Пять костров ромбом — страница 2 из 3

Записки промышленного шпиона

Список законных (пункты с первого по восьмой) и незаконных (пункты с девятого по двадцатый) способов получения информации о конкурентах.

1. Публикации и отчеты о процессах, полученные обычными путями.

2. Сведения, данные публично бывшими служащими конкурента.

3. Обзоры рынков и доклады инженеров-консультантов.

4. Финансовые отчеты.

5. Устраиваемые конкурентами выставки и издаваемые ими брошюры.

6. Анализ изделий конкурентов.

7. Отчеты коммивояжеров и закупочных отделов.

8. Приглашение на работу специалистов, работающих у конкурента, и заполнение ими специальных вопросников.

9. Вопросы, осторожно задаваемые специалистам конкурентов на разного рода конгрессах и симпозиумах.

10. Непосредственное тайное наблюдение.

11. Притворное предложение работы служащим конкурента с целью выведывания у них необходимой информации.

12. Притворные переговоры с конкурентом, якобы для приобретения лицензии на один из патентов.

13. Использование профессиональных промышленных шпионов.

14. Сманивание с работы служащих конкурента.

15. Посягательство на собственность конкурента.

16. Подкуп сотрудников закупочного отдела конкурента.

17. Засылка агентов к специалистам конкурента.

18. Подслушивание телефонных разговоров.

19. Похищение чертежей, образцов, моделей и документов.

20. Шантаж и различные способы давления.

“Кемикл инджиниринг”, 23 мая 1965 г.

Фальшивый подвиг

1

Я давно знал, что стены, потолки, подоконники моей квартиры — все нашпиговано микрофонами. Шел ли я в ванную, ложился ли в постель, шептал проклятие, споткнувшись о край ковра, — каждое мое слово становилось известно шефу.

Конечно, подобный контроль входит в условия договора (как необходимая мера безопасности), но перед каждым серьезным делом ощущение собственной открытости только раздражало меня. Хотя признаюсь, и… поддерживало в форме.

Закинув ноги на журнальный столик, полулежа в кресле, я лениво листал рекламные проспекты, посвященные новым видам компьютеров. Источник моего раздражения таился именно в этом занятии. Я, химик и промышленный шпион, “инженер”, занимающий третью по значимости графу в ведомости Консультации, человек, сумевший полгода назад утопить в грязи одну из самых крупных фармацевтических фирм страны, должен был рыться в бумагах!

Не меньше раздражало меня и то, что бумаги мне подкинул Лендел — наш недавний сотрудник, бывший программист фирмы “Счет”. В свое время он сумел понравиться шефу и, как следствие, без всяких угрызений совести поменял хозяев. Для внедрений он, конечно, не годился (несдержанный характер, расшатанное здоровье, случайные связи…), но в роли чтеца приносил немалую пользу.

Я бросил бумаги, встал, подошел к окну.

Улица действует на меня гипнотически.

Толпы, толпы, толпы… Странно сознавать, что наша работа, такая незаметная, такая скрытная, имеет прямое отношение к любому человеку из толпы, чем бы он ни занимался. Одних мы обогащаем, других низвергаем в пучину бедности. Но никто не догадывается о нашей роли. Незаметные, оставаясь в тени, мы только улыбаемся по поводу таких общераспространенных мифов, как безопасность слов, произнесенных по телефону-автомату, или сверхнадежность сейфов Большого банка…

Когда-то я думал, как человек из толпы. Когда-то я ничем из толпы не выделялся… Но время идет, и теперь я так не думаю. Вообще стараюсь не думать, когда в том нет нужды.

Отказавшись от бумаг, подкинутых мне чтецом, я вытащил из ящика диктофон, намереваясь потренировать голос. Но меня прервали. Я услышал звонок.

2

Звонила женщина.

В глазок, врезанный в дверь так, что снаружи об этом никто не мог догадаться, я видел ее всю.

“Узкая переносица, — автоматически отмечал я, — напряженный взгляд, напряженные серые глаза…” Такие люди редко смеются громко, а при внезапном шоке они, как правило, противятся рефлекторному толчку и никогда не вскрикивают.

Тем не менее женщина нервничала. На ней были брюки, короткие сапоги, тонкая куртка на пуговицах, без рукавов… Женщина нервничала. Я видел это по тому, как она держала руки в карманах.

Четкий медальный профиль женщины (на миг она беспокойно оглянулась на лестницу) показался мне знакомым, но вспомнить, где и когда я ее видел, я не смог. И, убедившись, что она пришла одна, я открыл дверь.

— Меня зовут Джой, — с южным акцентом протянула женщина. — Я — Джой, сестра Берримена.

