Пять континентов любви — страница 20 из 29

На этот раз ее пальцы, расстегивая пуговицы на рубашке, двигались ловко; так же быстро она справилась и с его брюками, пока он помогал ей избавиться от бюстгальтера. Они перебрались на кровать и встали на колени; Серхио обнял девушку, и она через трусики ощутила пульсацию его возбужденного члена.

Вскоре им стало мало обнаженной кожи для ласк. А белье и стыд оказались лишними. Пальцы касались, гладили, исследовали тело другого, а следом губы стремились удостовериться, что не пропущено ни одного сантиметра.

К удивлению Олимпии, она совсем не страшилась неизбежного и не волновалась. Напротив: Серхио умел так смотреть на нее, каждую секунду проявлял такую внимательность, что внушал девушке неожиданное доверие и спокойствие. Прежде ей всегда представлялось, что она потеряет невинность с кем-нибудь, в кого будет безоглядно влюблена; с партнером, с которым до этого будет встречаться много месяцев, а возможно, и лет. Она и вообразить не могла, что это случится с тем, с кем она только что познакомилась, одним летним вечером, в студенческой квартире.

Однако и эта обстановка, и этот момент казались ей идеальными. Олимпия была абсолютно уверена в том, чего хочет. Само собой, Серхио знал, как действовать, чтобы девушка почувствовала себя спокойно и испытала наслаждение, а Олимпии хотелось учиться и узнавать новое. Это ощущение разительно отличалось от того, которое у нее вызывала Гудрун, некстати подумала Олимпия. Оно не было ни сильнее, ни слабее – просто совсем другое. И это отличие заставило ее забыть обо всем остальном и сосредоточиться на настоящем.

К счастью, у Серхио в тумбочке нашлась пачка презервативов; он был так терпелив и нежен, несмотря на снедавший их любовный жар, что стыд Олимпии из-за того, что она девственница, быстро испарился.

– Не знаю, получится ли у меня, – шепнул он, – но я обещаю постараться, чтобы ты всю жизнь вспоминала об этом моменте как о прекрасном и особом переживании.

Олимпия тут же покраснела, намного сильнее, чем когда раздевалась перед ним, и ответила:

– Надеюсь, я буду на высоте…

– Ты уже на высоте, – заверил Серхио. – Выше луны и звезд.

В первый раз, ни к чему кривить душой, она испытала дискомфорт. Несмотря на всю деликатность Серхио, ей было больно. Но зато потом все пошло намного лучше, чем она когда-либо могла ожидать.

О сексе много говорят, даже если не знают в точности, что это. «Когда ты молод, – думала Олимпия через несколько часов, в изнеможении лежа под простыней, – секс символизирует табу, страх, эгоизм, опасность. Но как только ты взрослеешь, начинаешь понимать, что он означает также заботу, нежность, бескорыстие, наслаждение, красоту…» Красоту, которую, как Олимпия узнала этой ночью, можно стократ умножить с правильным человеком.

Когда они поняли, что любовный акт дает такое же, если не большее, ощущение единения, как поцелуи и прикосновения, пути назад не было. Олимпия, новичок в амурных делах, следовала природному инстинкту, который заставлял ее желать, искать и находить то, в чем нуждались они двое. И она замечала, что то же самое происходит и с Серхио.

Когда они рухнули на матрас, обессиленные, потные и счастливые, наступила ночь. Олимпия уже подумывала уходить, но Серхио, словно читая ее мысли, попросил девушку остаться. Олимпии хватило сил лишь на то, чтобы написать сообщение матери: не нужно за нее волноваться, она переночует у Альберта.

Но сейчас, когда через окно в комнату вливался солнечный свет, а с улицы доносился шум машин и разговоры соседей, казалось, мир требует ее возвращения в реальность. Она внезапно вспомнила, что сегодня ее очередь открывать магазин, и попросила Серхио прекратить ласки.

– Мне… мне нужно на работу, – пролепетала она, чувствуя себя предательницей.

Поцеловав ее в плечо, Серхио отстранился, не переставая улыбаться.

– Я тебя провожу, – заявил он, вскакивая с постели. – А то еще заблудишься по дороге!

Олимпия наморщила нос, поддерживая шутку, хотя не до конца была уверена, что юноша пошутил. В любом случае эти слова помогли ей сдержать порыв и не наброситься на него с просьбой продолжать целовать плечи, шею и даже самые укромные уголки ее тела. «Взрослею», – решила она. И тут же огорчилась из-за этого.

28. Досадные помехи

Хотя Олимпия уже довольно долго ходила к психотерапевту, на этот раз она не могла отделаться от ощущения, будто впервые перешагнула порог кабинета в центре Барселоны. Опущенные для создания располагающей доверительной обстановки жалюзи не помогали ей расслабиться, и все из-за того, что на сцене появился новый актер. Точнее, актриса – ее мать.

Диван был придвинут к стене, мать расположилась в кресле справа от него, а Мерседес, как вершина треугольника, занимала место перед ними.

– Я признательна вам обеим, что смогли прийти, – умиротворяющим тоном проговорила она. – Олимпия – моя пациентка, но с точки зрения терапии было бы очень полезно обсудить этот конфликт на нейтральной территории.

