– Помните, говорили, что еще на этапе строительства «Княжны» кто-то погиб? – отчего-то зачастил Калли. – Может, тогда, именно тогда и родилось проклятье?
– Но почему… мы увидели именно пожар?
– Не знаю… – прошептал эльф с ноткой отчаяния. – Может, оно тогда… к примеру… окончательно сформировалось?
Версия казалась слабой, необоснованной, каждый из фактов можно было объяснить иначе, но спорить или что-то еще придумывать возможности уже не осталось.
– И что же делать?
Калли вновь огляделся. Что-то тянуло внутри, как бывает, когда разгадка слишком неприятна и не хочется наконец ее озвучивать. Вроде как если не говорить, то и не было. Однако в реальной жизни это не работает. А в магии?
Юноша прикрыл глаза. Всегда нужно идти до конца. Друзьям он объяснил бы свой принцип примерно так: это как пройти мимо затаившейся нежити. Тебя она может и пропустит, а вот повезет ли следующему прохожему – вопрос. Да и врага за спиной оставлять – не дело. На самом же деле эти доводы не имели никакого отношения к истине. Есть просто то, что правильно, и нельзя поступить иначе.
…Ты должен поступать так, потому ты Светлый эльф, маг Жизни, достойный человек… Глупости. Просто есть внутреннее понимание, что и как должно быть. И если поступить иначе… какие ни были бы причины, как усердно ты ни убеждал бы сам себя в обратном, что бы тебя ни оправдывало… в глубине души ты всегда будешь знать истину. Калли не собирался отступать от себя самого. Поэтому мысленно собрался, призвав на помощь всё имеющееся в наличии мужество, коль уж магия отказала, и рявкнул он, копируя Грыма:
– Выходи!
У тролля частенько такой прием срабатывал. Правда, обычно только в тех случаях, когда противники считали себя сильнее или если очень хотели не драки, а чего-то другого. На это эльф и рассчитывал. Несмотря на доводы логики и Марион, он не считал, что им случайно удалось увидеть произошедшее. Это могло быть закольцованное внутри корабля-проклятья воспоминание, да. Однако Калли чувствовал – все не так просто.
– Да выходи же!
Мирек и Марион смотрели на него с подозрением, но не мешали. Очевидно, что-то такое сквозило в выражении его лица, что заставило их молчать.
Пауза затягивалась.
Калли уже начал думать, что выглядит на редкость глупо, приказывая пустой комнате, как вдруг перед ними пространство начало темнеть. Не полностью, а небольшой участок с человека высотой. Дернулись, наверное, все трое. Не чуждые магии, они невольно отступили назад, такой темной силой потянуло от медленно расползающейся в воздухе тьмы. За ней шел страх. Путал мысли, мешал думать.
Эльф честно признался себе, что боится. Это позволило хоть как-то взять себя в руки. Пусть и не сразу.
Внешне странная субстанция зелено-черного цвета не походила на что-то конкретное. Дрожащее пятно будто какой-то маслянистой жидкости, против всех законов застывшее вертикально в воздухе. Периодически оно дергалось, и начинали прорезаться контуры фигуры, даже черты лица, но потом снова стирались. Но пугало не это, а тот тяжелый дух, исходивший от существа, аура, режущая, злая, подавляющая.
Нужно было что-то делать, сказать, но Калли будто онемел, глядя, как непонятная субстанция пытается воспроизвести человеческую фигуру.
– Да оформись ты уже! – рыкнул Мирек, несказанно удивив этим остальных. Возможно, и их противника: тот будто послушался и принял форму. Теперь они видели перед собой смазанные, но уже вполне человеческие черты. Правда, только сверху, где-то на уровне солнечного сплетения контуры снова расплывались, будто кто-то щедро плеснул на акварельную картину водой, краски мигом смешались и теперь стекали вниз, исчезая во тьме. Сперва казалось, перед ними паренек лет четырнадцати-пятнадцати с острыми, болезненными чертами лица. Потом что-то неуловимо менялось, и на них смотрел взрослый, переживший горе человек. Или не переживший.
Марион испуганно прижалась к Калли, до синяков сжимая его предплечье. Мирек еще сильнее напрягся, чуть наклонился вперед, будто готовясь отразить атаку.
– Ты кто? – хрипло спросил эльф, надеясь, что его речь поймут. Мысленно он пытался разобраться, с чем или кем имеет дело. В Университете они точно такого не проходили.
Калли ощутил на себе взгляд этого, чем бы оно ни было. При этом глаза на лице— рисунке из чистой силы остались неподвижными. Эльф с трудом сглотнул, не решившись перейти на магическое зрение. Он уже знал, что увидит: темная энергия заполнила все пространство. «И ставить защиту уже поздно, – с отчаянием подумал Светлый. – Только разозлишь его». Да и магии он по-прежнему не ощущал.
– Кто ты? – разве что не простонала Марион, прижимаясь к Калли и не отрывая взгляда от черной силы с человеческими чертами.
Им не ответили. Будто оценивали, выжидали. Калли пытался сообразить, хорошо это или плохо. Если бы их хотели просто убить, то можно было и вовсе не показываться. Просто ждать. Наверняка, чем дольше они тут находятся, тем хуже для них. Но показался же… Что это за существо? Человеческий ли у него характер или уже какой-то другой? Или это вообще игры разума?