Джек Берримен — это имя меня восхищало. Джек многому меня научил: стрелять в темноте по голосу, работать с подслушивающей аппаратурой… Впервые я увидел Джека лет пять назад, на экране телевизора. Сидя спиной к снимающей камере, он говорил что-то успокаивающее о случайном отравлении Потомака отходами промышленных вод. Я так и не увидел его лица, но голос запомнил, и когда Джек появился в Консультации, сразу его узнал. Не без удивления… Удивляться было чему! Ведь до появления в Консультации Джек имел диплом промышленного контрразведчика, полученный в “Калифорниа Стейт колледж”, и представлял “Норман Джэспен ассошиэйтед” — организацию промышленной контрразведки. То есть к нам, в Консультацию, пришел наш вчерашний противник… Но именно он за короткий срок принес дружественным нам фирмам, а значит, и нам самим, колоссальные прибыли.

О сестре Берримена, Джой, я тоже слышал. Одно время она подвизалась в Консультации в роли агента-цифровика. Но я никогда ее не встречал, потому что по негласному договору с Джеком мы не совали нос в дела друг друга. Нам хватало того, что мир для нас и так был слишком прозрачным благодаря подсматривающей и подслушивающей технике, которой мы владели в совершенстве.

Появление Джой не вязалось с правилами, и я встретил ее настороженно:

— Прошу.

— Нет, — нервно отказалась она. — Я не буду входить. Если вы не против, поговорим в машине.

На ее месте я поступил бы так же. Но чего она хотела? Что привело ее ко мне? Кто дал ей адрес?

— Хорошо, — сказал я. — Спускайтесь вниз. Я только переоденусь.

— Я жду…

Она не закончила фразу. Торопливо, не оглядываясь, пошла вниз по лестнице, прямая, собранная.

Проводив ее взглядом, я закрыл дверь и подошел к телефону. По инструкции я должен предупреждать шефа сразу… Но зря разве ремонтники суток пять возились в моей квартире? — шеф и сам знал все.

И я не стал звонить шефу.

3

Джой мне понравилась.

Я специально замедлил шаги, подходя к машине.

Лицо Джой было выразительно. Оно располагало к себе. С таким лицом ничего не стоит убедить малознакомого лавочника дать товары в кредит.

Джой перехватила взгляд и нервно скривила губы. Но как только руки ее легли на руль, она преобразилась. Рядом со мной теперь сидел классный, все отмечающий, рее фиксирующий водитель. Я ждал.

— В кармане, — сказала Джой, не снимая рук с руля. Я сунул пальцы в наружный карман ее куртки и нащупал листок бумаги.

“Мы нашли тебя, — было написано на листке. — Внимательно смотри в лицо каждому прохожему. Внимательно следи за каждой машиной. Мы хотим видеть твое лицо, когда ты нас узнаешь!”

Подписи не было.

— Вы получили это по почте?

— Нет… Нашла в кармане, выйдя из магазина Матье.

— И эта угроза направлена против вас?

Она перехватила мой взгляд в зеркале:

— Час назад я еще сомневалась.

— Что случилось за этот час?

— Взгляните на крыло.

Опустив стекло, я выглянул из машины. Правое крыло (я видел это и раньше) было помято. Вокруг вмятины болтались лохмотья бежевой краски.

— Кто это сделал?

— Грузовик навалился на мою машину на семнадцатой магистрали. Все произошло так быстро, что я не заметила лиц.

— Жаль… — помолчав, сказал я. — В такие дела я не впутываюсь… Вы сообщили полиции?

— Я позвонила брату. Он не советовал мне торопиться.

— Мой адрес вам сказал Джек?

— Да, Эл… Могу я вас так называть?

— Пожалуйста… Но куда вы могли звонить Джеку? — скосив глаза, я внимательно следил за Джой, но лицо ее не изменилось. Она, конечно, могла знать о местонахождении Джека. Она в конце концов могла быть связной между ним и Консультацией. Но все равно мне не нравилось ее появление. Не будь она сестрой Берримена, я немедленно вышел бы из машины.

Будто почувствовав мои колебания, Джой умоляюще подняла глаза. Ресницы ее дрогнули. У нее это здорово получалось. Я видел ее такой, какой она хотела казаться… И от того, что определенное решение не приходило, мне стало вдруг не по себе.

— Со мной хотят свести счеты, — почти с испугом а беспомощно произнесла Джой. — Счеты, Эл… Счеты!

Слово “счеты” она повторила несколько раз. Когда банальную фразу так акцентируют, в ней может прятаться второй смысл. Но чего Джой боялась по-настоящему? Почему не рассказывала все?.. Так неуверенно ведут себя обычно в коробке, набитой аппаратурой, но неужели она никогда не проверяет свою машину?

