Она снова внимательно оглядела местность, словно вырезанную из черного янтаря и оправленную в серебро, которая раскинулась в дремоте у подножия холма, и увидела вдруг слабые отблески костра среди дальних деревьев.
— Там где свет, не может быть опасно, — подумала она и, решившись, наконец, покинуть спасительное дерево, побежала на свет дальнего костра.
Она добежала до небольшой полянки между тремя огромными вековыми дубами и увидела молодого мужчину, жарившего на огне кабана. Она поприветствовала его и села возле огня, но тот, едва взглянув на подошедшую к костру женщину и пробормотав в ответ приветствие, больше на нее не смотрел и не говорил ни слова.
Когда кабан был готов, юноша, не глядя на Бекфолу, молча оделил ее едой и так же молча стал есть сам. Когда они поели, он поднялся на ноги и пошел прочь от костра, огибая широченные стволы вековых деревьев. Она последовала за ним, печально размышляя о том, что раньше не встречала людей, которые обращались бы с ней подобным образом.
— Конечно, — думала она, — юноши и молодые мужчины не станут заговаривать или заигрывать со мной сейчас, ведь я все же жена короля, но я еще не встречала ни одного юноши, который, находясь рядом со мной, не смотрел бы на меня, восхищенно вздыхая и пытаясь поймать мой взгляд.
Но, если юноша и не смотрел на нее, то сама она смотрела на него во все глаза, и то, что она видела, так нравилось ей, что у нее не осталось времени на сожаления. Ибо если Кримтанн был юн и прекрасен, то этот юноша был в десять раз более красив, строен и грациозен. Она благословляла кудри на голове Кримтанна, они были отрадой для ее взгляда, для нее не было ничего более желанного, чем вид этих кудрей, так что она лучше ела и крепче спала, посмотрев на них. Но вид этого юноши лишил ее аппетита, а что до сна, то она боялась даже на секунду закрыть глаза, боялась лишний раз моргнуть. Она боялась даже на секунду лишить себя того сильного и трепетного наслаждения, которое доставляло ей созерцание этого красавца; она просто не могла отвести от него взгляд.
Но вот подошли они к небольшой бухте. Спокойное и ласковое море раскинулось перед ними, и волны мягко накатывали на берег, и тихая поверхность воды была залита серебристым светом луны. Сначала юноша, а затем и Бекфола, шедшая за ним по пятам, поднялись в лодку, и юноша стал грести к видневшемуся среди волн чудесному острову.
Когда лодка пристала к берегу, они направились вглубь острова к огромному, но совершенно пустому замку. Войдя в замок, где не было никого, кроме них, юноша сразу же прилег и заснул, а Бекфола расположилась рядом с ним, и смотрела на него, пока сон не сомкнул ее веки, и она тоже уснула.
Утром она проснулась от громкого крика:
— Выходи, Фланн, выходи, сердце мое!
Юноша вскочил с ложа, облачился в боевые доспехи, опоясался оружием и зашагал к выходу. Там его встретили трое молодых воинов, каждый из которых тоже был в боевом облачении. Они обменялись приветствиями и все вчетвером направились к другой группе из четырех воинов, поджидавших их невдалеке на лужайке перед входом во дворец. Затем обе четверки воинов сошлись и началась битва; бились они со всей подобающей учтивостью, однако и с подобающей суровостью и яростью. Так что битва закончилась только тогда, когда на ногах остался стоять только один человек, а остальные семеро лежали замертво. Победителем оказался прекрасный юноша.
И Бекфола обратилась к нему:
— Ты был прекрасен в этой битве, я не встречала еще столь доблестного и учтивого воина, — сказала она.
— Увы, — ответил он, — если это и была прекрасная и доблестная битва, это все же не назовешь подвигом или даже достойным воина делом, ибо три моих брата мертвы и четверо моих племянников покинули этот мир вместе с ними.
— Боже мой! — воскликнула Бекфола, — для чего же тогда затеяли вы это сражение?
— Мы сражались за власть над этим островом, островом Федаха сына Далла.
И хотя Бекфола была взволнована и напугана этим сражением, оно не отвлекло ее от других мыслей; и потому вскоре она задала вопрос, терзавший ее сердце и занимавший ее мысли гораздо больше, чем предыдущий:
— Почему ты не глядишь на меня и не скажешь мне ни слова?
— Пока я не завоюю звание короля этой земли, победив всех претендентов на престол, я не подходящая пара для супруги верховного короля Ирландии, — ответил он.
Этот ответ словно пролил бальзам на сердечные раны Бекфолы.
— Что же мне делать? — спросила она, не скрывая радости в сияющих глазах.
— Возвращайся домой, — посоветовал юноша. — Я буду сопровождать тебя и твою служанку, ибо она на самом деле не умерла, а когда я завоюю королевский сан, найду тебя в Таре.
— А ты действительно придешь за мной? — настаивала она.
— Я клянусь тебе, — твердо сказал он, — что непременно вернусь за тобой.
С тем и отправились они в обратный путь. Дорога была не близкой, минул целый день, и только к концу ночи они увидели вдали в предрассветной мгле высокие крыши Тары. У ворот дворца юноша покинул их, и, беспрестанно оглядываясь, едва ступая на непослушных ногах, Бекфола перешагнула через порог дворца. Что она скажет Дермоду, как объяснит свое трехдневное отсутствие?
