У Олимпии дрожали губы. Хотя она пыталась не расплакаться, когда обнимала маму, ей не удалось сдержать слезы.
– Ладно тебе, ладно, – говорила мать, похлопывая ее по спине, чтобы успокоить.
– Папа был бы в восторге, – пролепетала Олимпия.
– Это был мой способ оставаться с ним рядом все это время. Но не забывай, зайка, что все равно отец уже неотделим от тебя и меня; он составляет часть нас, а также всех тех, с кем он встречался на своем пути и кого сделал немного счастливее, как только он умел. – Мать встала перед Олимпией и посмотрела ей в глаза. – Наше путешествие началось сейчас, милая, и бури нас не минуют, но мы должны быть сильными и доверять друг другу. Вместе мы останемся на плаву, какие бы свирепые шторма нам ни грозили.
Олимпия взглянула на маму и снова крепко обняла ее, говоря без слов: «Я здесь, я с тобой, я готова ко всему».
– Пора открываться. – С этими словами к ним подошла владелица галереи.
– Ну что, готова? – спросила у Олимпии мама и, когда дочь кивнула, расцеловала ее и направилась к двери.
Девушка воспользовалась свободной минуткой, чтобы еще раз рассмотреть холсты в подробностях. На них, без сомнения, была изображена она сама. Олимпия узнавала себя даже в бесформенных абстрактных фигурах. Разглядывая картины, она погрузилась в воспоминания. Ее десятый день рождения; ветреный день на пляже, когда они играли в бадминтон; гостиная их дома, запечатленная через залитое струйками дождя стекло… последнее Рождество, где они вместе, втроем. В тот миг, когда Олимпия задалась вопросом, суждено ли им еще хоть раз отметить этот праздник, со спины к ней подошел Альберт и обнял за плечи.
– Слушай, обалдеть! – воскликнул он. – Твоя мама – потрясающая художница!
– Знаю, – откликнулась она и обернулась, чтобы тоже обнять его и заодно поздороваться с Дидаком, который стоял рядом.
Залы тут же начали заполняться народом – поклонниками современного искусства, художниками разных направлений, друзьями и родственниками. Многие подходили к Олимпии с поздравлениями, будто она имела отношение к происходящему; говорили, насколько она реалистично изображена на портретах. Появилась и Клара. Олимпия обняла ее с такой же радостью, как и Альберта с Дидаком.
– А это, случайно, не твой приятель по работе?
Олимпия посмотрела туда, куда указывал Дидак. Действительно, ее напарник по книжному магазину, как всегда залившись ярким румянцем, как раз в этот момент вручал букет цветов художнице.
– Оскар! – окликнула его Олимпия, подходя ближе. После дежурных представлений и комплиментов в адрес матери они вернулись к остальным. – Не знаю, какие у тебя намерения по отношению к моей маме, но чтобы ты знал – этим букетом ты завоевал ее сердце!
Все рассмеялись. Ее азиатский ухажер совершенно преобразился, ничем не напоминая парня, который хлопотал за стойкой кафе или курсировал с пачками книг от стеллажа к стеллажу. На нем была сине-зеленая рубашка, черные брюки и белые кроссовки. И он даже уложил волосы гелем! Олимпии сейчас Оскар показался очень симпатичным, пожалуй – даже ослепительно красивым. И чем больше он тушевался со своей застенчивой улыбкой, тем большее внимание привлекал.
– Ребята, спасибо, что пришли, – взволнованно сказала Олимпия. – Сейчас народ немного схлынет, тогда, думаю, мама не заметит, если я улизну, и мы пойдем чего-нибудь выпить.
– Кто сказал «выпить»? Я в деле!
Сердце Олимпии пропустило удар, когда она, даже не оборачиваясь, узнала голос Гудрун. Поворачивалась она медленно, словно давая реальности шанс одуматься и превратиться в мираж; и все же это оказалась именно датчанка – в красном платье с вырезом и туфлях на каблуках. Выглядела она сногсшибательно. И была не одна, ее сопровождал…
– Серхио?
38. Пангея[48]
– Привет, Олимпия, – поздоровался он, явно нервничая. – Спасибо за приглашение, я думал, что после стольких недоразумений ты не захочешь меня больше видеть. Рад, что ошибался…
Серхио приблизился, чтобы поцеловать ее в губы, но Олимпия успела отпрянуть.
– Что вы тут де… Вы что, знакомы? – спросила она у Гудрун, ничего не понимая.
– Только что столкнулись на входе, – ответила датчанка. – Но вот вижу, что вы-то действительно хорошо знакомы. Дай-ка угадаю… а, африканский любовник?
Олимпия начала краснеть. Этого не может быть! И они все не должны тут быть, и Гудрун не должна произносить этих слов!
– Минуточку, ты что, позвала всех? – от души продолжала развлекаться датчанка. – А вы все к какому типу принадлежите?
Олимпия не понимала, как ее заткнуть, чтобы еще больше все не испортить. Оскар смотрел на нее, побледнев. Он тоже знал про атлас. «Нет, нет, нет…» – твердила про себя Олимпия, впадая в панику.
– Ты европейский любовник? – Гудрун ткнула пальцем в Альберта.