Раскурив сигарету, я поднял голову, собираясь сказать малозначащие, принятые в таких случаях слова, но нужда в них отпала. За пару секунд, ушедших на сигарету, Джой успела расстегнуть куртку, и с локтя ее правой руки, все так же лежащей на руле, на меня смотрел никелированный ствол револьвера. У него был невероятно вызывающий вид, но я сразу понял — оружие настоящее. Я отчетливо видел отверстия по обе стороны барабана, и каждое из них было начинено штуками, способными наделать во мне кучу весьма убедительных дыр.

— В коробке у ваших ног изоляционная лента, — резко сказала Джой. — Обмотайте ею глаза!

Чуть сбавив ход, она продолжала:

— Мне нелегко будет убить вас, Миллер, но если понадобится, я это сделаю!

Я уступил. Не Джой. Ее револьверу. И так же безропотно, когда на одном из участков пути она остановила машину, позволил связать себе руки нейлоновым шнуром. Хватка у Джой была крепкая, мои локти это почувствовали.

— Лезьте в багажник, Миллер! — приказала она.

— А если я буду кричать?

— Сколько угодно, — разрешила она. — Мы в безлюдном месте.

— Послушайте, — сказал я, с трудом втискиваясь в багажник. — Вы — Джой? Вы правда сестра Джека?

Она фыркнула:

— Не чувствуете почерка?

— Наверное, вы правы… — вынужден был признать я. И Джой, опять фыркнув, с такой силой хлопнула крышкой багажника, что у меня чуть не лопнули перепонки.

4

Примерно через час машина свернула на подъездную дорогу и въехала в крытый гараж. Я понял это по облаку газов, заполнивших багажник. Сильные руки вытянули меня на свет, поставили на ноги:

— Иди осторожнее. Тут ступеньки!

— Может, вы снимете о моих глаз ленту?

— Заслужил он это, девочка? — услышал я хриплый смех.

— Пожалуй, да.

— Тогда иди, девочка, тебя ждут.

Когда шаги Джой стихли, опекун сорвал повязку с моих глаз, сразу же отступив на шаг.

Он мог этого и не делать. Я был связан, а он вдвое превосходил меня в весе. К тому же был вооружен. Я видел, как топорщились его накладные карманы. Здоровенный спортивный тип с желтым плоским лицом и узко поставленными голубыми глазами.

— Будешь дергаться, — предупредил он, — получишь! Я умею из любого живота делать сплошной синяк!

Он толкнул меня в кресло, а сам сел в другое, устремив взгляд на экран включенного телевизора.

Рост цен, угроза с востока, визит на Ближний Восток, ограбление ювелирного магазина… Опекун внимательно прослушал весь выпуск известий.

Я не понимал, чего он ждет, но когда передача кончилась, он встал, хрустнул суставами рук и удовлетворенно прохрипел:

— О нашем деле ни слова!

— Еще не успели, — подсказал я. — Через полчаса… час…

— Заткнись!

Ладно… Я не собирался с ним спорить. Да и он был настроен не очень воинственно. Внимательно оглядел меня, сунул в губы сигарету и сам разжег:

— Кури… Меня можешь звать Редом. Для тебя я — старина Ред. Мы теперь вроде как братья. Вставай! — И объяснил: — Маленькая загородная поездка.

5

Но маленькой назвать я ее не мог. Я почти задохнулся, когда Ред, наконец, извлек меня из багажника. Трещала голова, болели все суставы.

— Жив? — прохрипел Ред. — С твоей стороны это большая любезность.

Под ногами шуршала галька, потом песок. Меня вели по тропинке, я ощущал прохладу. Значит, мы были в пригородной или в парковой зоне… Но где?

Где — я не знал. Но человек, которому передал меня опекун, был мне знаком. Так знаком, что я предпочел бы с ним не встречаться.

Джон Лесли — так его звали. Несколько месяцев назад судьба свела нас в деле фармацевтов. Я представлял Консультацию, он — Ассоциацию бывших агентов Федерального бюро расследований (Мэдисон-авеню, 274). Я искал секреты, он их хранил. Я пытался искать связи с шоферами, техниками, служащими, он отговаривал их от опрометчивых поступков…

Но дело фармацевтов выиграл я!

Не поднимаясь из-за стола (он всегда стеснялся своего небольшого роста), Лесли округлил глаза:

— Садись, Миллер. Я на тебя не сержусь. Нам нужен твой шеф, но его не втолкнешь в багажник. Пришлось взять правую руку… Или ты левая рука?

Я усмехнулся.

— Но это неважно, — тем же будничным тоном продолжил Лесли. — Скоро ты отдохнешь. Тебя завезли сюда на минутку. Я боялся, что девочка обознается, но она узнала тебя… Как ты ей поверил, Миллер? Неужели ты стареешь? Неужели ты начинаешь искать друзей?..

