— Лань бежит быстро, — продолжал размышлять он, покрикивая „Ату!” гончим. — Пожалуй, даже слишком. И она, похоже, еще и бережет силы. Да так ее даже Бран не догонит!
Они мчались по прекрасной зеленой долине, когда лань неожиданно остановилась и спокойно легла на траву, и в глазах ее не было и тени страха.
— Вот это да! — пораженно вымолвил Финн. — Она ведь даже не устала. Тогда зачем ей понадобилось ложиться?
А Бран со Шкьоланом и не думали останавливаться. Они продвинулись еще на дюйм вперед — и вот уже они рядом с ланью.
— Легкая добыча! — с сожалением произнес Финн. — Взять! — выкрикнул он.
Но тут он снова застыл в изумлении — собаки не хотели убивать. Вместо этого они прыгали, играя, вокруг лани, облизывая ее морду, и тыкались носами в ее шею.
Тогда Финн соскочил с лошади, в правой руке сжимая занесенное для удара копье, а в левой — нож. Но ему так и не пришлось пустить их в ход — ведь лань начала играть с ним не хуже его любимых гончих. И когда в ладонь Финна тыкался мягкий теплый нос, тот не всегда знал, собачий он или олений.
И вот с такими странными спутниками он вернулся в Аллен Лейнстерский[14], и люди удивлялись, видя лань и двух собак, самозабвенно прыгающих вокруг Вождя, и не видя остальных охотников, ушедших с ним в тот день.
Когда же остальные охотники вернулись домой, Финн рассказал им об охоте, и все согласились, что эту лань убивать нельзя, а надо, напротив, холить и лелеять, сделав ее ручной ланью Фианны. А кое-кто из тех, кто помнил о волшебном происхождении Бран, говорил даже, что эта лань тоже происходит из сидов.
Глава 2
А потом, поздно ночью, когда Финн готовился Ух отойти ко сну, дверь в его покои мягко отворилась, и на пороге появилась молодая красавица. Вождь изумился, ибо не видел он ее раньше, да и представить себе не мог женщины столь прекрасной. А она даже не была женщиной, но юной девой, с гордой походкой и скромным взглядом. И герой робко взглянул на нее, а взглянув, не смог отвести глаз.
И так она стояла в дверях, улыбающаяся и смущенная, прекрасная, как цветок, робкая, как лань, и сердце вождя восторженно билось:
— Она небесная дева Заката, она блеск морской пены. Она красива и ароматна, как цвет яблони. Ее запах сладок, как мед. Она мне милее всех женщин мира. Я никому ее не отдам.
И эти мысли наполняли его восхищением и мукой — восхищением предвкушения счастья и мукой его ожидания.
И она смотрела на него тем же непостижимым взглядом, какой был у гончих на недавней охоте. В нем был вопрос, на который Финн не мог ответить, и призыв, которому он не мог не последовать.
Наконец Финн решился заговорить, и слова сами рвались из его сердца.
— Я не знаю тебя.
— Верно, ты не знаешь меня.
— И это удивительно, — мягко продолжил он, — ведь я знаю всех в этой земле. Чем я могу помочь тебе?
— Я молю тебя о защите, о Вождь!
— Я дам тебе все, что ты пожелаешь. От кого же тебя защитить?
— Я боюсь Страха Дуйрхе.
— Темного Сида?
— Да, он мой враг.
— Отныне и мой, — произнес Финн, — а теперь расскажи мне свою историю.
— Имя мое Садб, и я из Волшебного Народа, — начала она свой рассказ. — Многие из сидов предлагали мне свою любовь, но мне не мил никто из моего народа.
— Это же неразумно, — мягко упрекнул ее Финн.
— Я согласна, но любви моего народа мне не хватает. Если и есть где-то моя любовь, то бродит она среди смертных людей Ирландии.
— Ах! — только и смог выговорить ошеломленный Финн. — И кто же этот счастливейший из сметных?
— Ты знаешь его, — нежно прошептала она. — Еще когда я жила в мирной Волшебной Стране, я часто слышала о моем смертном герое, ибо молва о великих его деяниях дошла даже до сидов. А теперь на меня положил глаз сам Черный Колдун из народа Богов, и отныне, куда я ни взгляну, везде мне чудится его взгляд.
Тут она на мгновение умолкла, и страх, терзавший ее душу, исказил ее лицо.
— Он везде, — тихо произнесла она, — он смотрит на меня из кустов, он стоит на вершине горы. Его глаза глядят из воды и видят меня с неба. Его голос приказывает мне снаружи и тихо шепчет в моем сердце. Он не здесь и не там, он везде и всегда. Я не могу убежать от него. И я очень боюсь, — Садб тихо заплакала, глядя на вождя.
— Он мой враг, — прорычал Финн. — Я объявляю его своим врагом.
— Ты защитишь меня? — взмолилась она.
— Он не придет туда, где я, — твердо произнес он. — Я тоже наделен знанием. Я — Финн сын Уайла сына Байшкне, человек среди людей и бог среди богов.
— Он просил моей руки, — всхлипывала она, — но помыслы мои отданы моему герою, и я отвергла его, самого Темного Сида.
— Это твое право, и я клянусь своей рукой, что если твои возлюбленный жив и не женат, он женится на тебе или будет отвечать за отказ передо мной.
— Он не женат, — сказала Садб, — но он почти не подвластен тебе.
