Альварес ничего проводник, толковый. Переночевать, правда, пришлось там же, у водопада. Но уже к обеду следующего дня он вывел нас на затерянный в джунглях аэродром.
Мы сидели со Светланой в какой-то хибаре и смотрели, как за окошком начинает накрапывать дождь.
— Не нравится мне всё это, — покачала головой Света.
— Что именно? — поинтересовался я.
— Дождик, например.
— Дождик как дождик, — пожал я плечами. — Покапает — пройдёт.
— Не скажи, — не согласилась Светлана. — Если это начало сезона дождей, то зарядит надолго.
— А когда у вас сезон дождей? — забеспокоился я.
— В Рагвае уже, наверное, начался, а тут — не знаю.
Судя по её лицу это не все плохие новости.
— Тебя ещё что-то беспокоит?
— Точнее, кто-то. Наш проводник.
— Альварес? — удивился я.
— А что у нас был кто-то ещё, если, конечно, не считать того бедолагу, которого подстрелили пограничники?
Перепираться не хотелось, и я сказал примирительным тоном:
— Согласен, глупость спросил. Ну и что в нём не так?
— Понимаешь, — задумчиво произнесла Светлана, — он какой-то не такой. Настоящий проводник довёл бы нас до цели и был таков. А этот всё ещё около нас.
— Думаешь, ему что-то от нас надо? — проникся я её беспокойством.
Сзади раздалось лёгкое покашливание. Мы разом повернули головы. Возле двери стоял Альварес. Увлёкшись разговором, мы не заметили, когда он вошёл. Интересно, многое он слышал?
— Чувствую, пришла пора поговорить по душам, — произнёс Альварес на чистейшем русском языке.
Если меня его слова лишь удивили, то Светлана впала в ступор. Альварес подошёл к нам и уселся рядышком.
— Дело в том, ребята, что я резидент советской разведки.
Это фраза показалась мне настолько дикой, от неё настолько отдавало бутафорией, что я чуть не расхохотался. Светлана, напротив — вскочила с места и отпрянула в сторону. Лицо страдальчески исказилось, она помотала головой, с губ сорвался полувопль-полурыдание:
— Нет! Нет! Я вам не верю! Этого просто не может быть!
У девушки явно начиналась истерика. Пока я думал, как ей помочь, Альварес неожиданно прокричал командным голосом:
— Лейтенант Мамаева, немедленно прекратите!
У Светы был такой вид, будто её только что отхлестали по щекам. Она опустилась прямо на пол, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Я поспешил присесть рядом, обнял Светлану за плечи. Она тут же ткнулась в моё плечо носом, но плакать не перестала. Успокаивающе поглаживаю её по волосам и с укором говорю Альваресу, который, надо отдать ему должное, пребывает в полной растерянности:
— Вы бы, товарищ, как-нибудь поаккуратней делали такие заявления. Видите, до чего девушку довели?
Альварес горестно всплеснул руками.
— Господи, да отчего вы все такие нежные? Девочка, ты что, действительно вообразила, что я пришёл по твою душу? Ты ведь даже не обратила внимания на то, что помянув разведку, я сказал «советская», а не «российская». Я был заслан сюда ещё во времена СССР, в российской разведке толком и послужить не успел. Связь с Центром я потерял задолго до твоего появления в Рагвае.
Эта фраза прозвучала на такой минорной ноте и была произнесена так искренне, что нашла отклик не только в моей душе. Светлана прекратила плакать и уставилась на Альвареса, правда, всё ещё недоверчивым взглядом.
— Ты спросишь, откуда я знаю твою девичью фамилию и звание? — продолжал убеждать её Альварес. — Так ты этого особо и не скрывала. Как минимум, нескольким людям в Рансьоне это было известно. А что известно многим — известно всем.
Похоже, его слова показались Светлане убедительными. Она встала с пола и пересела на скамью. Я сделал то же самое, на всякий случай заняв место между ней и Альваресом. А он продолжил говорить, уже более спокойным тоном:
— Меня — кстати, можете называть меня Михаилом — направили в Латинскую Америку ещё при Юрии Владимировиче Андропове. Пока я обживался и приводил биографию в соответствие с легендой, в СССР началась перестройка. Связь стала неустойчивая, а потом пропала вовсе. Последнее сообщение из Центра, которое я получил, предписывало мне залечь на дно и ждать, самому связь не искать ни при каких обстоятельствах. Вскоре я услышал об арестах наших разведчиков, которых новое руководство страны выдало иностранным спецслужбам. Я был уверен, что меня ждёт та же участь, но за мной так и не пришли. Думаю, кому-то в Москве удалось уничтожить моё досье. Но вместе с ним пропала и ниточка, связывающая меня с Родиной. Последнюю надежду я потерял после твоего, Светлана, приезда. Да, я считал, что ты связная. Когда понял, что это не так, решил покинуть страну при первом удобном случае. И вот такой случай настал — я ухожу вместе с вами. Готовя по заданию Кардосы ваш побег, я решил зафрахтовать местечко и для себя.
Его рассказ показался мне необычным, но вполне логичным. Оставалось только кое-что уточнить.
— Как вы попали на службу к Кардосе?
— Перешёл по наследству от её мужа, — Альварес-Миша кивнул в сторону Светланы.
— Вы работали у Филиппе? — удивилась та.
— То, что вам это неизвестно, говорит только о том, что муж вас очень любил и не хотел посвящать в проблемные вопросы. А я занимался именно ими.