Он остановился и крикнул в микрофон, лежащий на столе:

— Кофе!

Суетливая женщина, от испуга и напряжения у нее дрожала нижняя губа, принесла поднос с чашками.

— Не могу развязать тебе руки, Миллер, — усмехнулся Лесли. — Если хочешь приободриться, открой пасть. Я не хочу, чтобы ты выматывался. Нам еще предстоят беседы. Как ты догадываешься, они не будут короткими.

Я не противился. Лесли не Ред, а я и от Реда принимал услуги. И, послушно раскрыв рот, я большими глотками уничтожил содержимое чашки.

— Ты, наверное, пытался понять случившееся? — спросил Лесли. — Я тебе помогу. Задам три вопроса. От них зависит многое…

— Я слушаю.

— Так вот… Первое: как Консультация заграбастала главного эксперта фирмы “Счет”? Второе: где вы его держите? Третье: что собираетесь с ним делать?.. Обдумай хорошенько мои вопросы, Миллер. Время я тебе дам, немного, но дам.

Когда вернувшийся Ред снова завязал мне глаза, я провел ответный ход, рассчитывая на женщину, приносившую кофе. Если она была тут лицом случайным (а ее испуг косвенно подтверждал это), если Лесли просто ее купил, она еще могла пригодиться.

— Лесли, — спросил я. — Вы дадите мне пальто или опять сунете под одеяло?

Вопрос дурацкий, он должен был запомниться даже вконец запуганному человеку.

Но Лесли все понял и убил эффект:

— Ты здорово выпил, парень. Сейчас не зима. Обойдешься глотком кофе… Иди!

6

Я лежал теперь не в багажнике, а на заднем сиденье. И на меня, как это ни странно, действительно накинули одеяло. Оно было шерстяное и резко пахло потом. Пальцами связанных рук я сумел выдрать пару нитей и спрятал их за пояс брюк, сзади, единственное место, до которого я мог дотянуться…

Сопение Реда, сосущего сигарету (Лесли ехал не с нами), раздражало меня, но я молчал. Мы — воюющие стороны!

Я ничуть не преувеличивал.

Консультация, то есть шеф, Берримен, я, Кронер-младший, — все мы вели самую настоящую тайную войну против фирм, конкурирующих с нашими друзьями. Нас интересовало все: легкие аккумуляторы для электромобилей, специальные моторы для гоночных машин, транзисторы, радиолокационные системы, новые виды лекарственных препаратов… Вся добытая нами информация шла в руки шефа, хотя обрабатывал ее, конечно, не он. Но это нас, агентов, уже не интересовало. Мы получали свои проценты (весьма недурные) и помнили одно: молчание, молчание, молчание, ну и, конечно, лояльное отношение ко всем фирмам, которые обращались к нашей помощи хотя бы раз!

Любая фирма могла обратиться к нам с просьбой: “Там-то и там-то тот-то и тот-то ведет такие-то и такие-то работы… Нас интересуют эти работы, мы могли бы сами многое сделать в этом направлении… но — время!.. Времени у нас нет! А вот деньги…” Шеф улыбался, заключал договор, мы проводили акцию, заинтересованная фирма платила.

И сейчас, лежа на заднем сиденье мощной машины, увлекаемой Редом в неизвестное, я старался детально вспомнить все, что знал о деле Эксперта.

7

…В тот день шеф вызвал меня очень рано. И не куда-нибудь, а в разборный кабинет.

Я не оговорился, назвав кабинет шефа разборным. Стены, пол, потолок — все в нем было собрано из множества мелких плотно пригнанных друг к другу деталей, так что любую из них можно было за считанное время извлечь и изучить на предмет того, не нашили ли нам соперники уши.

Ламп в кабинете не было: электросеть может питать подслушивающую аппаратуру. Освещался он керосинкой — гордостью шефа, купленной на аукционе. Посетители кабинета не только заполняли листки пропусков, но даже отрывали их — на специальной бумаге оставались отпечатки пальцев… Ни один документ не выбрасывался. Все бумаги шли в электрокамин и в специальные вентиляторы. Такая тщательность оправдывала себя — утечки информации у нас не случалось.

Самое интересное в тот день я увидел в демонстрационном зале.

Покопавшись в переключателях, шеф запустил камеру, и на белом экране в центре зала возникло изображение очень самоуверенного человека с высоким лбом, с темными, зачесанными на левую сторону волосами — наверное, он был левша. Рот человека ни на секунду не закрывался, но я не видел собеседника — камера была фиксирована на говорящем.

— Можно дать звук? — спросил я.

