Он с ходу положил на стойку перед портье тысячу, буркнул на ходу: «Это за номер, а через час пусть принесут три, нет, четыре порции шашлыка» – и повел меня дальше по коридору, дергая ручки всех подряд дверей.
Найдя свободный номер, он, оставив меня на пороге, оценил состояние номера, заглянул в маленький душ, совмещенный с туалетом, и тут же вернулся. Я переминалась на пороге.
– Сига, ты чего, решил здесь на день остановиться? Но мне же в Москву…
Сига запер дверь за моей спиной и кинул на кровать сумку.
Я продолжала нудеть с уточнениями.
– Ты на сколько здесь собрался ос…
Стянув с себя футболку через голову, Сига обнял меня и, прижав к стене, начал целовать.
Уткнувшись губами в его плечо, я испытала настолько острое желание, что мне захотелось укусить его. Запах тела, поцелуи на шее.
Мои руки обхватили его за талию и начали раздевать дальше, расстегивая пуговицу на поясе.
Изыски поз и приспособлений в сексе – это всего лишь секс. Когда занимаешься любовью, то лучше классической позы, которую называют миссионерской, ничего нет. Ты чувствуешь тяжесть тела любимого, ты видишь его лицо, его реакцию на тебя.
Я не знаю, как это кончать не вместе. Может быть, у меня и было такое, но я этого не помню. И сейчас, услышав участившееся дыхание, увидев изменившийся взгляд, я перестала сдерживаться.
Я не ору, но кричу. Я не заставляю тело содрогаться, оно само сбрасывает напряжение последнего движения, мои ногти не раздирают кожу любимого, но пальцы пытаются запомнить его тело в такой важный момент.
В Тверь я попала только в три часа дня. Электричка была отменена, и пришлось брать билет на скорый поезд «Москва – Мурманск». И хотя до Москвы ехать было всего два часа, я ехала в другую жизнь. В родном городе я не была больше полугода.
Мы попрощались с Сигой на перроне, демонстрируя пассажирам поезда затяжной страстный поцелуй.
Перешагнув через порог вагона, я получила сильное впечатление от российского плацкартного вагона. Никогда раньше я в них не путешествовала, и, надеюсь, судьба обойдется со мной гуманно, не принуждая ездить и в дальнейшем.
Жаркий запах пота ста людей, мужских носков, застоявшейся еды и дешевых дезодорантов.
Мое место оказалось на верхней полке. Сидеть на ней было невозможно, расстояние до багажной полки всего сантиметров семьдесят, а свесить ноги на голову женщине внизу – себя не уважать. Я улеглась на жаркую клеенку и тихо, никому не мешая, начала сходить с ума от духоты.
По вагону стаями бегали дети. Кто босиком, кто в тапочках, кто в носках. Мужчины, утепленные собственным волосяным покровом, потели, пили пиво и опять пахуче потели. Грудной младенец у женщины подо мной капризничал. Женщина видела, что малышка красная от духоты, но боялась открыть окно.
Все вместе было похоже на ад коммунальной квартиры. Я выпросила у мрачного дядьки с полки напротив мятую газету и пыталась ее читать. Смертельно хотелось спать, и я клевала носом, вздрагивая каждые пять минут от пробежек орущей детской компании. Когда за окном проплыл Зеленоград, я поверила, что есть надежда, и я не сойду с ума до Москвы.
Глава 8Взгляд из Москвы
Давненько я не приезжала в Москву на поезде, тем более на Ленинградский вокзал.
Очень не понравилось. Толкотня. Слишком много палаток и торгующих дешевой снедью женщин. А уж народу! Час пик, седьмой час вечера.
Запах вокзала в самом отвратительном варианте, бомжовом, преследовал меня и в дворцовой роскоши рекреации метро «Комсомольская».
Сев в вагон метро, я больше всего боялась заснуть. На кольцевой линии, как говорят бывалые люди, можно ездить часами, и в голову никому не придет тебя разбудить. Глаза закрывались, не обращая внимания на грозные приказы мозга: «Не спать!»
Мою дрему прервал шум. С трудом открыв глаза, я наблюдала за оживленными пассажирами и главным объектом их внимания – профессиональным попрошайкой лет десяти.
На его вызывающе-просящий взгляд я отрицательно покачала головой, показывая, что денег не дам. В детстве мама при первом моем поползновении дать милостыню чумазой девочке в пригородной электричке зажала мою руку. На весь вагон она объясняла мне, что до тех пор, пока детям будут давать милостыню, родители этих самых побирающихся детей или кто там стоит над ними не отдадут их в школу, а будут заставлять попрошайничать.
И сами дети, с младых грязных ногтей приученные к тому, что деньги не нужно зарабатывать, их дадут «просто так», в будущем будут искать легкие пути заработка. Трудиться, в самом широком и положительном понимании этого слова, их уже не заставишь никогда.
Тирада возымела действие, старушка в середине вагона протянула нищенке не деньги, а булку, но девочка зло бросила ее на пол. Больше девочке никто денег в вагоне не давал. Я, пораженная яркой иллюстрацией маминых слов, запомнила урок на всю жизнь.
Но сегодняшний смуглый мальчишка был необычен. Он играл свой собственный спектакль, заранее настроенный на признание зрителей в виде монет. Он ожидал аплодисменты в виде купюр.
