В Дуне царил беспорядок. Слуги что-то кричали друг другу, а женщины беспомощно носились, плача и заламывая руки. Когда же они завидели героя, то убежали от него и попрятались друг за дружку.
Финн нашел взглядом своего дворецкого Гарива Кронана по прозвищу Шумный Грубиян и решил расспросить его.
— Эй, подойди сюда! — сказал он.
И Шумный Грубиян подошел к нему без малейше го шума.
— Где Краса Аллена? — приказал хозяин.
— Я… Я не знаю, господин, — ответил перепу ганный слуга.
— Ах, ты не знаешь! — прорычал Финн. — То гда рассказывай, что знаешь.
И Гарив начал свой рассказ.
Глава 4
Спустя день после вашего отбытия, стражи увидели нечто удивительное. Они осматривали долину с самых высоких башен Дуна, и Садб была с ними. Вот она-то и закричала, что видит тебя, возвращающегося домой. Закричала, а потом побежала навстречу.
— То был не я, — сказал Финн.
— Он выглядел, как ты. У него было твое лицо и твои доспехи, и с ним были твои гончие, Бран и Шкьолан.
— Гончие были со мной, — сказал Финн.
— Мне показалось, что они были с ним, — скромно отозвался слуга.
— Не рассказывай сказки! — крикнул Финн.
— Мы растерялись, — продолжил слуга, — ведь мы никогда не видели Финна возвращающимся из боя до его окончания, и мы знали, что за это время ты не мог достичь Бен Эдайр и тем более сразиться с лохланнахами. И мы попытались уговорить нашу леди, чтобы она послала нас навстречу тебе, а сама осталась в Дуне.
— Вы поступили правильно, — согласился Финн.
— Но она не послушала нас, — запричитал слуга. — Она потребовала, чтобы мы дали ей встретить любимого самой.
— Увы! — сказал Финн.
— Она крикнула: „Отпустите меня встретить ненаглядного мужа, отца моего нерожденного ребенка.”
— Увы! — простонал Финн, раненный в самое сердце.
— И она побежала навстречу твоему облику, и его руки простерлись к нему.
Тогда мудрый Финн прикрыл глаза ладонью и увидел все, что произошло тогда.
— Продолжай! — изрек он.
— Когда Садб приблизилась к тому существу, оно подняло руку и коснулось ее ореховым прутом. И на наших глазах госпожа исчезла, а на ее месте появилась дрожащая лань. Эта лань помчалась к воротам Дуна, но гончие, что были там, погнались за ней.
Финн смотрел на своего слугу потерянным взглядом.
— Они вцепились ей в глотку… — прошептал трепещущий от страха слуга.
— Ах! — ужасным голосом выкрикнул Финн.
— …И притащили ее назад к фигуре, похожей на Финна. Трижды лань вырывалась и бежала к нам, и трижды собаки вцеплялись ей в глотку и волокли обратно.
— А вы спокойно смотрели! — прорычал Вождь.
— Нет, господин, мы бежали навстречу, но, как только мы подоспели, лань исчезла; потом исчезли огромные псы, а потом — и то, что казалось Финном. И мы стояли на траве, вытаращив глаза друг на друга и дрожа от ветра и ужаса. Прости нас, господин! — взмолился дворецкий.
Но великий воитель не вымолвил ни слова. Он застыл, не видя и не слыша ничего, и только бил себя кулаком в грудь, словно пытаясь убить в себе то, что должно умереть, однако еще живет. И так, колотя себя в грудь, он удалился в свои покои и не показывался ни в этот день, ни на следующее утро, когда солнце осветило Мой Ливе.
Глава 5
Долгие годы после того дня Финн провел в поисках своей возлюбленной сиды, отвлекаясь лишь на защиту Ирландии от врагов. Он исходил свою страну вдоль и поперек. Он ложился спать в печали, а просыпался в горе. На охоту он брал только самых верных своих псов — Бран и Шкьолана, Аомайре, Брод и Ломлу; только эти волшебные гончие могли понять, почуяв лань, нужно ли защитить ее или же убить. И не было почти опасности для Садб в этих поисках, но не было почти и надежды найти ее.
Однажды, спустя семь лет бесплодных поисков, Финн охотился с благородными людьми Фианны в Бен Гулбайн. На той охоте были все гончие Фианны, ибо Финн отчаялся найти Красу Аллена. И вот когда охотники мчались, огибая холм, в узкой лощине высоко на склоне холма собаки подняли ужасный гомон, и громче всего оттуда доносился лай гончих Финна.
— Что там происходит? — спросил Финн и, позвав своих спутников, направился на шум.
— Они дерутся там со всеми псами Фианны! — приблизившись, выкрикнул защитник Ирландии.
Так оно и было. Пять волшебных гончих сидели спина к спине и давали отпор одновременно сотне собак. Ощетинившиеся и ужасные, они щелкали зубами, и каждый удар их могучих клыков оборачивался горем тому, кому он предназначался. И сражались они не молча, как обычно и как их учили, — после каждого укуса гончие задирали морды и громким тревожным лаем звали хозяина.
— Они зовут меня! — прорычал Финн.
И он побежал так, как бежал до этого только раз в своей жизни, а близкие ему люди — как никогда раньше.
Добравшись до узкой лощины на склоне холма, они увидели пятерых Финновых гончих, сидящих кольцом и отгоняющих всех прочих собак Фианны, а за спинами волшебных псов, в самом центре их кольца стоял маленький мальчик. Он был обнажен, и длинные прекрасные волосы спадали ему на плечи. И шумная свара собак вокруг не вызывала на его лице ни тени страха. Он даже не обращал на них внимания — юный князь гордо глядел на Финна и его спутников, разгонявших собак древками копий. Когда собак разняли, Бран и Шкьолан, виляя хвостами и поскуливая, подбежали к мальчику и лизнули его ладони.
