- Так, по крайней мере, считают часовщики.
- Попугай действительно пел арии?
- У меня нет оснований в этом сомневаться.
- И отвечал на вопросы?
- Могу лишь повторить уже сказанное мною.
- А когда его починят?
- Ответ на этот вопрос интересует меня самого, - сказал Мецнер. - Пока я не могу подобрать часовщика, который бы взялся за эту работу. Кулибины рождаются раз в двести лет, а Штернберги - не чаще, чем в полустолетие.
- И все-таки вы рассчитываете найти специалиста?
- Надеюсь, - сказал Мецнер. Но уверенности в его голосе отец не почувствовал.
Таким образом, то, что я вычитал в «Санкт-Петербургских ведомостях», превратилось если и не в удачу, то во что-то на нее похожее.
В остальном же отцу не везло. Здорово не везло. Безвозвратно исчезли, не оставив никаких следов, сделанные Кулибиным в Нижнем Новгороде часы «Илья Муромец», «Птичий двор», «Жар-птица», «Царевна».
А исправленные и «возобновленные» мастером часы, «представляющие между разных растений пень дубоваго дерева с отрослями, листьями и желудками», будто сквозь землю провалились.
Неудача за неудачей, поражение за поражением.
И вдруг…
Просматривая подшивки старых журналов, отец наталкивается в 23-м номере «Москвитянина» за 1853 год на небольшую заметку «Кулибинские часы», подписанную неким Обнинским.
Белов достал из своей папки очередной документ и прочел мне:
- «К реестру произведений Кулибина в 14 номере «Москвитянина» прошу редакцию позволить мне прибавить следующее: стенные астрономические часы большого формата, недельные.
В середине циферблата - золотой двуглавый орел, под ним вензель государыни Екатерины II. Кругом на серебряной доске надпись: «Приеменито имя ея во веки». Вверху - луна в голубиное яйцо. В циферблате золотое солнце показывает ход обеих планет. Двенадцать месячных знаков. Затмения солнца и луны. Черный и белый круги, показывающие время дня и ночи. Стрелка, показывающая високосные годы. Течение и перемены разных планет. Числа дней, названия месяцев и сколько в котором дней.
На дверцах футляра - круг географический. Другой круг - отгадывающий, сколько у кого денег в кармане (столько раз часы ударят), лишь бы было не более 84 рублей.
На минутной стрелке устроены удивительно маленькие часы в гривенник, не имея никакого сообщения с общим механизмом часов, показывают время очень верно.
Еще несколько штук, которые определить может астроном.
История часов следующая. Граф Бутурлин, имевший свой дом в Немецкой слободе, купил оные часы у Кулибина за 18 тысяч ассигнаций. Перед нашествием французов в Москву граф уехал в Воронежскую вотчину. А смотритель дома в Москве, желая сохранить драгоценные часы, снял оные с футляра, завернул в циновку и опустил в домашний пруд.
Так часы пролежали в пруду до весны. После их вынули, графский часовщик Леонтьев вычистил, и часы идут до сих пор у меня.
Если угодно редакции прислать освидетельствовать во всякое время дня, то я очень рад буду, что диковинное произведение нашего русского механика, стоившее ему много труда и соображений, не погибнет в реке неизвестности.
Жительство имею в Москве на Пятницкой, против церкви святого Климента, в собственном доме.
П.Н. Обнинский.
Ноябрь, 21».
Василий Петрович дочитал до конца опубликованное в журнале письмо Обнинского и аккуратно положил его обратно в свою папку.
- Можете себе представить, голубчик, какое впечатление произвела эта публикация на отца, - сказал он. - О том, что граф Дмитрий Петрович Бутурлин, адъютант Потемкина, а впоследствии директор Эрмитажа, был большим поклонником Кулибина и приобрел у Ивана Петровича описанные Обнинским часы, ни для кого тайной не являлось. Но не являлось тайной и другое. В 1817 году Бутурлин уехал во Флоренцию. Предполагалось, что часы Кулибина вместе с другими экспонатами своего домашнего музея и богатейшей библиотекой он перевез в Италию (после его смерти библиотека продавалась в Париже с аукциона. С молотка пошли и картины известных художников, скульптура, ювелирные вещи).
Говорили, что часы Кулибина были куплены на аукционе каким-то богатым англичанином. А бывший сослуживец отца уверял его, что видел собственными глазами эти часы в доме некоего римского фабриканта, который перепродал их своему родственнику.
И вот оказывается, что часы Кулибина никогда не покидали Москву.
Но так ли это?
Может быть, Обнинский - жулик, решивший спекулировать на интересе к творчеству Кулибина?
Может быть, но всё-таки не похоже - «жительство имею в Москве на Пятницкой, против церкви святого Климента, в собственном доме».
Жулики, как правило, предпочитают не сообщать своего адреса.
Кто же этот П.Н. Обнинский?
Отец навел справки. Оказалось, что Петр Наркизович Обнинский - уважаемый человек, старый москвич. Кончал университет по юридическому факультету, затем работал какое-то время в Калужской губернии мировым судьёй, вернулся в Москву. Теперь служит прокурором Московского окружного суда. Опытный юрист, по убеждениям либерал.
