– Как хорошо, что ты тоже девушка! Я уже боялась, тут сплошняком парни! – выдала она свой самый большой страх.
Эйлиан оглядела очередь. И правда – одни юноши.
– Будем подругами! – эльфийка даже не сомневалась, что их обеих возьмут в обучение. Ее уверенность оказалась неожиданно заразительна, и Эйли как-то вдруг сразу успокоилась, хотя еще минуту назад дрожала от ужаса.
– Слушай, я все хочу спросить… ты не обидишься? – эльфийка стояла позади сидящей Эйлиан и расчесывала ее волосы, собираясь сделать ей прическу в стиле Светлых. В тот день они обе действительно поступили и теперь учились вместе.
– Алани, как на тебя вообще можно обижаться?
– Это регулярно выходит у моих сородичей.
– Зато у всего остального мира – нет! Так о чем ты хотела спросить?
– А почему ты… – Алаениель замялась, – не используешь магию Земли? Она же у тебя такая сильная. Для человека – так особенно.
Эйлиан долго молчала.
– Я… не хочу, – наконец произнесла она. Магия Земли досталась ей от матери, настоящей матери. Не той, которая ее вырастила и которую она так любила.
– Я тебя все-таки обидела? – расстроилась эльфийка.
– Нет, – тут же ответила Эйлиан, мгновенно переключаясь со своих горестей на подругу. – Нет. Просто… я не хочу использовать эту магию. Я вообще с ней ничего общего иметь не хочу!
– О! – губки Алаениель выражали сейчас крайнюю степень удивления. – Но… магия же есть. Это… как игнорировать, что у тебя есть правая или левая рука!
– Пусть так. Я не хочу.
– А-а… ладно тогда… Жалко просто… Может, все-таки… я покажу тебе пару эльфийских методик и…
– Нет.
«Здравствуйте, дорогие мама, папа и Люси!
Вы уехали совсем недавно, но я по вам уже очень скучаю.
Хочу поделиться своей самой большой радостью – у меня появилась подруга! Это та эльфийка, с которой я познакомилась при поступлении, помните, я рассказывала? Я думала, все Светлые эльфы – невыносимые зануды и снобы, но Алаениель совсем не такая. Она даже подарила мне свою ленту в знак нашей дружбы!..»
За окном неистово выл ветер и, кажется, не только он. Складывалось впечатление, что Златко находится в эпицентре урагана, какого-то стихийного бедствия. Дом ходил ходуном, стены дрожали, ощутимо потемнело. Только прекрасные глаза четырехликой горели потусторонним всепожирающим зеленым огнем.
– Колдуй!
Изображение неизвестного города из Срединных земель легко перед ним.
– Что ж, коллега, я впечатлен вашими рекомендациями и, пуще того, умениями, – строгий сухопарый мужчина откинулся в кресле, где сидел. Невозможно было понять, сколько ему лет, но о главном целителе лечебницы Конвоер легенды ходили уже пару столетий. Выглядел же он так, будто лишь лет десять назад закончил лекарскую школу. – Не так часто я встречаю людей, столь же заинтересованных в своем деле, как вы. У вас потрясающие знания в травологии.
– Моя мама из рода знахарей. Там поколений травников и целителей не счесть, – тепло улыбнулась Эйлиан.
– Тогда понятно. Отлично, что вы не ограничились этими знаниями, а пошли в лекарскую школу.
– Как и моя мама.
– Даже так? Потрясающе. Вы действительно разработали снадобье сиеннан для восстановления после ранений? Впрочем, я сам это знаю. Ваш наставник в Кологде – мой близкий друг. С такими успешными идеями даже странно, что вы не пошли по научной стезе.
– Теория без практики – пуста. Практика без теории – ущербна. Я хочу заниматься и тем, и другим.
– Да-а, – протянул он после долгого молчания. – Как я уже сказал, я впечатлен. Что ж, отлично, Эйлиан, вы позволите так себя называть? Добро пожаловать! Я рад, что мы будем работать вместе.
В тот день ее заветная мечта исполнилась. Ее приняли! Приняли на работу в такое место! Как она и мечтала! Лучшая практика из возможных! Приняли без оговорок, без какой-нибудь унизительной стажировки, сразу лекарем! Со встречи с главным целителем больницы Эйлиан практически летела, уже представляя, что напишет своим самым родным людям.
В комнату на втором этаже, которую снимала у милейшей хозяйки, буквально впорхнула и уже внутри закружилась от избытка чувств. Улыбка не сходила с ее лица, пока она случайно не поймала в зеркале чье-то отражение.
Из глубины серебряного стекла на нее смотрела взрослая женщина со знакомыми чертами. Знакомыми, но… но много-много старше.
Целительница схватилась за свое лицо. Отражение проделало то же самое. Пальцы ощутили морщинки, которых еще минуту назад не было. Но хуже того – они углублялись с каждой секундой. Не прошло и пары мгновений, как в зеркале отразилась древняя старуха с перепуганными девичьими глазами.
Тогда нервы не выдержали. Она закричала и лишилась чувств. Прибежала хозяйка дома, соседи, начали ее тормошить. Когда целительница пришла в себя, в первую очередь бросилась к зеркалу, но то показывало ее привычное лицо без каких-либо изменений.
