Она совершенно сознательно оставила телефон в своей комнате. Вне всяких сомнений, там уже скопился десяток посланий от Серхио. Перед сном он пытался дозвониться, а потом забросал ее голосовыми и письменными сообщениями. Олимпия предупреждала, что нуждается в личном времени и пространстве, но он оказался не способен это понять. Впрочем, ей было все равно. Ее мозг не мог думать о чем-то ином, кроме как об отце и причине его исчезновения.
Поэтому, когда прозвенел дверной звонок, Олимпия лишь сильнее съежилась на диване, стараясь стать невидимкой. Она услышала, как мать пошла открывать и спросила: «Кто там?».
– Милая, это Альберт… Мне нужно ненадолго выйти. Скоро вернусь.
Олимпии хотелось сбежать в свою комнату и закрыться на ключ, чтобы не видеть гостя. Она вполне могла притвориться, будто неважно себя чувствует или спит. Или и то и другое одновременно. Потому что ей прекрасно было известно, что произойдет дальше: последуют вопросы – почему, мол, она не звонила в последние дни, и ей придется выкручиваться. Это было неприятно, но все же лучше, чем сказать правду. Ведь когда что-то произносишь вслух, оно становится более реальным, приобретает силу. Девушка не могла избавиться от мысли, что если заговорить с кем-нибудь о болезни отца, рак отвоюет себе еще частичку его тела.
– Эй! – вместо приветствия окликнул ее друг, входя в гостиную и усаживаясь рядом с ней. – У тебя… все нормально?
Олимпия вместо ответа пожала плечами.
– Что-то случилось? Ты пропала с того дня… Что, вернулась Гудрун? Или слинял твой африканский любовник?
– Мир не сошелся клином на Гудрун. Или на ком-нибудь еще из тех типов, с которыми ты заставил меня познакомиться.
Альберт поднял бровь и, казалось, перешел к обороне:
– Надеюсь, ты не намекаешь на то, что я тебя к чему-то принуждал…
Олимпия вновь пожала плечами.
– Ага, сейчас, значит, я буду виноват в том, что ты встречалась со своим французишкой, что зажигала с этой девицей, что морочила голову Эдгару, а спала с другим… Я же не говорю, что…
– Слушай, на самом деле, да, виноват! – внезапно взорвалась Олимпия. – Именно ты вбил мне в голову эту идиотскую мысль – все лето заговаривать с незнакомцами, чтобы встряхнуться или черт его знает зачем! В чем дело, тебе надоело, что я такая ханжа? Или в чем-то другом? Конечно, после того как мы расстались, тебе стоило лишь пальцами щелкнуть, и вокруг появилась толпа парней, чтобы ты мог выбрать идеального партнера! Думаешь, у других так же? А вот и нет!
– Но что…
– То, что слышишь! Когда ты решил, что ты гей, уже было поздно. Это… это ранило меня, ясно? И сильно. Потому что я-то тебя любила. А… а… – Олимпия сама не понимала, почему ее так прорвало. Это было похоже на извержение вулкана. На непредвиденное землетрясение. – И да, мне было хреново, очень хреново! Мог бы и раньше догадаться и избавить меня от ненужной боли, понял? Может, я именно из-за этого потом и не позволяла себе влюбляться, потому что не хочу вновь переживать этот ад! – Она обхватила руками голову, готовую взорваться. – Меня достали и ты, и мой отец, и этот дерьмовый атлас! Достало то, что вы оба хотите свести меня с кем-нибудь, ты – чтобы очистить совесть, он – потому что умирает!
Слезы помешали ей продолжить свою тираду. Она поперхнулась и закашлялась, почувствовав себя ничтожной, мелочной, слишком уязвимой и слишком злой. Что случилось? Почему она все это сказала?
– Оли… – тихонько позвал Альберт. Его лицо, пару минут назад исказившееся от растущего раздражения, вдруг смягчилось при последних словах девушки. – Твой отец…
– Уходи, Альберт. Пожалуйста, – хрипло проговорила Олимпия. От стыда она не могла смотреть ему в глаза.
– Я не знал… А что…
– Я же попросила, уходи! – крикнула Олимпия, вскакивая с места.
Наверное, она казалась ему нелепой: в затрапезном спортивном костюме, со всклокоченными волосами и опухшими от слез глазами. Но Альберт поднялся, подошел к ней и крепко обнял. Она вцепилась в плечо друга, как в каменный столб посреди бури. Ее слезы моментально промочили футболку юноши, но он продолжал молча гладить ее по голове.
Олимпия дрожала, стараясь подавить рыдания; ей хотелось остаться навсегда в теплых объятиях того, кто лучше всех ее знал.
33. Чайная церемония
На следующий день, когда Олимпия пришла на работу, книжный магазин был полон народа. Она собиралась отдыхать еще несколько дней, но дома на нее лавиной наваливались воспоминания, так что тем утром она решила вернуться в кафе, чтобы, по крайней мере, заняться делом и перестать крутить в голове одни и те же тоскливые мысли.
Ей пришлось прокладывать себе путь через толпу посетителей, в основном женщин: они стояли и смеялись, держа в руках книги и одноразовые чашки с дымящимся чаем.
– Что тут сегодня происходит? – поинтересовалась Олимпия у Оскара, пробравшись на свое место за стойкой и надевая передник.