— Не стоит, — ухмыльнулся шеф. — С меня достаточно! — В голосе его скользнуло неподдельное изумление: — Я годами упражнял свою способность выслушивать бесконечные разглагольствования болтунов, но это — феноменальный случай! Одно меня утешает: человек, которого ты видишь, не просто болтун. Он гений! Самый настоящий гений!

— А конкретно, кто он?

— Главный эксперт фирмы “Счет”. Крупнейший специалист по компьютерам. Человек, способный решать задачи, не зная метода их решения. Человек, способный ставить неочевидные проблемы. Человек, способный давать заключения, опуская второстепенные детали. Человек, умеющий предсказывать будущие состояния исследуемого объекта. Наконец, он из тех, кто умеет противопоставлять массовым предупреждениям свое собственное, именно свое, мнение!

— Достойная черта, — польстил я противнику.

Тучное, подчеркнутое тремя подбородками, лицо шефа расцвело. Он понимал, из каких соображений я льщу нашему противнику.

— Голова Эксперта, — сказал он, — стоит миллионы. Это будет наша голова, Эл!

Даже прожженные циники восхищались шефом.

Его имя никогда не встречалось в отчетах, он не провел ни одной акции сам, он не похитил ни одного, даже самого мелкого проекта. Но разве мысль о том, что по заказу можно украсть все (а именно этим мы и занимались), не важнее самого хищения? Старая пословица гласит: поймавший рыбу сыт весь день, научившийся ловить рыбу — сыт всегда. Шеф научил нас ловить рыбу. Наше заведение, прячущееся под скромной вывеской “Консультация”, кормило его не хуже, чем Форда автомобили.

— Эл, я знаю немного, но с этого тоже можно начать… Несколько лет назад фирма “Счет” переманила из Европы Эксперта.

— Помнишь шумиху об утечке мозгов?.. Уже тогда Эксперт котировался как крупный изобретатель. А что такое изобретатель, Эл? Изобретатель — это бич бизнеса. Появление нового вещества или нового процесса, как правило, ведет к неприятным последствиям — к изменению надежно налаженного производства. Не каждый промышленник на это пойдет. А вот фирма “Счет” пошла. С появлением Эксперта, пойдя на большие, я бы сказал, рискованные потери, фирма “Счет” перестроила свое производство, и уже через год начала пожинать плоды. Все только рты разевают, следя за тем, как фирма “Счет” продает патенты тех изобретений, что лежат еще в сейфах их конкурентов. И их никто ни в чем не обвинит: они не имеют промышленной агентуры, они не воруют чужих секретов, но зато… зато они моментально доводят до воплощения в жизнь те идеи, что витают в воздухе! Я немало поломал голову — в чем тут дело? И, кажется, выяснил: в компьютере, созданном для фирмы “Счет” нашим дорогим гостем — Экспертом. Достаточно случайного разговора, одной неловкой фразы в проспекте, слишком четкого рисунка в журнале, чтобы Эксперт с помощью своей сверхумной машины в считанные дни дал не только теорию исследуемого объекта, но и его технологию. Это ли не переворот в промышленности?!

— И это возможно?

— Спроси об этом наших друзей… Машина Эксперта обирает не только их, она убивает и Консультацию. Если дело пойдет так и дальше, дружественные нам фирмы полностью прогорят, а мы останемся без работы.

— Но ведь Эксперт, насколько я понял, в наших руках…

— Эксперт — да. Но его компьютер работает. Наверное, Эл, это очень дорогая и очень сложная машина. И ее, наверное, так же сложно и дорого… восстановить.

— Она что, сломалась?

— Еще нет…

— Ее сломает Джек?

— Джек занят.

— Лендел?.. Когда-то он работал там, в фирме “Счет”…

— …А потому непригоден для внедрения! — закончил за меня шеф. — С этим делом справишься только ты! После дела фармацевтов я в тебя верю.

— А что будет с Экспертом?

Шеф уклончиво улыбнулся:

— Это будет зависеть от того, чью сторону примет он в вашей маленькой операции.

8

Я вспомнил все это, слушая хрип Реда.

Путешествие наше, наконец, закончилось. С меня в последний раз сорвали повязку и втолкнули в лифт.

После темного лифта свет в коридоре ослеплял, Я зажмурился, Ред поддержал меня.

— Держись, — сказал он без всякого выражения. — Пройдем обработку, выспишься.

Видимо, будущее мое не было столь уж страшным. Иначе мне не развязали бы руки. А Ред это сделал, даже растер их и длинным, омерзительно голым и пустым коридором повел меня к далеким дверям.

Мы вошли в самый настоящий бассейн. Купол его, украшенный фальшивым витражом, поднимался высоко вверх, и явно должен был торчать над каким-то зданием, но ничего подобного в городском пейзаже мне не вспомнилось.