– Собираешься выступить в роли мирового судьи? – спросила мать устало, но с пониманием.

– Вовсе нет, судить – не мое дело. В лучшем случае смогу поработать переводчиком. Иными словами, постараюсь объяснить как можно более понятным языком то, к чему мы придем во время сеанса. Может, ты начнешь? Что, с твоей точки зрения, произошло в последние недели?

Олимпия втайне порадовалась, что не ей придется делать первый шаг, особенно с учетом того, что с тех пор, как они вошли в кабинет, телефон жужжал не переставая.

Слова матери терялись в туманной дымке, пока девушка краем глаза читала сообщения:

СЕРХИО

Я ни на миг не перестаю думать о тебе.

Стараюсь заучить роль для кастинга, но не могу удержать в памяти ни строчки.

– …я считаю, что все должны располагать свободой. И моя дочь тоже, она уже совершеннолетняя. Но это не означает, что она может оскорблять меня.

– Мама, я никогда тебя не оскорбляла, – вовремя включилась Олимпия.

– Ты сделала нечто похуже, – ответила мать, вспыхнув. – Ты ранила меня в самое сердце своими намеками на то, что отец уехал по моей вине. Ты хоть соображаешь, как это больно, ведь мне и без того приходится несладко.

– Нам приходится несладко, мама, я тоже страдаю от папиного отсутствия. Кроме того, я сразу же извинилась, когда это ляпнула.

– Нет, не извинилась.

– Ну, значит, собиралась, – ответила Олимпия, все сильнее нервничая при каждой новой вибрации телефона.

СЕРХИО

Прошлая ночь была просто фантастической.

Если бы ты была здесь, я бы исполнил любую твою прихоть…

СЕРХИО

После сегодняшнего утра я уже два раза кончал, думая о тебе.

И все же мне не удалось затушить пламя.

Хочешь доказательств?

Отведя на миг взгляд, чтобы прочитать сообщения, Олимпия резким движением перевернула смартфон, тут же прожужжавший еще пару раз. Она начинала злиться, но не на мать или Мерседес, а на ненасытного Серхио. Ведь она же просила, чтобы он не дергал ее во время сеанса, так почему он так настойчив?

– Конечно, Олимпия, просто подумать – этого недостаточно; однако если ты тут же поняла, что сказала нечто обидное или неправильное, то это отличное свидетельство твоего эмоционального интеллекта, – заключила Мерседес. – Тем не менее этот вопрос слишком важен, и нужно понять, что именно стоит за словами. Теперь я спрашиваю тебя, Олимпия: что ты чувствовала перед тем, как выдать эту злосчастную фразу?

– Я испытывала сильную злость, – признала Олимпия, глядя на мать. – Потому что ты с презрением говорила об очень важной для меня подруге, которую я пригласила домой впервые.

– Ну да, конечно… и потом эта подруга, на халяву получившая крышу над головой и кусок хлеба, свалила с такой же легкостью, как и появилась. Надеюсь, тебя не обижает мой комментарий, потому что наверняка ты и сама уже пришла к такому же выводу.

На этом месте Мерседес решила вмешаться:

– Чтобы наша беседа дала результат, важно, чтобы никто не пытался говорить за другого. Если Олимпия о чем-то догадалась и хочет об этом рассказать, то только она сама и может сделать это.

– Не хочу, – поспешно откликнулась Олимпия. – Это все уже в прошлом. И если тогда мне было больно, то сейчас у меня просто нет ни малейшего желания к этому возвращаться.

Мать ласково сжала ее руку, словно извиняясь за то, что затронула эту тему. Внезапно злость девушки испарилась. Она уже и забыла, как мама умеет успокаивать, и душа ее наполнилась тоской по их безмятежному прошлому. Когда Олимпия делала все назло матери, ею руководила не злость, а чувство бессилия, потому что и мать не могла ничего сделать, чтобы отец вернулся. И тогда девушка печально ей улыбнулась и так же безмолвно попросила прощения за то, что взвалила на нее груз вины, которого она не заслуживала. И Олимпия знала, что мама ее поняла.

АФРИКАНСКИЙ ЛЮБОВНИК

Он живет по зову тела и страсти, господствует, находясь лицом к лицу с любимой, и ненавидит малейшую разлуку.

Он нуждается в непосредственном контакте, ему нужно каждую секунду видеть подтверждение своей любви. Поэтому в итоге он подавляет того, кто привык искать уединения в своем собственном саду.

Щедрый и самоотверженный, он готов отдать все, но и взамен требует того же.

А если не получает все целиком, то его затягивает в бурный водоворот тревоги и ревности.

Африканский любовник, как никто другой, обязывает к слиянию и растворению друг в друге.

Ему свойственны нежность, объятия и поцелуи, он превращает тело любимого человека в свой родной дом, где никогда не гаснет пламя.

И так старается раздуть угли страсти, что порой не замечает, что огонь уже охватил стены.

29. По воле волн

Жара, настигшая Барселону, теперь, казалось, воцарилась и в теле Олимпии. Несмотря на то что она выразила Серхио свое недовольство из-за его настойчивости во время сеанса психотерапии, он тем не менее не ослабил напор. От текстовых сообщений он быстро перешел к отправк