провести остаток жизни в тюрьме, пусть это и типично для разведчика-нелегала, мне совсем не хотелось. Вот и пришлось храброму партизанскому командиру и матёрому разведчику заняться на старости лет обустройством личной жизни Кати Вяземской. И это, по-вашему, не фарс?
Афишировать знакомство со скользким типом по имени Альварес добропорядочной Екатерине Вяземской было не с руки, потому встречались мы редко и всегда тайно. Не буду врать, поначалу больших хлопот Катя мне не доставляла. В наши встречи я в основном исполнял роль «жилетки». Плакала Катя много, поскольку позволяла себе эту слабость исключительно при встречах со мной. Виновникам слёз — родственникам со стороны мужа и падчерицы — она предпочитала улыбаться в лицо. Сильная девочка. А вот забеременеть никак не могла. А ведь ей нужно было родить не просто ребёнка — мальчика, наследника рода Вяземских. Поначалу это не вызывало особого волнения. Местная медицина обещала чете Вяземских скорое устранение этой «совершенно незначительной проблемы». Но время шло, а врачи, после того, как прятали очередной чек в карман, только разводили руками. Тут уже начал беспокоиться я, а с моей подачи — Москва. Центр посоветовал Кате лечь в клинику в Нью-Йорке — дорого, но верный диагноз гарантирован. Сергей не смог сопровождать супругу, и за него это сделал я. Без ведома, разумеется. Никогда не забуду Катиных глаз, когда она вышла из кабинета медицинского светила после того, как он огласил свой вердикт: детей у неё не будет никогда. Не окажись я тогда рядом — наложила бы девочка на себя руки, вот те крест, наложила бы! Кое-как я её успокоил, и стали мы думку думать: как беде помочь? Ну, выправить бумагу с более мягким заключением, это понятно. Но так мы кризиса избежим, а проблему-то не решим. И тут Катя произносит тихим голосом:
— Надо везти сюда сестру.
Так я узнал, что у Кати есть сестра-близнец. А что? — вариант!
Майор Максимов
Когда я доложил о возникшей проблеме генералу, тот только и сказал:
— С мужиками всё-таки легче работать. Ты как считаешь?
— Абсолютно с вами согласен, товарищ генерал, только как быть с Екатериной Остроуховой?
— Это с какой Екатериной? — спросил генерал. — С той, которая изображает теперь в архиве нашу Машу?
— Так точно! Я имел в виду именно её.
— А что с ней делать, — пожал плечами начальник управления. — Разговаривать, уговаривать и отправлять к сестре на подмогу.
— Я понял, товарищ генерал, разрешите идти?
— Иди.
Когда я взялся уже за ручку двери, генерал неожиданно приказал:
— Постой!
Я развернулся через левое плечо и замер в ожидании новых указаний.
— Я вот что подумал, капитан. Они ведь близняшки. Что, если у этой та же проблема, что и у той? Ты вот что, ничего нашей Кате-Маше пока не говори, а организуй для неё медицинское обследование, предлог сам придумай. Ну и проинструктируй нужного врача. По результату и решим.
Когда я вновь предстал перед генералом, тот по одному моему виду определил, что что-то прошло не так.
— Что, тот же диагноз? — спросил он.
— Не совсем, товарищ генерал.
— Что значит не совсем? Докладывай чётко: может она рожать или нет?
— Может, товарищ генерал.
— Вот тут ты ошибся, — хохотнул мой начальник. — Товарищ генерал рожать не может. Ладно, шучу. Если она может, то чего ты-то такой смурной?
— Тут другая проблема, не знаю, как и доложить.
— Да уж доложи как-нибудь, — буркнул генерал.
— Слушаюсь. Она девственница.
— Что?.. То есть как это?.. Тьфу ты, вот ведь засада! И что ты собираешься делать?
— Не знаю, товарищ генерал!
— Тебе сколько лет, капитан?
— Двадцать восемь, товарищ генерал!
— И ты до сих пор не знаешь, что в таких случаях делают?
Я не нашёлся, что ответить. Генерал посуровел лицом.
— Даю тебе, капитан, ровно сутки. Завтра в это же время доложишь… м-да… Короче, ступай и помни: у тебя ровно сутки!
Когда я отвёл глаза от монитора, часы на стене моего кабинета показывали 19–50. Теперь я знал новое слово «дефлорация» и всё что с ним связано, но понятия не имел, как этими знаниями распорядится в одном конкретном случае. А что, если?..
Открывшая дверь девушка была одета в тренировочный костюм и смотрела на меня безо всякого интереса.
— Капитан Максимов, представился я. — Я вам звонил…
— Да, я помню, — равнодушно сказала Катя-Маша и посторонилась, — проходите.
… — Вот такая с вашей сестрой приключилась история. И теперь, кроме вас, никто помочь ей не сможет.
— Ей или вам? — уточнила Катя-Маша.
— Нам тоже, но в первую очередь ей. Поверьте, это не пустые слова.
Девушка задумчиво опустила голову, я приготовился терпеливо ждать. Через некоторое время Катя-Маша голову подняла.
— Хорошо, я согласна помочь сестре и вам. Когда вылетать?
— В ближайшее время, сразу после того, как вы пройдёте необходимый инструктаж. Но это ещё не всё.
— Что ещё? — удивилась она.