По приказу Реда я разделся догола. Белье мое, вместе с драгоценными нитями, выдранными из шерстяного одеяла, уплыло по транспортеру, и в будущем я уже никогда его не встречал.

Обработка была настоящая.

Струи воды мощно хлестали меня со всех сторон, как наждаком обдирая тело. Спустившись в бассейн, Ред сильными короткими пальцами промассировал мою кожу — искал вшитую аппаратуру. Но на этом обработка не кончилась… Волосы! — прекрасное место для миниатюрной кинокамеры! Ред постриг меня… Ногти! — разве нельзя под ними спрятать микрофон? Ред аккуратно подрезал ногти…

Переодевшись в доставленную по тому же транспортеру одежду — мятые джинсы, короткую куртку, — я попросил у Реда сигарету.

— Кури! — разрешил он и выдал целую пачку.

В коридоре было все так же пусто. Только раз мелькнула под ногами мраморная плитка с фирменным знаком строительной компании да зашуршала под ногой обертка, сорванная с шоколадки фирмы “Херши” — отпечаток красивых губ шоколадного цвета. “Не привязка, — подумал я. — Строители и кондитеры — не привязка…”

— Ну, Миллер, — сказал Лесли, когда Ред ввел меня в кабинет. — Сейчас я отправлю тебя на отдых. Ты должен знать, что я веду себя честно. Но сперва взгляни на экран. Это заставит тебя смотреть на вещи шире.

Я повернулся к экрану встроенного в стену телевизора и увидел тот же бассейн, из которого вышел. Только на ступеньках его сейчас, между двумя здоровяками в гражданском, стоял… чтец Лендел! Облаченный в шикарный ярко-зеленый костюм (Ленделу всегда не хватало вкуса), он недоверчиво и затравленно озирался, возвышаясь над опекунами, как демонтированный строительный кран.

Глаза Лендела — вот что мне не понравилось!

Лендел боялся…

Он еще пытался прятать страх, он еще стыдился его, но система контроля явно уже полетела к черту! Пара ударов — и из чтеца можно будет выжать все, что потребуется!

“Крепко же они принялись за Консультацию, — подумал я, — если за какие-то сутки Лендел и я очутились в руках Лесли, а Джой согласилась на него работать!”

Лесли внимательно следил за мной:

— Все ясно?

Я кивнул.

— Хочешь жить в Ленделом в одной комнате?

— Нет! — быстро ответил я.

— Почему?

Я ухмыльнулся, и он понял.

Между мной и Ленделом была разница. Он-то, может, и сломался, но я… Я — профессионал!

9

Комната, в которой меня “поселили”, ничем не отличалась от стандартных номеров второсортного отеля. Даже телефон был такой же, без всяких приставок.

Я поднял трубку и услышал голос Реда:

— Ну?

— Жрать! — сказал я.

— Выспись, — прохрипел он. — Я знаю, когда что давать, парень!

Я положил трубку.

В словах Реда был смысл. Не я диктовал условия, хотя и должен был в чем-то им подыграть… И еще эта усталость… Я, кажется, впрямь отравился в багажнике.

Я лег на кровать, и голова у меня закружилась…

А когда проснулся, прямо передо мной, в двух шагах от меня, в старом кресле, явно списанном из настоящего отеля, сидел несчастный, униженный чтец. Его стриженая голова нелепо торчала из высокого воротника серой казенного цвета куртки. В таком костюме он чувствовал себя вдвойне несчастным. И, будто угадав мою мысль, Лендел безнадежно сказал:

— Нам не выбраться, Эл. Они схватили меня в кино. Я понять не мог, что к чему, пока не увидел Лесли. Отсюда не уйти, Эл, это, кажется, девятый этаж, и — никаких пожарных лестниц! Вот так!

Лицо его было поцарапано, левый глаз заплыл синяком.

— Тебя били?

Он лихорадочно заморгал — он боялся:

— Эл, что с нами будет?

Я пожал плечами.

— Я не участвовал в акциях Консультации!

— Но ты был чтецом! — заметил я.

— Чтец не отвечает за акции.

— Ты пришел к нам из фирмы “Счет”, а мы, кажется, в их лапах. Они могут припомнить тебе что-то свое. А? Как ты думаешь?

— Я не выдавал их секретов, Эл. Я был интересен Консультации только как чтец. Я чистый, Эл! Неужели они убьют и меня?

— Не хочу тебя разочаровывать…

Лендел вздрогнул. Потом поднял глаза, и я не увидел в них мысли. Пустые, безумно испуганные глаза.