Юноша не успевал обслуживать все столики. За кассой стояла Лола, принимала деньги и общалась с посетительницами в свойственной ей раскованной манере.
– Сегодня Чайный день.
– А что это?
– Золотце, мне один красный и один зеленый. – Одна из клиенток протягивала Олимпии чек.
– Сию секунду! – Оскару пришлось ответить за нее, поскольку она по-прежнему ничего не понимала. Повернувшись, чтобы приготовить чай, он объяснил: – Раз в месяц мы устраиваем акцию: за каждую купленную книгу можно получить чашку чая. Я было подумал, что никто не придет, но… сама видишь!
– Один черный, пожалуйста! – попросила молодая девушка.
Олимпия взяла себя в руки и занялась делом.
Заполненный людьми магазин бурлил от голосов. Все столики кафе были заняты с утра до позднего вечера. Оскар и Олимпия не успевали кипятить воду и добавлять в вазу печенье, которое моментально разбирали; хорошо, что Лола предусмотрительно запаслась им в огромных количествах.
Посетительницы болтали, знакомились, выбирали книги, рекомендовали друг другу новинки, и в результате большинство из них покидали магазин не с одной, а с несколькими покупками. Успех был оглушительный.
Олимпия все время боялась, что в какой-то момент появится Серхио и опять начнет выяснять отношения. Однако, как и бывает в восьмидесяти процентах случаев с нашими опасениями, этого не произошло. Она представляла себе, как он обижен, наверное, даже зол, потому что она так и не ответила на его сообщения. Но, честно говоря, с учетом последних событий ее это ничуть не волновало.
Когда вышла последняя дама с внучкой-подростком, стрелки часов показывали начало восьмого. На обеденный перерыв они ходили по очереди, и для Олимпии день действительно пролетел незаметно. У нее не было и минутки, чтобы подумать об отце, Альберте или Серхио.
– До закрытия еще час, – провозгласила Лола, стоя на пороге с сумкой через плечо и уже готовая уходить. – Вы прекрасно справились, ребята! День выдался напряженный, но вы отличная команда!
Никаких тебе «я так тебе сочувствую!», никаких «надеюсь, тебе получше». Только поздравления и благодарность. Ну и взгляд Лолы, который выражал больше, чем могло показаться вначале. У Олимпии от усталости кружилась голова, и она со страхом думала о том, что будет дальше, теперь, когда день подходил к концу.
Когда они с Оскаром остались одни, юноша, по-видимому, заметил, что с ней что-то происходит.
– Я знаю, что тебе нездоровится, – промолвил он. – Если хочешь, можешь идти. Я сам закрою.
– Нет уж, ты и так много для меня сделал. Раз уж я пришла, то побуду до конца.
Олимпия, собрав оставшиеся силы, начала подметать пол, но вскоре почувствовала, как по щекам побежали слезы. Хотя она и попыталась скрыть это, Оскар все равно заметил.
– Думаю, сегодня мы можем закрыться пораньше.
– Что ты сказал? – переспросила Олимпия, оборачиваясь.
Юноша, не отвечая, направился к двери и повесил табличку «Закрыто». Когда он обернулся, стало видно, что он покраснел и даже слегка вспотел.
– Оскар, тебе не нужно…
– Пойду сделаю нам чай. Мы его точно заслужили!
Олимпия улыбнулась, растроганная этим маленьким бунтом против правил; и все ради того, чтобы подбодрить ее.
– Не знаю, смогу ли я выдержать еще одну чашку чая после всех тех, что сегодня приготовила… – промолвила она, подходя к стойке.
– А это будет не тот чай, это мой собственный. Мне его привез один знакомый покупатель, который дважды в год ездит в Японию.
– А-а, – промурлыкала она заинтригованно. – То есть это пятизвездочный чай?
– Это «гёкуро»…[45] – настоящее шампанское среди чая, – пояснил Оскар. – Но если тебе не понравится, есть еще…
– Очень хочу попробовать, – остановила его Олимпия, положив свою руку поверх его.
Оскар нервно рассмеялся и чуть не пролил воду из чайника. Дрожа, он пробормотал, что сам все приготовит.
– Сядем сюда? – предложила Олимпия, показывая на ближайший к стойке столик.
Оскар отрицательно покачал головой и исчез за стеллажами.
К удивлению девушки, на маленьком свободном пятачке между книжными полками юноша успел расстелить плед, заранее позаимствованный в кабинете Лолы. Затем зажег две свечи, взятые там же, и положил на плед пару подушек, одну напротив другой.
– Никуда не уходи… – взволнованно попросил он.
Олимпия устроилась на одной из подушек, заинтересовавшись этой, как ей показалось, игрой. Через несколько минут вернулся Оскар с дымящимся чайником и двумя чашками, говоря на ходу:
– Жаль, что у меня нет всего необходимого, но, надеюсь, тебе понравится…
– Понравится что? – с веселым любопытством спросила Олимпия.
– Чайная церемония… Обычно ее проводят в специальном павильоне в саду, надевают кимоно, и длится она больше часа… Но мы создадим наш собственный ритуал. Хотя у нас и нет идиллической японской обстановки, все эти книги вокруг тоже создают атмосферу чистоты, почтительности, спокойствия, гармонии…