– Если получится даже половина из перечисленного, я буду прыгать до небес, – шутливо откликнулась Олимпия.
Встав на колени, Оскар начал разливать по чашкам напиток. Не торопясь, мягкими движениями, словно это происходило под водой, а не на земле, он наполнил чаем каждую чашку и уселся на подушку напротив Олимпии. Она с удивлением и восхищением наблюдала за разворачивающимся перед ней действом. Трудно было поверить, что еще несколько минут назад в этом же самом месте царил полный хаос – торопливый круговорот людей, шумных разговоров, денег.
Теперь же все обволакивала уютная, почти благоговейная тишина.
– Чайная церемония – это ритуал примирения с жизнью, – рассказывал Оскар, сидя в позе лотоса. – Помогает остановить сиюминутную суету и вспомнить все хорошее, что нас окружает, хоть мы порой про это забываем. Похоже на передышку от мира и от окружающих нас людей.
Олимпия смотрела невидящим взором на дно фарфоровой чашки. Внезапно на нее снизошел покой. Возможно, Оскар прав и во всем происходящем действительно заключена какая-то магия.
– Откуда ты все это знаешь? – поинтересовалась она.
– Я все детство провел в Японии. Мой отец – морской инженер, мы переехали туда из-за его работы и прожили там восемь лет.
– Мой отец умирает. Рак.
Эти слова вырвались у Олимпии сами собой. Они проплыли по воздуху, осели на полу и на поверхности чая, окутали весь книжный магазин подобно колючему покрывалу, дырявому и шершавому.
– Я тебе очень сочувствую… – произнес Оскар, на сей раз не запинаясь и не отводя глаз. – Моя мама погибла три года назад. Несчастный случай на работе… Она занималась… ладно, уже не важно.
– И я тебе соболезную.
Оскар кивнул и пригубил чай.
– Мне казалось, что я должна грустить, – добавила девушка. – Когда мама рассказала мне, я ждала, что впаду в уныние, буду рыдать без конца, но на самом деле я злюсь. На весь мир и даже на папу. И… понимаю, что… это несправедливо, но…
– Когда происходит что-то подобное, никто не может выбирать, что справедливо чувствовать, а что нет.
Тогда Олимпия рассказала Оскару о внезапном исчезновении отца, о письмах, которые он ей посылал. Все, о чем она молчала, что старалась похоронить в глубине своего сердца, сейчас всплыло на поверхность, как пузырек воздуха из морской пучины.
Оскар слушал ее молча, лишь время от времени кивая, поднимая или хмуря брови по ходу ее рассказа. Олимпия так доверилась ему, что даже описала атлас и пять типов любовников.
– Наверное, он хочет, чтобы потом, когда его не станет, я не была бы одинока. Словно ему нужно, чтобы кто-то обо мне заботился…
– Или же ты неправильно его поняла, – прервал ее Оскар. – Может, он хочет не того, чтобы ты познакомилась с парнем, а того, чтобы ты лучше узнала себя саму. Родители… ладно, по крайней мере, мой отец любит говорить, что, сколько бы людей тебя ни окружало, ты всегда будешь ощущать свое одиночество, если не подружишься с самим собой. Возможно, отец подарил тебе атлас для того, чтобы ты лучше поняла саму себя через эти пять континентов.
В разгар этой умиротворяющей и увлекательной беседы Олимпия пришла к выводу, что перед ней пятый тип любовника – азиатский. Она медленными глотками пила чай и наблюдала за юношей. Его деликатность, низкий проникновенный голос, даже когда менялся его тембр, и серьезный взгляд внушали ей удивительное спокойствие, какого ей никогда не доводилось испытывать.
Их общение внезапно прервал стук входной двери, которую Оскар забыл запереть. В испуге они вскочили, будто вырванные из общего сновидения, и посмотрели на незваного посетителя.
Олимпии понадобилось несколько секунд, чтобы поверить своим глазам.
Призрак.
Гудрун.
34. Пять континентов
– Вот, привезла тебе из Марокко, – сообщила Гудрун, бросив на колени Олимпии серебряный медальон и без приглашения усевшись рядом. – Не представляешь, какая там жарища! Но все равно съездили кайфово.
С любопытством взглянув на гостью, Оскар встал и отправился еще за одной чашкой. Пока его не было, Олимпия с трудом пыталась осмыслить, что происходит.
С одной стороны, ей понравилось, что азиатский кавалер ни капли не смутился при появлении этой сумасбродной девицы. Верная своим привычкам, датчанка сразу же бесцеремонно включилась в чужую вечеринку. С другой стороны, Олимпии казалось удивительным: неужели Гудрун считает, будто вот так исчезнуть – это в порядке вещей? В других обстоятельствах ей следовало бы разозлиться, но сейчас ее жизнь дала такой крен, что сил не оставалось даже на злость.
Чуткий от природы, Оскар, наливая чай датчанке, сразу же понял, что происходящее мало напоминает обычную встречу двух подруг, так что быстро сориентировался и сказал:
– Пойду наведу порядок в магазине. Пейте чай спокойно, я не тороплюсь. Меня никто нигде не ждет.
– Если хочешь, я могу подождать, – брякнула Гудрун и расхохоталась. Оскар между тем исчез в подсобке.