— Я чистый, Эл! — зачастил он. — Подтверди им это! Если я выберусь, я помогу тебе!

— Подай сигареты. Вон там, за тобой, на столике. И закури сам!

— Эл! Я ведь и правда чистый!

— Вот и воспользуйся своей чистотой!

— Эл, они мне не верят!

Я рассмеялся.

Они ему не верят!..

А кому верим мы?

Разве я верю Джеку или шефу? Я просто держусь с ними накоротке. Это дает возможность почувствовать опасность сразу, как только она зародится в их мозгах. Мы связаны в Консультации одним-единственным чувством — чувством опасности. Мы не можем, мы не должны верить никому. Поверить кому-то — смерть. Я только раз решился на такую слабость — поверил Джой (она мне понравилась). Результат налицо — я в руках Лесли. “А Лендел, — сказал я себе. — Лендел — дурак! От таких надо держаться подальше. Он еще не понимает — это только начало. Он еще не понимает: всему есть конец!”

10

Конечно, Лендел был жалок. И все же его не следовало списывать со счета. Он еще мог пригодиться. В какой-то момент я мог, не раздумывая, пожертвовать им, как, не раздумывая, пожертвовала мной в своей еще непонятной мне игре сестра Джека…

Охраны у моих дверей не выставили — Лесли держал слово. Впрочем, была ли необходимость в охране? Куда я мог деться из полностью перекрытых пространств коридора и двух комнат?

Когда я без стука вошел к Ленделу, он полулежал в кресле, закинув руки за голову, и в позе его было столько отчаяния, что я поморщился. А он, узнав меня, сразу и нервно вскочил. Глаза его расширились:

— Тебя не бьют? Почему?

Он был жалок. Но винить в этом я мог только его. Он не был профессионалом, он был только чтец. Он искал информацию в открытой печати. Я искал информацию в закрытом мире. Большая разница… И все же он чем-то очень крепко насолил фирме “Счет”, иначе его оставили бы в покое.

Эксперт! Похищенный Консультацией Эксперт! Наверное, в этом крылись корни наших злоключений… Кто-то пожертвовал Ленделом, кто-то мной… Кто-то подставил под удар Эксперта, кто-то сестру Берримена… Пауки в банке!.. Все мы — пауки в банке… И так ли случайно то, что произошло со мной? Не подставлен ли я под удар специально?..

Эта мысль мне не нравилась. Но, вспоминая шефа, его вкрадчивые движения, его постоянные недомолвки, я готов был поверить в, крайность.

Отгоняя преследовавшую меня мысль, я спросил:

— Что ты знаешь о фирме “Счет”?

Лендел испуганно уставился на меня.

— Успокойся. Я не о твоем прошлом. Не собираюсь тебя топить. Я хочу знать все то, что ты не рассказал мне тогда, в Консультации.

Прикрыв глаза ладонью, как от резкого света, Лендел откинулся в кресле, но ответить не успел.

Хлопнув дверью, вошел Лесли, прислонился к косяку:

— Миллер! Следуйте за мной.

Но это он следовал за мной, настороженный и все же веселый. Настроение у него, точно, было неплохим. Он, кажется, даже в росте прибавил или уж очень прямо держался. А в кабинете сразу сказал:

— Начнем с главного… Работа! Тебя устраивает твоя работа?

Я пожал плечами:

— Она меня кормит.

— Не хочешь говорить откровенно? Тогда я отвечу на тебя: твоя работа тебя не устраивает! Сам знаешь ее минусы. Во-первых, она противозаконна. Во-вторых, не дает никакого удовлетворения. В-третьих, держит в вечном страхе. В-четвертых, не окупается… Я имею в виду не деньги. Я имею в виду сам труд промышленного шпиона. Такие, как ты, воруют отнюдь не у частных фирм. Такие, как ты, обворовывают государство, а значит… самих себя. Верно?

— Ну, — возразил я. — Если смотреть на наши действия, как на некое необходимое перераспределение информации, все выглядит несколько иначе. Отбирая ценную, редкую, важную для всех информацию у кучки людей, мы делаем ее достоянием многих!

— Приятная мысль, — холодно согласился Лесли. — Но шпион, как правило, вооружен и не останавливается ни перед чем, даже перед убийством. Я не спрашиваю тебя, пускал ли ты в ход оружие… Но я хочу сказать: у тебя есть голова, Миллер. Оторвать ее не так легко, но… можно. А это неплохая, очень неплохая голова, Миллер, и мне ее жаль. Я и стоящие за мной люди легко могут закрыть глаза на твое прошлое… если… — Он секунду помедлил: …ты будешь с нами… Преимущества очевидны, верно? Твоя деятельность будет строго законна! Тебе не надо будет прятаться под чужими именами, жить в вечном страхе, дрожать над алиби… Ты можешь стать достойным гражданином своей страны, Миллер!

