сейчас плачу за аренду жилья. При этом предельный размер ссуды будет равен моей зарплате за два с половиной года, так что несколько банков охотно предоставят мне ипотечный кредит. «Вы наверняка получите несколько предложений от кредиторов, а это значит, что мы сможем выторговать для вас наиболее выгодные условия. Да, думаю, за два месяца мы вполне успеем провернуть сделку. Ну что, встречаемся где-нибудь завтра или в ближайшее время и запускаем машину?»
Я перезвонила риэлтору и сказала:
— Сто шестьдесят пять тысяч — это все, что я могу заплатить. Если продавцов эта сумма устроит, мы можем оформить сделку в указанные сроки.
На следующее утро мне сообщили, что мое предложение принято.
Собственное жилье.
Квартира, где я живу, больше не будет чужой собственностью, которую я арендовала на время. Это будет мое жилье — дом, куда Бен и Салли всегда будут возвращаться, пока квартира не перейдет в их собственность. Дом, куда ты «возвращаешься», неизбежно «отходит тебе по наследству». Как говорил мой отец, фарс жизни основан на одной жестокой истине: мы все здесь временные обитатели.
Собственное жилье.
Утром того дня, на который было назначено подписание документов о разводе, едва рассвело, я, как обычно, отправилась на пробежку, а по возвращении домой приняла душ и надела костюм — единственный строгий костюм, что у меня был. Черный костюм, в котором я была на похоронах отца. Вообще-то мне бы давно уже пора пополнить свой гардероб еще одним костюмом. Но я не ношу костюмы…
В принципе не было никакой нужды одеваться, как на похороны, но я почему-то считала, что обязана отметить это знаменательное событие по всей форме. Мой адвокат предлагала прислать мне документы на развод по почте или с курьером домой или на работу, но я сказала, что приеду к ней в офис и там подпишу бумаги.
А когда подписываешь юридически обязывающее соглашение, узаконивающее разрыв отношений, которые длились двадцать лет — почти половину моей жизни, — строгий деловой костюм более чем уместен.
От моего дома до офиса Аманды Монтгомери было десять минут на машине. Он находился за мостом через залив Каско, в здании старого склада в Южном Портленде. Якобы старомодный, якобы облагороженный район. Аманда была крупной неунывающей женщиной примерно моего возраста. Ее штат трудно было назвать раздутым: она имела лишь одну помощницу, исполнявшую обязанности бухгалтера, секретаря и завхоза. Во избежание лишних расходов Аманда на протяжении всего бракоразводного процесса старалась устранять все спорные вопросы. Хладнокровно парировала воинственные выпады Дэна, который поначалу был настроен агрессивно. Как только он встал на стезю здравомыслия (по словам Аманды, именно адвокат Дэна остудил его гневный пыл и заставил понять, что мы предлагаем очень хорошую сделку), весь бракоразводный процесс был сведен к «обычным юридическим формальностям и бюрократической волоките на уровне чиновников штата и утомительному оформлению большого количества документов».
И вот сегодня я здесь, пришла вовремя на запланированную утреннюю встречу. Помощница Аманды предложила мне кофе перед тем, как проводить в ее кабинет.
— Бог мой, да вы прямо при полном параде, — заметила Аманда, когда я к ней вошла.
Ее кабинет был оборудован большим старомодным деревянным столом, большим вращающимся креслом с высокой спинкой, тоже как будто из 1930-х, парой мягких кресел для клиентов, небольшим столом для совещаний, заваленным документами. На самой Аманде тоже был строгий костюм. Она объяснила, что через час ей нужно быть в суде. Как она сказала: «Мне нужно попытаться воспрепятствовать тому, чтобы бывшая супруга моего клиента не раздела его до нитки. Ваш бывший не знает, как ему повезло, что вы не стремитесь оставить его с голым задом, как этого моего клиента, чьи права я пытаюсь сейчас отстоять. С другой стороны, он вообще когда-либо понимал, как ему повезло?»
— Об этом спросите у него, — спокойно ответила я.
— Не думаю, что мне представится такая возможность. В общем, вам скоро нужно быть на работе, а мне предстоит кулачный бой в суде. Так что подписывайте бумаги, и мы отправим их в суд на утверждение. Потом они уйдут в Огасту, где и будет вынесено окончательное решение. Через пятнадцать дней вы будете официально свободны от брачных уз.
В ответ я лишь молча кивнула. Аманда внимательно посмотрела на меня:
— Все в порядке, Лора?
— Хотите знать, не передумала ли я?
— В моей практике такое случалось… хотя в большинстве случаев через полгода клиент снова приходил сюда.
— Как только я приняла решение развестись, больше я уже не сомневалась.
— Я всегда это знала. Но я обязана — не по закону, это мои собственные правила — задать этот вопрос перед тем, как клиент подпишет документы и они обретут законную силу.
— Даже жаль, что сомнений у меня не было.
— Это ужасный момент, даже если вы приняли верное решение. Гибель…
— Надежды, — услышала я свой голос. — Гибель надежды.
Я сморгнула с глаз слезы.
— Мне случалось видеть, — сказала Аманда, — как самые крутые бизнесмены штата — настоящие акулы бизнеса — лили слезы перед тем, как подписать бумаги. Один мой клиент… я не могу сказать вам, ни кто он, ни чем занимается, потому что его имя вам знакомо… он мой старый школьный друг, потому я и вела его дело… так вот он с полчаса смотрел на документ, пока я мягко не напомнила ему, что его жена категорично настроена на разрыв брачных уз. «Боюсь, тебе придется подписать бумаги». А он все недоверчиво качал головой. Гибель надежды. Это вы точно подметили. Но когда надежда умирает…
— Она умирает, — перебила я Аманду, не давая ей возможности завести речь про новые надежды, новые рассветы, почки, распускающиеся на бесплодной земле, про то, что темную ночь всегда сменяет светлый день.
— Простите, я сказала что-то не то? — спросила Аманда.
— Нет. Я, как и всякая дура, верю в надежду. Просто я знаю: где надежда, там и разочарование.
— Да, пожалуй, они уравновешивают друг друга. Значит, сегодня утром вы, по сути, покончили с разочарованием.
— А дальше что?
— Дальше вы будете жить: что-то делать, находить что-то новое. Что-то чудесное, или ужасное, или банальное, или и то, и другое, и третье. Но что бы ни произошло — даже если вы примете самое неверное решение или сделаете самый неудачный выбор, — это будет продиктовано только одним: надеждой. Ибо надежда — единственная ценность, за которую мы все отчаянно цепляемся. И на том моя проповедь окончена, — добавила Аманда с улыбкой. — Ну что, за дело?
Она подвела меня к столу для совещаний, где лежало мое соглашение. Несколько недель назад я уже читала предварительный текст документа, на прошлой неделе ознакомилась с его окончательным вариантом.
— Никаких изменений с тех пор внесено не было, — сказала она. — Но если вы хотите еще раз прочитать…
— Нет, не надо.
Аманда протянула мне ручку, быстро пролистав документ, нашла страницу, на которой следовало расписаться. Глянув на эту страницу, я поняла, что соглашение уже побывало в руках Дэна, ибо его убористая подпись украшала строчку над его напечатанной фамилией.
— Противная сторона подписала бумаги вчера. Его адвокат завез мне их сюда накануне вечером, по дороге на хоккейный матч. Как типично для штата Мэн, да?