Олимпии момент показался подходящим, чтобы выложить все.
– Думаешь, это нормально – вот так просто заявиться?
– Что ты имеешь в виду под «вот так просто»? – ответила Гудрун, пристально глядя своими невозможно синими глазами в глаза Олимпии. – Ты не рада меня видеть?
Быстрый поцелуй в губы смутил Олимпию настолько, что она смогла только промямлить:
– Являешься неожиданно, как буря. И свинтила таким же манером.
– Ага… А что в этом плохого?
– Может, и ничего… – промолвила Олимпия, до сих пор ощущая на губах вкус поцелуя. – Полагаю, не было бы никакой проблемы, если бы любовь не вызывала зависимости. Я кажусь тебе полной дурой?
Гудрун обхватила ее лицо руками. Олимпия боялась, что последует еще один поцелуй, пробуждая давно похороненные воспоминания, но датчанка всего лишь заговорила шепотом, приблизившись почти вплотную:
– Очень романтично, если любовь приносит страдания, но лично я на такое не способна. Я свободная душа. Поэтому я и не клялась тебе в вечной любви или в чем-то подобном.
Олимпия огляделась: ей нужно было убедиться, что Оскар не стал свидетелем этой сцены, где она выглядела довольно жалко. Затем она поднесла к губам чашку и не спеша допила остаток «гёкуро».
– Я люблю тебя, Олимпия, – продолжала датчанка, не отводя взора. – Ты храбрая, чуткая, обалденная… Но это не значит, что мы должны связывать друг друга ограничениями. Если ты любишь солнце, ты же не перестаешь любить и звезды? Мне жаль, что мое сердце настолько большое, что его хватает на всех.
– Ты счастливица, Гудрун. – Олимпия изо всех сил старалась сдержать раздражение. – По-честному, мне пришлось нелегко, когда ты укатила в Марокко, а про меня даже не вспомнила… но это моя проблема, а не твоя. В конце концов, я – это я, ты – это ты, и у меня нет никакого желания пытаться тебя переделывать. Не нужно ждать от кого-то, кто тебе нравится, что он изменится; нужно стараться дополнять друг друга. Это тоже глупо звучит?
Обе девушки рассмеялись и чокнулись своими чашками. Внезапно Олимпии стало ясно, что, несмотря на хаос в ее душе, вселенная находится в полнейшем равновесии, потому что все занимает свое место и одно восполняет другое. И эмоции в том числе. Безмерная печаль из-за отца; нелепые приключения; внезапные появления и исчезновения Гудрун, подобные мерцанию звезды; секс с Серхио; этот атлас, который увлек ее в странствие по неведомым морям души…
– Ты знала, что у каждого человека есть своя манера любить? – спросила она Гудрун. – Существует пять категорий в зависимости от континента: ты, хоть и датчанка, относишься к любовникам из Океании.
– Давай-ка поподробнее!
Олимпия по памяти процитировала прочитанное, и Гудрун одобрительно закивала. Завороженная этой классификацией, она немедленно потребовала рассказа о других континентах.
Олимпия не только описала основные черты каждого типа, но и раскрасила свое повествование недавними примерами: поэтическое жульничество европейского любовника, одержимая страсть африканца, чрезмерная тяга к публичности у американца…
– А азиатский тип? – полюбопытствовала Гудрун.
– У меня сложилось впечатление, что это он… – призналась Олимпия, указывая вглубь магазина, где Оскар возвращал на полки снятые посетителями книги.
– А он сексапильный. Ты уже спала с ним?
– Давай без пошлостей, – понизив голос, укорила ее Олимпия. – Это мой коллега. А кроме того, у него есть сногсшибательная подруга.
Изогнув бровь, Гудрун набросилась на нее с вопросами:
– Меня зацепил этот Эдгар… Можешь познакомить? С какого, говоришь, он континента?
35. Такая разная любовь
После дюжины сообщений – Олимпия их удаляла, не прочитав, или коротко отвечала «не могу говорить», «напишу позже» – она решилась все-таки позвонить Серхио. Ей надоели его собственнические притязания и манера сразу же прикидываться жертвой, если ей требовалось его внимание.
В какой-то момент этого тягостного общения Олимпия перестала отвечать на его послания; однако она не могла отделаться от ощущения, что поступает несправедливо, и набрала его номер.
После нескольких гудков на другом конце раздался сонный голос:
– Олимпия?
– Привет, Серхио…
– Что-то случилось? Ты где? – спросил он, словно внезапно проснувшись.
– У себя в комнате… Ничего особенного не случилось. Просто хотела поговорить с тобой.
Последовала выразительная пауза; затем прозвучал голос Серхио, полный упрека:
– Я вообще тебя теперь не понимаю… Мне кажется, что ты не хочешь со мной разговаривать. Если я тебя чем-то обидел, ты могла бы просто сказать, мы бы все обсудили. Я же не экстрасенс!
Олимпия прикинула, стоит ли сказать про фотографию в его телефоне, но решила, что это уж явно не самое главное, и продолжила:
– Ты мне нравишься, Серхио, но я не привыкла к такому вниманию.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда мы с тобой только познакомились, я говорила… – Она тщательно подбирала слова. – Между нами все произошло слишком быстро, тебе не кажется?