Женщинам он заглядывал в глаза и исполнял несколько па цыганского танца. Мужчин дергал за брюки и прижимал руку к сердцу. Иногда он танцевал что-то свое, дикое. Обойдя полвагона, он остановился перед мордатым толстяком. Мне показалось, что мужчина похож на выпущенного из зоны за особо плохое поведение.
Уголовничек начал копаться в нагрудном кармане плотной футболки. Пацан, ожидая его денег, успел собрать с соседствующих растроганных теток по пять рублей. Мужчина показал пацану милицейское удостоверение. Те, кто наблюдал за подростком, повернули головы в его сторону, ожидая продолжения.
Парнишка сначала отошел от милиционера. Когда же поезд стал тормозить перед станцией, смуглый мальчишка подскочил к сидящему милиционеру и отдал ему честь. Половина вагона захохотала. Я тоже. Мальчишка выскочил из вагона. Милиционер покраснел и вышел следом.
В пути я прикидывала – куда ехать? Домой нельзя, там Мила с сыном. Я ей полгода назад разрешила жить у себя вместе с Костей Ладочниковым. Копить на квартиру им еще лет пять, а теперь если заплатит Сергей, то гораздо меньше.
К родителям ехать просто опасно. Запрут или изведут вопросами и переживаниями за мою судьбу. Я их очень люблю, но быть под контролем двадцать семь лет устала.
Я нашла, как мне кажется, оптимальный вариант. Поехала к матери Милы, Алле Валерьевне. Если ее убедить, что мое инкогнито необходимо и выгодно, она будет молчать. То есть молчать по большому счету. В бытовом смысле голос Аллы Валерьевны мог составить конкуренцию отбойному молотку при дорожных работах.
Открыв мне дверь, Алла Валерьевна затянулась вечной сигаретой, сделала жест, чтобы я зашла, закрыла дверь и затушила бычок в одной из двадцати пепельниц, расставленных по квартире.
– Что случилось?
– Ничего особенного. – Я поставила на пол рюкзак, стащила с ног кроссовки. – А где ваш внучек Вовочка?
Стокилограммовая Алла Валерьевна закипала от любопытства.
– В детском садике, где ж еще. Ну?
Отвечать следовало сразу же, мама Милы промедления не терпела.
– Мне нужно побыть в Москве один день, но чтобы родители не знали. Утром уеду. Представляете, что с ними будет, если узнают? Очень кофе хочу.
Алла Валерьевна закурила следующую сигарету.
– Ты, Насть, совсем от жизни оторвалась. Милка с Костей на квартиру копят, я помогаю. У меня получка только через два дня. Какой, на хрен, кофе? Чайком обойдешься, с белым хлебушком.
Я залезла в карман и протянула тете Алле две купюры по тысяче.
– Надеюсь, что вы не проболтаетесь родителям. И еще на кофе надеюсь. С сахаром.
Алла Валерьевна прошла на кухню, я за ней.
– Надейся. – Она взглянула на меня, демонстративно достала из ящика пакет. Со звуком выстрела встряхнула им. – На кофе. Уже иду.
– Теть Алл, а чего про Костю не спрашиваете?
Женщина усмехнулась всем большим телом.
– Знаю уже. К тебе на помощь поехал. – Она с сожалением забычковала начатую сигарету. Лицо ее стало решительным. – Пошла.
Глава 9Резкий братец Андрей
За тетей Аллой хлопнула дверь. Больше всего хотелось плюхнуться в широкую кровать, лицом вниз на подушки, и заснуть часов на двадцать. Но не время.
Я набрала рабочий телефон Андрея.
– Привет, братишка. Я в Москве.
Андрей хмыкнул в телефонную трубку.
– Где именно?
Вздрогнув от надвигающего сна, я промямлила:
– Можешь не напрягать своих фээсбэшных телефонистов, я у мамы Милы, моей подруги, Ладочникова невесты.
– Догадался заранее. Говори быстрее, у меня мало времени.
Я потерла слипающиеся глаза.
– Информация шокирующая, Андрюша, по твоему ведомству. Не по телефону, записывай адрес.
Через двадцать минут вернулась Алла Валерьевна. Сев на кухне напротив меня, она поставила у ног пять полных пакетов.
– Жара-то какая, прямо худею. Так ты расскажи, с чего в Москву примчалась? Что случилось?
– Случилось, теть Алл. И есть возможность Косте заработать первый взнос на квартиру.
Тетя Алла поерзала на табуретке.
– Они еще не расписались.
– Господи, тетя Алла, да куда он от Милы денется?
– Это верно. Семья у них будет крепкая. Она ж беременна.
Новость меня и огорошила и порадовала.
– Да вы что? А почему она мне не сказала?
– Не успела. Ты всего три минуты с нею разговаривала. Я, Настя, помимо кофе с сахаром, кефира купила, два килограмма гречки, пряников, пшена и курицу. Остальное для Вовочки оставила. Курить будешь?
Необычное предложение.
– Да когда я курила, тетя Алла? Нет, конечно.
Алла Валерьевна затушила сигарету и тут же засмолила новую.
– Еще сигарет себе легких купила. Ради тебя.
– Спасибо…
Молчание провисло минуты на две.
– Не голодная? – с подозрением спросила тетя Алла.
– Нет.
В очередной раз затянувшись сигаретой, тетя Алла тоскливо взглянула на холодильник.