Итак, с самим Обнинским никаких подвохов. Но из того, что часы когда-то ему принадлежали, вовсе не следует, что они и сейчас являются его собственностью. Он мог их продать или подарить.
Нет, знакомые Обнинского утверждали, что часы по-прежнему у него.
Отец никак не хотел поверить в свою удачу.
Но через день или два он получил возможность не только посмотреть на кулибинские часы, но и, как положено истинно русскому, пощупать их руками.
- Не верю, что они передо мной, - признался он гостеприимному хозяину. - Будто всё во сне.
- Хотите, чтобы они угадали, сколько при вас денег?
- Буду весьма признателен.
Обнинский нажал на какую-то кнопку, и часы поспешно, словно боясь опоздать, пробили двадцать один раз.
- Двадцать один рубль? - торжествующе спросил Обнинский.
Отец засмеялся.
- Двадцать. Им уже больше ста лет. Так что следует сделать скидку на старость. А на один рубль при подсчете даже я могу ошибиться. Чего же от них требовать?
- Нет, нет, Петр Никифорович! - запротестовал Обнинский. - Они не ошибаются. Получше проверьте карманы.
- Извольте. Но…
- Проверьте, проверьте!
Отец вывернул карманы, и из них посыпалась мелочь.
- На рубль не наберется.
- А вы пересчитайте.
Отец пересчитал.
- Нуте-с?
- Почти рубль. Девяносто пять копеек. Двадцать рублей девяносто пять копеек. Так что прошу у часов извинения.
- А это? - Обнинский достал закатившийся под диван пятачок. - Ровно двадцать один рубль, Петр Никифорович. А заметьте: не только в гимназии, но даже в церковноприходском арифметике не учились. Своим умом дошли.
- Или кулибинским.
- Это вы верно заметили, - развеселился Обнинский.
Отец осторожно перевел разговор на свою коллекцию часов, рассказал о поисках часов, сделанных Иваном Петровичем Кулибиным, легенду про Бомелия и его пророчества.
- Весьма любопытно, - заметил Обнинский. - Но я гляжу, что самый главный для себя вопрос вы тщательно обходите…
- Что вы имеете в виду? - сделал недоумевающее лицо отец.
- Вы хотите приобрести у меня часы Кулибина, не так ли?
- Да.
- А что пророчествовал по этому поводу злой волхв Бомелий?
- Боюсь, что по этому вопросу он не успел высказать своё мнение.
- Я тоже этого опасаюсь, - согласился Обнинский. - Тогда решать нам. Я не коллекционер, Петр Никифорович, и признаю, что часам Кулибина больше понравится у вас. Но без них мой дом сразу же опустеет. Уж больно я к ним привык. Я хочу подумать. Мой ответ через месяц вас устроит?
- Конечно. Я вас очень хорошо понимаю.
- Вот и отлично.
Часы оказались в хорошем состоянии. Надо было лишь отрегулировать ход - они отставали на шесть минут в сутки, - починить механизм стрелки, указывающей на затмения солнца и луны.
- Часовщикам не показывали?
- Избави бог! - испугался Обнинский. - Я их к этим часам на пушечный выстрел не допускаю. Святое правило.
- Очень разумное правило, - согласился отец. - Но мне думается, что сейчас можно сделать из него исключение.
К тому времени Мецнер через своих петербургских знакомых разыскал придворного часовщика Генриха Вольфа, репутация которого не вызывала никаких сомнений. По приглашению Мецнера Вольф приехал в Москву и уже успел доказать, что ему не зря так густо курили фимиам. Он, правда, ещё не вернул попугаю Микешина его былую разговорчивость, но всё же механическая птица вновь запела. И неплохо запела. А это немало. И отец посоветовал Обнинскому (он никогда потом не мог себе этого простить) отдать часы Кулибина для починки Мецнеру.
- Надо воспользоваться представившейся возможностью. Когда Вольф опять окажется в Москве, одному богу известно, тем более что поговаривают, будто он собирается вернуться на родину.
- А он откуда родом?
- Из Баварии.
- Сколько он еще пробудет у Мецнера?
- С неделю. А учитывая, что Мецнер старый поклонник Кулибина, ваши часы он исправит в первую очередь.
- Ну что ж, спасибо за добрый совет, - сказал Обнинский. - Не премину воспользоваться услугами Вольфа.
На следующий день Обнинский завез Мецнеру кулибинские часы. Мецнер был так счастлив, будто Обнинский сделал ему бесценный подарок.
- Вы себе даже не представляете, как я вам благодарен, - беспрерывно повторял он, прижимая руки к груди. - Если я смогу быть вам чем-либо полезен, я к вашим услугам.
Обнинский поинтересовался, когда часы будут готовы.
- Вольф ими займется тотчас же, так что не позднее субботы. Я не ошибаюсь, господин Вольф? - обратился он к голубоглазому человеку с идеально правильными чертами бледного лица, который что-то изучал в глубине комнаты.
- Простите?
- Я говорю, что часами Кулибина вы займетесь сегодня же. И, учитывая, что они в приличном состоянии, господин Обнинский, оказавший нам честь своим доверием, сможет их получить не позже субботы, не так ли?