– Не-а, я Альберт. Ее приятель. А это мой друг Дидак. Рядом – просто подруга, ее зовут Клара. А ты, полагаю, Гудрун? Я о тебе наслышан…
– Ага, это я! Согласно атласу закоренелый тип любовника из Океании, – заявила она с обезоруживающей откровенностью и развернулась к Оскару. – Ты, конечно, азиатский… Читал свое описание в атласе?
– Гудрун, не хочешь ли посмотреть выставку? – вмешалась Олимпия, ловя воздух ртом.
– Секундочку, мне понравилась эта игра!
– О чем ты вообще говоришь? – пробурчал Серхио с ошарашенным видом.
Клара тоже недоуменно поглядывала то на одних, то на других.
– Ах ты не в курсе про атлас? Ты был частью социокультурного эксперимента, как я, как все, – в счастливом возбуждении выпалила Гудрун. – Думаю, у Олимпии лето удалось что надо! И меня это радует!
Внезапно у них за спиной вырос Эдгар и хлопнул по плечу Серхио, который как завороженный ловил каждое слово датчанки.
– Здоро́во, приятель! Классная у вас компания! Как дела, Олимпия? – протараторил он, по обыкновению дважды расцеловав девушку в щеки. Затем Эдгар повернулся к остальным, безмолвно стоящим рядом. – Приятно познакомиться! Я помешал?
Все тут же замотали головой, однако молчание и выражение лица ясно говорили об обратном.
– Эй, в чем дело?
– Я тебя впервые вижу, но сразу узнала, – не могла утихомириться Гудрун. – Вернее, я тебя опознала. Ты наверняка американский любовник. А кстати, тут есть официанты или нужно идти к стойке?
– Но… – ничего не понимал Эдгар. – Вы это о чем?
– Кажется, мы тут все подопытные кролики для… личного эксперимента? – возмущенно осведомился Серхио.
Олимпия, побледнев, медленно обернулась. Происходящее напоминало худший из ночных кошмаров. К тому же подошел еще и Бернар.
– Привет, моя радость, как дела? – Он дважды поцеловал ее и достал из-за спины розу, которую прятал все это время. – Один прекрасный цветок для другого прекрасного цветка.
– Вот задница! – процедил Альберт, и Олимпия ткнула его локтем в бок.
С лица Бернара схлынула краска, когда он увидел Клару.
– П-п-привет, – заикаясь, пробормотал он.
– А ты что здесь делаешь? – поинтересовалась она.
– Это я пригласила… случайно, – ответила Олимпия, переводя взгляд с одного на другого.
– Мне, пожалуй, пора, – извинилась Клара, обнимая Олимпию. – На днях пообщаемся, идет?
– Конечно, – ответила она, не отойдя от шока.
– И вот перед нами – европейский любовник! – издевательским тоном провозгласил Альберт.
– Как ты меня назвал? – возмутился Бернар.
Олимпии казалось, что она смотрит столкновение поездов в замедленной съемке. Это была Пангея в миниатюре. Пять континентов налетели друг на друга, зажав ее посередине, в эпицентре землетрясений и извержений вулканов.
– Это… это… – начала она и запнулась, не зная, как можно объяснить происходящее, не выставив себя на посмешище.
– Это некий анализ для выяснения, какими способами мы любим; он основан на теории пяти континентов, насколько я понял, – уязвленно произнес Оскар.
Гудрун, ухитрившаяся раздобыть бокал шампанского, взяла слово.
– В последние месяцы Олимпия выясняла, каково это быть вместе с европейским любовником, – и она указала на Бернара, – с африканским, – теперь она направила палец на Серхио, – из Океании, – она ткнула себя в грудь, – американским, – настала очередь Эдгара, – а ты азиатский, – Гудрун насмешливо посмотрела на Оскара, – даже если ты сам еще не в курсе.
– Какого черта?.. – пробормотал Эдгар. – Я вообще ни фига не понял.
– Значит, тебя она изучала на расстоянии, – сделала вывод Гудрун. – Нормально, так тоже сгодится.
– Но я, вообще-то, родился в Гранольерсе![49] – подскочил Серхио.
– Не важно, откуда ты родом, – объяснила датчанка, – важно, как ты себя проявляешь в отношениях.
– Выходит, твоя последняя шутка – это собрать нас всех вместе и решить, с кем останешься? – спросил Бернар.
– Так, стоп! – в ярости вмешался Серхио. – То есть ты хочешь сказать, что крутила со всеми нами в одно и то же время?
– Нет! – возмутилась Олимпия.
– А если бы и в одно и то же время, то что? – игриво подхватила Гудрун. – Есть намного больше способов любить, чем пишут в волшебных сказках.
– В этом ты совершенно права, – пробормотал Оскар. – Ладно, надеюсь, оно того стоило.
С этими словами он отвернулся и зашагал к двери, огибая официантов и посетителей.
– Оскар, подожди! Ну пожалуйста!
Но он не обращал внимания на крики Олимпии. Девушка в отчаянии посмотрела на Альберта:
– Мне нужно с ним поговорить!
– Тогда чего же ты ждешь? Поспеши!
– А нам что делать? – спросил Бернар.
– Мне… очень жаль, – выдавила Олимпия и бегом бросилась к выходу.
На ходу она успела расслышать, как Гудрун предложила:
– А мы можем пойти выпить. Кажется, наша экспериментаторша уже сделала свой выбор.
АЗИАТСКИЙ ЛЮБОВНИК
Он, как вор, на цыпочках пробирается в дом и уходит, не взяв ничего, – так действует восточный любовник.