— Конечно же, — сказал он, и пальцы его правой руки зажали и совершенно лишили подвижности пальцы левой, — конечно же, мы согрешили и нарушили закон по приказу.
— Объясни, что ты хочешь сказать.
— Мы были столь поспешно посланы к тебе нашим настоятелем, Моласием из Девениша, что должны были пуститься в путь в воскресенье.
— Моласий — благочестивый и набожный святой отец, — прервал рассказ король, — один из тех, кто не одобрит и не разрешит отправиться в дальний путь в воскресенье.
— Нам было приказано пойти к тебе, — сказал непреклонный церковник, и похоронил пальцы правой руки в кисти левой так сильно и решительно, что, казалось, они уже никогда не увидят света. — На одного из братьев Девениша возложена обязанность, — продолжил он, — выгонять скот на пастбище до утренней зари, и этот брат сегодня утром, возвращаясь с пастбища, увидел восьмерых юных воинов, которые сражались — воскресным утром.
— Утром в воскресенье? — вскричал Дермод. Церковник только кивнул.
— Рассказывай дальше, — гневно потребовал король.
Внезапный страх сжал сердце Бекфолы.
— Не стоит рассказывать столь ужасные истории в воскресенье, — взмолилась она. — Этот рассказ не принесет никому ничего хорошего.
— О нет, он должен быть досказан, моя дорогая, — сказал король.
Тогда церковник, который держал речь, посмотрел прямо на нее. Взгляд его был мрачен и неумолим; казалось, он угрожает королеве. По приглашающему жесту короля он сразу же продолжил свой рассказ.
— Из восьмерых воинов семеро было убито.
— Они уже в аду, — мрачно проговорил король.
— Да, они в аду, — с исступленной радостью подтвердил церковник.
— А тот из них, который не был убит в этой битве?
— Он жив, — отозвался церковник.
— Как и следовало ожидать, — согласился монарх.
— Продолжай свой рассказ.
— Моласий похоронил этих семерых негодяев и снял с их грешных шей и с их непристойных рук, а также с их лишенного благословения злополучного оружия груз золота и серебра, который едва смогли поднять двое здоровых мужчин.
— Груз золота, который едва могут поднять двое! — задумчиво произнес король.
— Именно столько, — сказал тощий церковник. — Не больше, не меньше. И он послал нас к тебе, чтобы узнать, какая часть этого нечестивого сокровища принадлежит братии Девениша, а какая часть должна стать собственностью короля.
Бекфола снова вмешалась в беседу, она заговорила несколько поспешно, торопливо и, быть может, необдуманно:
— Пусть братия Девениша возьмет себе все драгоценности, ибо они были обретены в воскресенье и никому не принесут добра.
Церковник снова взглянул на нее холодным взором, слегка прищурив глаза. Из узких щелочек на нее сурово смотрели серые холодные глаза. Ожидая ответа короля, он не сводил с нее осуждающего взгляда.
Дермод обдумал услышанное, слегка покачал головой, как бы не соглашаясь с доводами, которые показались ему неубедительными, затем кивнул, как бы соглашаясь с разумными помыслами.
— Да будет сделано так, как посоветовала милостивая королева. Пусть искусные мастера изготовят из этого золота и серебра гробницу и выбьют на ней мое имя и сегодняшнюю дату. Это будет данью памяти моей бабке, подарившей жизнь ягненку, лососю, а затем и моему отцу, Ард-Ри. А из той части сокровища, которая останется после сооружения гробницы, пусть будет выкован пастушеский посох для Моласия, благочестивого слуги Божьего.
— Мой рассказ еще не закончен, — проговорил угрюмый церковник с подбородком, более всего напоминающим наконечник копья.
Король задвигался с веселым нетерпением.
— Если ты продолжишь его, — сказал он, — он несомненно через некоторое время все же подойдет к концу. Камень за камнем составляют дом, сердце мое, а слово за словом образуют рассказ.
Церковник охватил себя руками, съежился так, что стал казаться еще более тощим; вид его стал еще более грозным и устрашающим.
Он прошептал:
— Кроме юноши по имени Фланн, который участвовал, но не был убит в этой битве, еще один человек присутствовал при этой дикой воскресной битве, которая приведет всех ее участников в ад, потому что попирает закон.
— Кто этот человек? — спросил непонятно почему встревоженный монарх.
Церковник выставил вперед свой тощий острый подбородок и еще сильнее нахмурился.
— Это была жена короля, — почти прокричал он. — Это была женщина по имени Бекфола. Это была именно эта женщина, — прорычал он и указал на королеву длиннющим тощим негнущимся пальцем.
— Собака! — вскричал король, привставая.
— Если это была женщина… — прокричал церковник.
— Что ты имеешь в виду? — спросил король, вне себя от гнева, но уже охваченный неясным страхом.
— Если она женщина этого мира, она должна быть наказана за подобный проступок, если же она — женщина из мира сидов, она должна быть изгнана, но утром этого святого дня она была в Волшебной Стране, и ее руки обвивали шею Фланна.
Ошеломленный король тяжело опустился на трон, переводя изумленный взор с одного на другого, а затем обратил невидящий, затуманенный страхом взор на Бекфолу.
— Это правда, биение моего сердца? — прошептал он.