Я набрал в грудь воздуха и выпалил:
— Вы девушка, а лететь должна женщина.
Она слегка покраснела и поморщилась, как будто я сказал что-то очень неприличное и для неё крайне неприятное, — так ведь так оно, видимо, и было — потом на её лице появилась лёгкая усмешка.
— Понятно… — протянула она. — Ну, хорошо. Раз должна лететь женщина, значит, она и полетит.
— Не понял… — вырвалось у меня.
Лёгкая усмешка превратилась в явную.
— А вам ничего и не надо понимать. Этот вопрос я решу без вашего участия. Или у вас есть возражения?
— Нет, — произнёс я, испытывая крайнюю неловкость. — Но что я доложу начальству?
— Так и доложите: девушка согласна — полетит женщина.
На следующий день я в точно назначенное время стоял перед генералом.
— Ну, что, капитан, решил вопрос?
— Так точно, товарищ генерал! Остроухова дала согласие. Проблема устранена. Можно забрасывать!
— Вот видишь, капитан, — честно говоря, генеральский тон мне совсем не понравился, — можешь ведь, когда захочешь. Теперь, если случится нечто подобное, буду знать, кому поручить. Свободен!
Екатерина Вяземская
Стоящая на пороге гостиничного номера женщина, глаза которой прикрыты солнцезащитными очками, совсем не похожа на мою сестру. Если бы не маячивший за её спиной Альварес я бы посчитала, что сеньора ошиблась номером.
— Здравствуй, Маша, — произнесла женщина совершенно незнакомым голосом.
Тут я вовсе растерялась. Ведь наши с Катей голоса были так же неотличимы, как и наша внешность. Поэтому моё «Здравствуй…» прозвучало крайне неуверенно. Женщина покачала головой и удалилась в ванную. Я посмотрела на Альвареса. Он пожал плечами:
— Честно говоря, я и сам в недоумении, но это именно та женщина, которую прислала Москва. В этом можешь не сомневаться.
А я не могла, и продолжала сомневаться до тех пор, пока из ванной не выпорхнула моя обожаемая сестричка. Альварес сначала с удивлением, а потом с умилением следил за тем, как мы несколько минут, смеясь, кружили в центре комнаты, то смыкая, то размыкая объятия. Когда мы, наконец, плюхнулись прямо на кровать и две разом на него выразительно уставились, Альварес поднялся с кресла и со словами «Пойду, пройдусь» покинул номер.
Я специально время не засекала, но думаю, что не менее получаса мы проболтали о вещах сугубо личных и к данному повествованию отношения не имеющих. И лишь потом Катя рассказала, как её пригласили на «Латинское танго».
… — Что, вот так прямо и приказал потерять невинность? — давясь от смеха, спросила я.
— Не то, чтобы приказал, скорее предложил. И прекрати смеяться! — воскликнула Катя.
— Извини. А свои услуги не предложил?
— Какое там! Он и фразу-то из себя еле выдавил. Сидел весь красный.
— А ты, можно подумать, не покраснела.
— Ну, я-то от неожиданности.
— И что потом?
Катя пожала плечами.
— А ничего. Посидела. Подумала. И решила. Такое ведь раз в жизни происходит. Не у врача же мне, в конце концов, женщиной становиться? И раз не могу я это сделать с мужчиной, которому нравлюсь я, то надо сделать это с мужчиной, который нравится мне. Привела себя в надлежащий вид и отправилась на охоту.
— А на кого хоть охотилась?
Катя назвала имя.
— Да ты что?! И где ты его нашла?
— Ну, это не фокус. Он человек публичный, от народа не прячется. Другое дело, попасть в места, где он тусуется, не просто, но с этой задачей я справилась. Остальное было уже не так сложно.
— Ну, ты даёшь, сестричка! — искренне восхитилась я. — И как кумир в постели?
— Ты знаешь, — усмехнулась Катя, — на экране он смотрится более мужественным.
… — Грим совсем не сложный, — говорила Катя, на моих глазах преображаясь в другого человека. — Вот, собственно, и всё, — наложила она последний мазок. — Теперь парик. Ну, как?
Я критически осмотрела сестру.
— Теперь я понимаю, почему на тебе были тёмные очки. Взгляд тебя выдаёт.
— Очки нужны для подстраховки, — опровергла моё мнение Катя. — А взгляд преображают контактные линзы. Они изготовлены по особой технологии: меняют не только цвет, но и выражение глаз. — Она ловко надела линзы. — Смотри!
Да, теперь от истинной Катиной внешности не осталось и следа.
— И ещё походка. Ну, тут тебе придётся потренироваться.
— А что ты сделала с голосом? — спросила я.
— Я — ничего. Это умельцы из спецмастерской постарались. Надеваешь этот шейный браслет… — Катин голос сразу стал другим, — и говоришь не своим голосом. Попробуй.
Я попробовала. Браслет действительно действовал на связки и менял голос до неузнаваемости. Но менялся ли он у меня так же как у Кати? Мы провели эксперимент: записали по очереди изменённые браслетом голоса на диктофон. Отличить их было невозможно.
— Катюша, — я старалась говорить как можно мягче. — Чтобы случайно не спалиться, давай договоримся, что с этой минуты та из нас, кто без грима — Екатерина Вяземская, та, что в гриме — её компаньонка Мария. И даже будучи наедине, мы других имён не произносим.