— Вы хотите сказать, что мой муж занимался тёмными делишками? — возмутилась Светлана.
— Я хочу сказать, что любое крупное дело в этой стране делается с привлечением различных технологий, в том числе противоречащих закону, — дипломатично ответил Михаил.
Светлана надулась, но больше не возражала.
— И каков план доставки нас на Родину? — спросил я.
— Завтра утром вылетаем в Ла-Пас…
— Ла-Пас? — перебил я его. — Это, если я не ошибаюсь, столица Боливии?
— Не ошибаетесь, — подтвердил Михаил. — Именно на территории этой страны мы в настоящий момент находимся. Из Ла-Паса летим в Каракас. Там Уго Чавес. Там нам помогут.
— Хороший план, — одобрил я.
— Спасибо, — поблагодарил Михаил. — Главное, чтобы вылет не отложили. Полоса здесь грунтовая, а сезон дождей действительно не за горами.
— А что это за аэродром? — поинтересовался я.
— А чёрт его знает, — искренне признался Михаил. — В основном его используют контрабандисты, может, кто ещё.
Наметившееся было напряжение спало. Я и Света вперемешку стали рассказывать Михаилу о том, что происходило на Родине после его отъезда. О чём-то он уже знал, о чём-то слышал впервые. В конце разговора спросил:
— Так какой сейчас в России государственный строй?
Светлана, уходя от ответа, перевела стрелки на меня:
— Пусть он ответит. Я год дома не была, а за год в России всё могло произойти.
— Ничего там не произошло, — возразил я. — Как была вертикальная демократия, так и осталась.
— А это что ещё за зверь? — удивился Михаил.
— Зверь — медведь, остальное поймёшь, когда окажешься дома.
Утром Михаил торопил нас с завтраком.
— Доедайте скоренько, пилот уже прогревает двигатель.
В самолёте мы со Светой уселись на лавки, а Михаил заглянул в кабину пилота.
— Можно взлетать! — провозгласил он.
Тут голос нашего проводник осёкся, и он медленно отступил вглубь салона. Следом из кабины, уткнув дуло пистолета ему в живот, вышел тип в камуфляже и недобро скалясь, произнёс:
— Отлично! Только сначала мы вас свяжем.
Из хвостового отсека выступили ещё две фигуры с автоматами. Мы были в ловушке.
— Кто вы и чего от нас хотите? — стараясь сохранять хладнокровие, спросил Михаил.
— Можете звать нас «ангелы жизни», — оскалился бандит. — Если у вас, конечно, есть деньги чтобы заплатить за жизнь.
— У меня денег нет, — сразу ответил Михаил, — я всего лишь проводник.
— Тогда ты нам не нужен, можешь идти.
Михаил многозначительно посмотрел на нас и направился к двери. Не знаю, что он задумал, — вряд ли просто спасал свою шкуру — но задумал он неправильно. Едва оказавшись в проёме входного люка, Михаил получил пулю в затылок и рухнул за борт.
— Вот видите, — обратился к нам бандит, пряча пистолет в кобуру, — для тех, у кого денег нет, мы — ангелы смерти.
Шёл девятый день нашего странного плена. Я сидел на камне, вросшем в землю недалеко от края уступа. На дне пропасти виднелись кроны деревьев, наверное, таких же, как и здесь. Выше, насколько хватало глаз, были только горы, покрытые вечнозелёным ковром. Неподалёку от согретого моим теплом камня небольшой ручей, протекающий по лагерю, срывался вниз шелестящим водопадом. Можно было сказать и «шумящим», но я специально выбрал слово «шелестящий», поелику истинный шум, создаваемый тоннами ухающей вниз воды, закрепился в ушах до скончания дней. Как-то я подошёл к самому краю водопадика, заглянул вниз и чуть не сорвался: не от головокружения — от слов, неожиданно прозвучавших за спиной:
— Хотите полетать, товарищ?
Я отпрянул от пропасти, развернулся и свирепо уставился на так не вовремя окликнувшего меня камуфляжника с внешностью школьного учителя и пистолетом в кобуре, притороченной на ремне почти над гульфиком. В ответ на мою свирепость камуфляжник приветливо улыбнулся и произнёс:
— Передумали? И правильно, поживите ещё. — Развернулся и направился в лагерь.
Звали вооружённого «учителя» Макар. Так он попросил его называть при первом знакомстве.
Макар по жизни был парнем улыбчивым. Он и убивал, наверное, с улыбкой. Где и когда он учился в России, Макар не рассказал. Он вообще мало чего поведал о себе. После возвращения с учёбы и до ухода в горы работал учителем. Теперь правая рука товарища Гевары.
— Наш командир взял партийную кличку в честь прославленного революционера, — пояснил Макар.
Первое знакомство с Макаром состоялось в тот день, когда угнанный бандитами борт, проболтавшись в воздухе гораздо дольше, чем ему должно было хватить топлива, соприкоснулся-таки шасси с твёрдой поверхностью. Насчёт топлива мне, конечно, показалось — чего только не покажется, когда у тебя повязка на глазах. Я бы, может, и перекрестился, чтобы отогнать наваждение, но как это сделать со связанными за спиной руками? Для какой надобности нам не только связали руки, но и завязали глаза, не знаю. Думаю, у наших похитителей с головой не всё в порядке. От греха, мы со Светой всю дорогу просидели молча, ограничив общение соприкосновением плеч.