Пришлось что-то врать, выкручиваться. «Перенервничала. Наверное, устала, привиделось… Может, что-то не то съела?»
– Девочка, что ты тут делаешь? – коллега вынырнула из-за поворота в правое крыло лечебницы и наклонилась к ней.
«Что происходит? Почему она стала такой высокой?» Эйлин опустила глаза и ужаснулась: платье, которое ей доходило до щиколоток – очень модно! – теперь подолом лежало на полу. Кстати, плохо помытом! Нужно сделать замечание уборщикам!
– Ты маму ищешь?
«Это розыгрыш?»
Но в отражении окна была видна маленькая девочка. Очаровательный милый ребенок, которым она никак не могла быть.
Врать себе больше не имело смысла. Кровь матери, настоящей матери, не той, которая ее воспитала, пробудилась.
Нужно научиться с этим жить… Возможно, эти дурацкие смены возраста можно контролировать? Главное, как-то понять, что на них влияет и как с ними справляться!
О своей настоящей матери Эйлиан знала немного. Они с отцом не были женаты. Ему даже не было известно, что у него уже имеется дочь, пока эта женщина не появилась ночью на пороге его дома с ребенком на руках.
Она рассказала отцу и его молодой жене о четырехликих и о том, что уходит. И не может взять с собой маленькую Эйлиан.
– Почему? – вырвалось тогда у кого-то из супругов.
– Когда четырехликая вступает в заповедные земли своего суженого, ее прошлая жизнь исчезает для нее, – женщина говорила с трудом, слезы мешались в ней с какой-то совсем иной болью. Будто каждая секунда здесь давалась ей с кровью. Непонятная, но ощутимая как нечто вполне материальное чуждость уже поселилась в ее венах, выглядывала из глаз и пугала до дрожи. Словно говоришь с бездной, с поднявшейся и застывшей штормовой волной. Вот-вот сорвет последнюю преграду – и обрушится, уничтожая все на своем пути. – Остается только этот мужчина – и его жизнь, его мир. Он подарит ей счастье, которое только возможно. Она будет царицей в его землях, равной ему по силе. Но все остальное, что было до него, исчезнет. Из памяти, из сердца, из жизни.
Женщина подняла на шокированных супругов темные, больные глаза.
– Я боюсь, что уже через пару дней и не вспомню, что у меня есть дочь.
Эту историю Эйлиан рассказали родители – отец и мачеха, когда ей было лет двенадцать. И тогда она поклялась, что никогда с ней не произойдет того же. В ней всего половина этой проклятой крови, а еще она сильная, умная и с железной волей! Она не позволит так с собой поступить! Никогда не забудет своих родных! Никто и ничто не сломает ее мир. И любое предназначение, любые суженые с их заповедными землями могут убираться к гоблинам!
И вот…
«Дорогие мама, папа и Люси!
Я говорила, что приеду. Что дома попытаюсь разобраться, справиться с этой напастью… Но, похоже, судьба все решила за меня. Я слышу зов. И вижу во снах и видениях, которые начали настигать меня даже днем, мужчину. Всё, как вы мне говорили. Похоже, это хозяин заповедного леса. Вокруг него всегда деревья и странные животные. Он ждет меня, и каждый день вдали от него оборачивается такой болью, которую не передать ни одним лекарским термином. Мама, мне так страшно…
Но им меня не сломить! Мама, папа, Люси, я обещаю, я так просто не сдамся. Это не моя судьба. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я это преодолею, я справлюсь. Я не позволю им так со мной поступить! Я никогда вас не забуду.
Люблю вас больше жизни,
Златко вынырнул из воспоминания и с ужасом посмотрел на четырехликую. Полное молчание сковало дом и лес. И в этой ужасающей тишине стало так жутко, словно оказался рядом с пропастью и почувствовал толчок в спину.
«Она не помнила, – понял Златко. – Она их забыла!» Четырехликая действительно не помнила, отчего ей так важна эта шкатулка. Не помнила своей прошлой жизни, семьи, друзей, всего, что было так важно и дорого… Так же, как ее настоящая мать, она забыла всё, когда вступила в земли своего суженого. Но ее душа, упрямство и сила воли до последнего цеплялись за эту шкатулку, как за то единственное, что осталось из прошлой жизни и не давало полностью отдаться этому, новому, миру. «О боги… сколько же десятилетий прошло?!.»
В этой полной тишине неожиданно разбилась одна из стоящих у самовара чашек. Одна… вторая… потом разлетелись на мелкие осколки баночки с вареньем, затем что-то еще…
И четырехликая закричала.
И казалось, весь мир кричит вместе с ней. Ветер будто обезумел. С черного от туч неба срывались молнии и били, били в землю, в лес, в воду. Рваный дождь обжигал ледяными плетями. С ужасным скрипом гнулись до земли вековые деревья. И каждый листок, каждая травинка, каждая, даже самая малая, зверушка рыдали и мучились вместе со своей хозяйкой. Кричали и не могли выкричать из себя эту боль.
Гуэнхал ворвался в дом, когда, казалось, тот уже не выдержит. Проломился сквозь все защиты и схватил Эйлиан в объятия.
Она кричала, захлебывалась этим криком и слезами.
– Как я могла… Гуэнхал, как я могла?!.