Вождь задумчиво пожал плечами.
— В этой земле мне неподвластны только Верховный король и князья.
— Какой человек властен над собой? — отозвалась Садб.
— Ты хочешь сказать, что я — тот, кого ты ищешь? — вопросил Финн.
— Именно тебе отдана моя любовь, — ответила ему Садб.
— Какое чудо! — радостно воскликнул Финн. — Ведь я возлюбил и возжелал тебя с того момента, когда ты отворила дверь в мои покои, и мысль о том, что твое сердце отдано другому, ранила мое сердце подобно мечу.
Финн действительно полюбил Садб так, как не любил никого раньше и вряд ли бы смог полюбить потом. Он не мог жить вдали от нее. Глядя на нее, он не видел мира, а глядя на мир без нее — не видел ничего, кроме мрака и печали. Звуки охоты были для него подобны музыке, но голос Садб затмевал и их. Он любил слушать весенний клич кукушки с высокого дерева, исполненный радости свист черного дрозда из осенних кустов и тонкое, сладкое очарование песни жаворонка, льющейся с голубого летнего неба. Но голос Садб был для него слаще пения жаворонка. Она очаровывала и удивляла его. В кончиках ее пальцев было волшебство. Ее нежная ладонь покоряла его. Ее легкие шаги заставляли его сердце биться сильнее, и каждым поворотом головы она открывала ему новую красоту своего лица.
— Она всегда не такая, как раньше. Она лучше любой другой женщины. Порой она даже лучше самой себя.
Он забыл про Фианну. Он перестал ездить на охоту. Он больше не внимал песням бардов и мудрым словам ведунов — в его жене было все это и еще что-то сверх того.
— В ней этот мир, и в ней же — другой. Она — все сущее, — говорил Финн.
Глава 3
С лучилось так, что народ Лохланна[15] пошел войной на Ирландию. Вражеский флот приплыл к скалам Бен Эдайр. С кораблей высадилось войско данов, готовых сражаться насмерть, но покорить зеленый остров. Против них вышел Финн со своим народом. Великий герой и раньше-то не жаловал данов, а на эту битву он шел с особой яростью — ведь теперь даны не только напали на его родину, но и попытались встать между ним и величайшим счастьем его жизни.
Битва была жестокой, но короткой. Лохланнахов оттеснили к их кораблям, и спустя неделю во всей Ирландии не осталось ни одного дана, кроме тех, что были погребены в ирландской земле.
Как только победа была одержана, Финн покинул свою победоносную Фианну и поспешил на равнины Аллена, к своей ненаглядной Садб.
— Не покидай нас! — восклицал Голл мак Морна.
— Я должен уйти, — отвечал Финн.
— А кто же опустошит пиршественный стол? — вопрошал Конан.
— Оставайся с нами, вождь! — умолял Кэлтэ.
— Какой же пир без Финна? — жаловались все. Но он не хотел оставаться.
— Клянусь моей рукой, — выкрикнул он, — я должен идти! Она увидит меня в окно!
— Так и будет, — согласился Голл.
— Так будет, — кричал Финн, — и когда она увидит меня издали, она выбежит мне навстречу из главных ворот!
— Было бы странно, если б она не выбежала, — ухмыльнулся Конан.
— Ия снова коснусь ее руки! — обратился Финн к Кэлтэ.
— Да это обязательно будет так.
— Я загляну в ее глаза! — настаивал вождь.
Но тут он заметил, что даже верный Кэлтэ не понимает его, и с грустью, но не без гордости осознал, что его чувств не дано понять никому.
— Мой дорогой, а ты влюблен, — произнес Кэлтэ.
— Да, точно влюблен, — снова ухмыльнулся Конан. — Любовь — радость для женщины, зараза для мужчины и верный признак безумия.
— Истинно так, я безумен! — бормотал Вождь. — Любовь делает нас несчастными. Мы не можем охватить взглядом неоглядное, не можем объять необъятное. Когда я смотрю в ее глаза, мне больно оттого, что я не вижу ее губ, а когда я смотрю на ее губы, все во мне кричит: „Взгляни в ее глаза!”
— Вот так всегда и бывает, — задумчиво промолвил Г олл.
— Только так и не иначе, — согласился Кэлтэ.
И герои вспомнили глаза и губы своих любимых и поняли, что вождя им не удержать.
Когда Финн увидел на горизонте свой замок, сердце его забилось быстрее, и он ускорил шаг, радостно размахивая копьем.
— Она меня еще не увидела, — подумал Финн
— Она еще не может меня увидеть, — утешил он себя.
Но тревожные мысли не оставляли его, ибо он понимал, что если бы все было хорошо, он бы увидел ее много раньше.
— Наверное, она думает, что я все еще сражаюсь или меня удержали на пиру по случаю победы.
Но тревожные мысли не оставляли его, ибо казалось ему, что если бы все было хорошо, она бы поняла, что его ничто не удержит.
— Женщины, — сказал себе он, — весьма стыдливы и не любят показывать другим свое нетерпение.
Но тревожные мысли и тут не оставили Финна, ибо он знал, что Садб могла бы выбежать незаметно, а даже если бы ее и увидели — все равно ей нет дела ни до чьих глаз, кроме его.
Подумав так, он сжал копье и побежал, как не бегал никогда в своей жизни, и вот, запыхавшийся и взъерошенный, он вихрем ворвался в ворота великого Дуна.