Через некоторое время эльф мысленно скривился над своей заново обнаруженной закостенелостью и представил на своем месте Златко. Друга он знал хорошо, порой даже предугадывал его действия и реакции. Как маг Жизни, Калли тоже зачастую мог проявить чуткость и понимание, вот только почему-то не всегда. Сила его куда больше подходила не для лечения живых, а для уничтожения мертвых. Но уничтожить этого, похоже, так легко не удастся. Поэтому прочь, прочь эти мысли. Так, значит, Златко… что бы он сказал?
– Всё сложилось очень необычно, – медленно начал эльф, внимательно следя за реакцией. Пока ее не было, но ощущение чужого тяжелого взгляда не отступало. А вот Марион и Мирек смотрели, открыв рты. – Вряд ли ведь маги с предыдущих кораблей с тобой общались… – продолжил он с вопросительной интонацией.
По темной энергии будто дрожь пробежала. Игра магии или все же ответ? Пусть и невольный.
– А с обычными людьми общаться не получается, так?
Снова это едва видное изменение, но слабее.
– «С едой не общаются…» А к нам ты вышел. Даже спектакль показал. Так что мы можем для тебя сделать?
Логика высказывания удивила всех, включая самого эльфа, хотя он, разумеется, никак не проявил это внешне. Слова вырвались будто без его участия. То ли так вошел в роль Златко, то ли наконец проявилась мудрость, приписываемая его племени. Взгляд откуда-то из пустоты не отпускал. Возможно, Калли показалось, но тот стал более оценивающим. В лице эльфа ничего не изменилось. Он продолжал держать мину вежливого участия. Марион и Мирек боялись вздохнуть.
«Почему он молчит?» – думал Светлый, не отрывая взгляда от изображения юноши. «А ты бы поделился своей самой большой бедой с первым встречным? – усмехнулся в голове внутренний голос с интонациями лучшего друга. – Бедой, которая стала твоей сутью? С первым же наглым, слишком молодым, да еще и другого вида встречным?» «И что делать?» Оказалось, искать решение в форме диалога, пусть и с самим собой, намного проще. «Оставить лазейку для чужой гордости…» «Но слышит ли он меня, понимает?» – Калли не знал ответа. Возможно, поэтому внутренний голос тоже молчал. Лишь спустя минуту обронил: «Пробуй… Что тебе еще остается?» Эльф мысленно усмехнулся. В последней фразе звучали ворчливые нотки Грыма. Дорогие друзья оставались рядом, даже будучи далеко.
– Иногда любому требуется помощь… что-то, что он не может сделать сам, – тихо, медленно, с внутренней тревогой всматриваясь в лицо неизвестного, заговорил Калли. – Нет ничего постыдного в том, чтобы обратиться к сапожнику, когда прохудился сапог, или к магу, когда упыри скребутся в окна… Позволь… помочь тебе. Надеюсь – я смогу.
Пока он говорил, ему казалось, что напряжение вокруг все увеличивается, но потом вдруг начало отпускать. Будто тиски разжимались на сердце. Тьма задумалась. А Калли продолжал вглядываться в лицо, нарисованное магией. Взгляд, острый нос и тонкие губы перетягивали на себя все внимание. Однако в какой-то момент эльф разглядел между неровными прядями на лбу какой-то символ. Раньше Светлый не замечал его, или того не было? Скорее, второе, потому что на щеках вдруг стали проступать какие-то узоры.
Символы или буквы… Калли лихорадочно перерывал память в поисках чего-то похожего. Взгляд Марион метнулся вниз, к рукам юноши, и эльф мгновенно понял направление ее мысли – на ладонях «проклятья», хорошо видимых в отличие от почти всей нижней части, тоже темнели непонятные знаки.
Лицо неизвестного начало наконец меняться: с видимым трудом, будто забыл, как это делать, он открывал рот. И тут же весь корабль пронзил тонкий мучительный звук, от которого захотелось схватиться за уши. Калли невольно внутренне сжался. Столько боли звучало в этом стоне, столько непередаваемого отчаяния…
– Я… мы поможем! – рванулась душа эльфа вперед.
Звук стал тише, потом и вовсе прекратился.
– Мы поможем, – почти умоляюще произнесла Марион. Они с эльфом не увидели, но Мирек горько усмехнулся, отводя глаза.
Их странный собеседник продолжал смотреть на них, причем не глазами, как-то иначе, из витающей вокруг тьмы. Минуты бежали, но он не двигался. Замерли и «гости». Калли так и не понял, что изменилось. Может, тот, кто глядел из темноты, наконец принял решение, или катящиеся по щекам Марион слезы помогли. Но нарисованный магией мальчишка наконец поднял руку, медленно протягивая ее к троице.
В ладони тускло блеснули мелкие старинные монеты.
– Домой… – прошептали-прохрипели-простонали из темноты.
«Домой», – шепнуло что-то внутри них, мольбой, заклятием, горькой болью, и перед глазами встал ветхий домик в неизвестном городе.
Домой…
Калли быстро, боясь спугнуть удачу, достал платок и потянулся за монетами. Но на полпути остановился и посмотрел на Марион. Шальная идея посетила его голову.
– Бери ты! – приказал он девушке. Та распахнула в удивлении глаза. – Быстро! – рявкнул эльф, чувствуя, что колеблются уже двое.