— Так они не приветствуют никого, — сказал кто-то из Фианны, оказавшийся неподалеку. — И кто же этот найденный ими новый хозяин?
Финн склонился к мальчику.
— Расскажи, мой маленький князь, биение сердца моего, как тебя зовут, как ты оказался посреди своры гончих на охоте и почему на тебе нет одежды?
Но мальчик не понимал языка людей Ирландии. Он просто вложил свою ладонь в руку Финна, и вождь почувствовал, будто рука мальчика коснулась его сердца.
Он посадил малыша на свое широкое плечо.
— Хорошую добычу мы взяли на этой охоте! — сказал Финн. — Мы должны принести это сокровище домой. Милый мой, ты станешь одним из мужей Фианны! — обратился он к найденышу.
Мальчик ответил столь гордо-преданным и бесстрашным взглядом, что сердце вождя растаяло в тот же миг.
— Ланёнок ты мой!
И тут Финн вспомнил ту, другую лань. Он усадил малыша на колени и пристально посмотрел ему в глаза.
— Да, взгляд тот же, — сказал он своей пробудившейся душе, — взгляд в точности как у моей Садб.
В этот момент печаль оставила защитника Ирландии, и радость неудержимым потоком хлынула в его душу. Напевая, он направился на охотничью стоянку; и люди его дивились — давно, ох, давно они не видели своего вождя таким счастливым.
Глава 6
Как когда-то Финн ни на минуту не разлучался с Садб, так теперь он все свое время проводил с найденышем. Он придумывал для него тысячи имен, одно другого ласковей: Мой Ланчик, Мое Сердце, Мое Маленькое Сокровище, или: Моя Песенка, Моя Цветущая Веточка, Моя Радость, Моя Душенька. И псы Финна любили малыша никак не меньше своего хозяина. Мальчишка мог спокойно играть посреди стаи, готовой разорвать в клочья любого другого. И причиной тому были Бран и Шкьолан со своими тремя щенками, следовавшие за ним неотступно, как тени. Когда малыш был при стае, эта славная пятерка бросала на всех, кто пытался к нему приблизиться, такие злобные взгляды, что скоро вся Финнова псарня признавала его за хозяина и поклонялась ему, как святыне.
Пятеро мудрых псов ни на минуту не прекращали охранять своего юного хозяина — так велика была их преданность. Но все же это была преданность, а не любовь.
Даже Финна смущала такая верность. Если бы он мог, он бы нагрубил своим гончим, но он не мог даже представить такого; а малыш, если бы осмелился, нагрубил бы ему. Ибо в первую очередь Финн любил малыша, затем Бран, Шкьолана и их щенков, затем Кэлтэ мак Ронан, и вслед за ним — остальных защитников. Обычно заноза в лапе Бран отдавалась болью для Финна, и всем прочим героям Фианны приходилось мириться с подобными странностями вождя.
Найденыш понемногу осваивал язык людей, и в конце концов узнал его настолько, чтобы поведать Финну свою историю.
В его рассказе было много неясностей — он был слишком мал, чтобы все запомнить. Деяния стареют днем и умирают ночью, новые воспоминания вытесняют старые, и искусство забывать не менее важно, чем искусство помнить. Новая жизнь мальчика несла столько ярких впечатлений, что воспоминания из его прежних дней меркли и стирались, так что он уже не был уверен в своем рассказе о событиях, произошедших в этом мире и в мире, когда-то покинутом им.
Глава 7
— Я жил, — поведал он, — в огромном прекрасном краю. Там были горы и долины, леса и реки, но куда бы я ни шел, я всегда приходил к великому утесу, подпирающему самое небо, и столь крутому, что и горная коза не сможет забраться на него даже в воображении.
— Я не знаю такого места, — озадаченно пробормотал Финн.
— Такого места нет во всей Ирландии, — вставил свое слово Кэлтэ, — но в Стране Сидов оно есть.
— Воистину, — сказал Финн.
— Летом я ел фрукты и коренья, — продолжил мальчик, — а зимой — находил еду в пещере.
— И с тобой никого не было? — спросил Финн.
— Никого, кроме лани, любившей меня и любимой мной.
— Ах! — горестно воскликнул Финн, — сын мой, продолжай, продолжай свой рассказ!
— К нам часто приходил темный и страшный человек, и он разговаривал с ланью. Иногда он говорил нежно, мягко и сочувственно, но спустя некоторое время он всегда злился и грубо и сердито кричал. Но как бы он ни говорил, лань всегда убегала от него в ужасе, и он уходил от нее разгневанным.
— Это был Черный Колдун из народа Богов! — в отчаянии закричал Финн.
— Совершенно верно, любезный друг, — отозвался Кэлтэ.
— Когда я в последний раз видел лань, — продолжил малыш, — с ней говорил темный человек. Он говорил долго. Он говорил мягко и сердито, снова мягко и снова сердито, и мне казалось, что он никогда не кончит говорить. Но в конце концов он ударил лань ореховым прутом, так что ей пришлось последовать за ним, когда он ушел. Она все время оглядывалась на меня и кричала так горестно, что ее пожалел бы всякий. Я тоже попытался пойти за ней, но не мог сдвинуться с места, и я тоже кричал ей, обиженно и печально, но вскоре она ушла так далеко, что я перестал видеть и слышать ее. Тогда я упал в траву, сознание покинуло меня, а очнулся я стоящим на горе посреди собак, где вы и нашли меня.