Глава 4
Было так рано, что даже птицы еще не проснулись, и вокруг царила полная тишина. В тусклом предрассветном сумраке предметы казались больше, чем обычно, и все вокруг было окутано холодным серовато-синим мертвенно-бледным полумраком.
Острожно ступая по мрачным коридорам, Бекфола благодарила судьбу за то, что не встретила никого, кроме редких стражей; за то, что хотя бы в этот короткий промежуток времени ей не придется отчитываться ни перед кем; за то, что никто не знал, куда она направляется. Она могла чувствовать себя спокойной. Она была благодарна судьбе за эту короткую отсрочку, которая позволила ей успокоиться и снова почувствовать себя дома. Эта передышка дала ей тот покой, который женщины ощущают лишь среди родных стен, видя вокруг свои владения, ставшие по праву собственности неотъемлемой частью души.
Ни одна женщина на свете, разлученная со своим домом и знакомыми вещами, не может быть полностью спокойной, на сердце у нее уже нет обычной легкости, хотя она может и не подавать признаков волнения. Потому под открытым небом или в доме, в котором она не полноправная хозяйка, женщина не совсем такая, какой она становится в кругу семьи, когда все нужные вещи под рукой, и когда она держит в своих слабых руках бразды правления домашним хозяйством.
Бекфола тихонько толкнула дверь королевской опочивальни и бесшумно вошла. Там она так же тихонько присела в кресло и стала молча смотреть на своего спящего мужа и размышлять о предстоящем разговоре с ним, когда он проснется и когда придется ей объяснить свою отлучку. Она думала о том, что нужно говорить, думала о том, как она ответит на его вопросы и упреки, думала о том, как вести себя, какие чувства высказать: раскаяние или гнев.
— Я сама осыплю его упреками, — решила она. — Я назову его плохим мужем и удивлю с самого начала, так что он и думать забудет о собственной тревоге, негодовании и возмущении.
В этот самый миг король приподнял голову с подушки и доброжелательно посмотрел на жену.
Сердце ее забилось сильней, она уже приготовилась начать свою речь, обрушить на короля потоки негодования раньше, чем тот сумеет задать свой вопрос. Но пока она собиралась, король заговорил первым, и его слова так удивили ее, что все придуманные речи, уже готовые сорваться, застыли у нее на губах. Она лишь молча смотрела на супруга и не могла произнести ни слова, будто потеряв дар речи.
— Ну как, моя дорогая, — сказал король, — ты решилась отказаться от этой своей встречи?
— Я… Я!.. — могла только, запинаясь, произнести Бекфола.
— Этот час и в самом деле совершенно не подходит для встреч и выполнения поручений, — настаивал Дермод. — Даже птицы еще не проснулись, они еще спят в своих гнездах; кроме того, — продолжил он несколько злорадно, — еще так темно, что невозможно разглядеть того, с кем собираешься встречаться, и можешь даже пройти мимо него в темноте.
— Я… — с трудом произнесла Бекфола. — Я… Я!..
— Не должно доброму человеку отправляться в путь в воскресенье, — продолжал настаивать король, — это чревато плохой дорогой и неудачным путешествием. От такого дела нечего ждать добра. Ты вполне сможешь забрать свои платья и диадемы завтра. В такой час мудрый человек оставит встречи и дела на долю летучих мышей, сов и тех тварей с круглыми глазами, что рыщут в поисках добычи и крадутся в темноте, тех, для кого главное нюх, а не зрение. Возвращайся в свою теплую постель, моя сладкая, отложи этот неприятный путь по крайней мере до настоящего утра.
В сердце Бекфолы поднялась такая волна мрачных предчувствий, что она немедленно выполнила приказ мужа. Нона была в замешательстве и смущении. Она не поняла, что произошло, она просто не успела прийти в себя. Она была в таком смятении, что не могла ни думать, ни говорить.
Но, когда она растянулась в теплой и удобной кровати, ей пришла в голову мысль о том, что сейчас Кримтанн, сын Аэда, должно быть, поджидает ее в Клуйн да Хиллех, она подумала об этом еще недавно столь любимом и желанном юноше, как о чем-то удивительно нелепом и далеком. А то, что он ждал ее и сходил с ума от неизвестности, волновало ее не больше, чем кустарник на обочине дороги.
И она спокойно заснула.
Глава 5
Утром, когда все сидели за завтраком, четыре ms священника попросили встречи с королем. Когда их ввели в трапезную залу, Ард-Ри посмотрел на них строго и неодобрительно.
— Что может может быть за дело в воскресный день? — потребовал он ответа.
Один из братьев — с гладко выбритым длинным подбородком, тонкими бровями, глубоко посаженными глазами и суровым, недобрым взглядом — вышел вперед и стал отвечать на вопросы короля. Его нервные, беспокойные пальцы ни на минуту не оставались неподвижными, он то сплетал, то расплетал их, то нервно стискивал пальцы одной руки пальцами другой; казалось, его руки живут собственной непонятной жизнью.