— Да, это правда, — ответила Бекфола и вдруг побледнела под взглядом короля.
Он указал ей на дверь.
— Иди на свою встречу, — запинаясь, но все же решительно произнес он. — Иди к своему Фланну.
— Он ждет меня, — проговорила Бекфола со стыдливой гордостью в голосе, — и мысль о том, что он ждет меня, терзает мое сердце.
И она пошла прочь из дворца. Она ушла из Тары, и нигде — ни в Ирландии, ни во всем смертном мире — ее больше никогда не видели, и ничего больше о ней не слышали.
Маленькая ссора в Аллене
Глава 1
— Я думаю, — рек Кайрилл Белокожий, — что хоть правосудие и против Финна, все-таки он имел право…
— Он потерял одиннадцать сотен, — спокойно сказал Конан, — и теперь-то ты можешь сколько угодно говорить о его правах.
— Все равно… — начал было спорить Кайрилл.
— И ведь именно ты затеял эту ссору. — продолжил Конан.
— Хо! Хо! — закричал Кайрилл, — отчего же, ведь ты вспылил одновременно со мной.
— Нет, — ответил на это Конан, — ты ударил меня первым.
— Ох, если бы нас тогда не разделили… — прорычал Кайрилл.
— Разделили! — сказал Конан с такой усмешкой, что борода его встала торчком.
— Да, разделили. Если бы тогда между нами никто не встал, я думаю…
— А ты думай потише, мой дорогой, — мы же теперь друзья по закону.
— И верно, — отозвался Кайрилл, — а закона стоит слушаться. Пойдем, мой друг, посмотрим, как юноши тренируются в школе. Есть там один подающий надежды мечник.
— Фи! Да ни один юнец не справится с мечом.
— И снова ты прав. Владение мечом требует долгой подготовки.
— Мальчики хороши с пращами, — продолжил Конан, — да и там от них одни убытки. То все запасы съедят, то с поля боя удерут…
И двое широкоплечих мужей рука об руку направились в школу Фианны.
Случилось так, что Финн мак Уайл созвал на пир мужей Фианны с их женами. Пришли все, ведь пир Финна — событие не из тех, что стоит пропускать. Был там Голл мак Морна со своими людьми, был и сын Финна Ойсин, и внук его Оскар. Был и Дермод Веселый, был и Кэлтэ мак Ронан — всех и не-перечислить, ибо все гэльские столпы битв и факелы войн собрались там.
Пир начался.
Финн сидел в кресле Вождя, напротив же себя на почетное место усадил он славного своей доблестью Голла мак Морна. По обе стороны от них расположились остальные благородные жители Фианны, каждый согласно своему чину и происхождению.
За доброй едой последовала добрая беседа, а за доброй беседой — сон. В общем, все шло своим чередом. Каждый ел и пил, сколько ему вздумается, виночерпии едва поспевали подносить блестящие рога с вином, украшенные драгоценными камнями. И юные герои становились веселыми и добродушными, их леди — нежными и ласковыми, а барды показывали чудеса мудрости и остроумия. И не было в том зале глаз, не блещущих радостью, и все взгляды были обращены к Финну — великому и доблестному герою.
Тогда обратился Голл со своего края стола к Финну с такими словами:
— О Вождь, всего довольно на этом пиру!
И улыбнулся ему Финн, видя взгляд, исполненный нежности и дружелюбия.
— Всего довольно, — ответствовал он, — только не хватает ладно сложенной песни.
И тогда поднялся глашатай, держа в одной руке цепь из железа, а в другой — из прекрасного древнего серебра. Он потряс железной цепью — и все слуги и работники хозяина умолкли. Он потряс серебряной цепью — и все благородные люди и барды обратились в слух.
И Фергус, прозванный Правдивые Уста, бард Фианны, восславил тогда Финна, и предков его, и деяния их. Когда же закончил он свою песню, поднялись Финн и Ойсин, и Оскар, и мак Лугак Ужаснорукий и поднесли ему редкие и дорогие дары. И каждый в зале восхитился щедростью их, и даже сам бард, привыкший к богатым подаркам королей и князей, изумился тем дарам.
Тогда Фергус обратил свой взгляд к другому краю стола, к сидящему там Голлу мак Морна, и запел о Крепостях, Разрушениях, Походах и Победах клана мак Морна, и песни превосходили одна другую в красоте, и радовался Голл, и был он доволен.
Когда закончились песни, повернулся Г олл в своем кресле и закричал:
— Где же мой гонец?!
А гонцом у него была женщина, чудо быстроты и преданности.
Она выступила вперед.
— Я здесь, мой владыка.
— Принесла ли ты мою дань с данов?
— Она здесь.
И, призвав помощников, разложила она перед ним столько чистого золота, сколько могут унести трое мужчин. И из этого сокровища Г олл мак Морна заплатил Фергусу за его песни, а также подарил ему множество браслетов и ожерелий из тех, что были при нем. И как ни велика была щедрость Финна, Голл заплатил вдвое больше.
И после этого кто бы ни выступал на том пиру — арфист ли, предсказатель или фокусник, Голл одаривал его щедрее всех прочих гостей. И Финн был недоволен, и пир продолжался в напряжении и молчании.