Он помолчал и холодно добавил!

— Есть еще один вариант: исчезновение. Бесследное исчезновение. К врагам мы умеем применять и такие методы!

— И это законно? — усмехнулся я.

— Ответственность за исчезновение может взять на себя лишь один человек. Никто и никогда не узнает, кто он. Не тебе говорить об этом.

Я кивнул. Я знал: стоит их довести до точки, они забудут закон…

— Не тороплю тебя с ответом, Миллер. У тебя примерно неделя. Отсыпайся, пей кофе, у нас ты в полной безопасности. Ни войти сюда, ни выйти отсюда не может никто, можешь поверить.

Он помолчал и спросил вдруг совсем другим тоном:

— Кстати, почему ты решил переквалифицироваться в цифровика?

Теперь я не сомневался. Мною занималась именно фирма “Счет”. И занималась она мной, несомненно, в связи с похищением Эксперта. Ибо кто, как не “Счет”, могла так бояться цифровиков, этой элиты промышленного шпионажа? Я хорошо помнил невинные и неофициальные развлечения лучшего нашего цифровика Кронера-младшего. Он сам сумел раскрыть секретный зуммерный код компьютера “Пасифик телефон энд телеграф компани”. Зная этот код, Кронер-младший, пользуясь печатающей приставкой к своему телефону, произвел крупный заказ на поставку телефонных и телетайпных аппаратов и весьма выгодно сбыл их, оставшись вне досягаемости как закона, так и личной полиции компании “Пасифик”.

Но это эпизод.

Настоящие цифровики гоняются не за прибылью, хотя в итоге получают ее. Настоящих цифровиков интересует та информация, что хранится не в механических сейфах, а в запоминающих устройствах компьютеров. Не случайно об утечке такой информации заговорили в последнее время деятели самого высокого класса. И действительно, разве не может случиться так, что на сверхсекретную информацию, казалось бы, так надежно спрятанную в мозгу машины, вдруг выйдет человек, мягко говоря, ненадежный. Человек, способный продать эту информацию не другому такому же человеку, а, например… другому государству!

Но я не был цифровиком. Я — химик.

Так я и сказал Лесли.

Он улыбнулся и выложил на стол крошечный магнитофон.

“…А вот фирма “Счет” пошла, — услышал я голос шефа. — С появлением Эксперта, пойдя на большие, я бы сказал, рискованные потери, фирма “Счет” перестроила свое производство… Все только рты разевают, следя за тем, как фирма “Счет” продает патенты тех изобретений, что лежат еще в сейфах их конкурентов. И их никто ни в чем не обвинит: они не имеют промышленной агентуры, они не воруют чужих секретов, но зато… зато они моментально доводят до воплощения в жизнь те идеи, что витают в воздухе!.. Я немало поломал голову: в чем тут дело? И, кажется, выяснил — в компьютере, созданном для фирмы “Счет” нашим дорогим гостем — Экспертом. Достаточно случайного разговора, одной неловкой фразы в проспекте, слишком четкого рисунка в журнале, чтобы Эксперт с помощью своей сверхумной машины в считанные дни дал не только теорию исследуемого объекта, но и его технологию. Это ли не переворот в промышленности?”

Как они могли подслушать нас? Подсунули аппаратуру в демонстрационный зал?

Воистину мы живем в голом мире!

Лесли выключил магнитофон и уставился на меня:

— Ты не представляешь, Миллер, каких трудов вам стоило отработать компьютер Эксперта. Нам и в голову не приходило, что из-за вас охрана его станет делом столь дорогим и важным. Ты талантливый парень, Миллер, но на этот раз и ты влип. Думал об этом?

Я не ответил. Пусть выговорится. Впрочем, Лесли понял меня:

— Догадываешься, зачем сунули тебя в багажник машины?

Я догадывался:

— Обмен?

Лесли удовлетворительно кивнул:

— Да. Но помни: это не исключает моего предложения. Обмен мы произведем в любом случае. Но тебе лучше работать на нас. Любой твой подвиг фальшив. Помни это.

11

Итак, Лесли свое слово сказал. И оно упало на хорошо удобренную почву.

Я не мог не задумываться над своим будущим.

И сейчас, сидя в кресле, под забранным решеткой окном, я, как пасьянс, раскладывал в уме свои шансы.

Шансов было немного, но они были.

Первое. Принять предложение Лесли… Если Консультация впрямь на крючке, нет смысла за нее бороться. Сестра Берримена подала прекрасный пример.

Второе. Попытаться понять, насколько серьезно положение самого Лесли. Что и кто стоит за ним? Стоит ли поворачивать игру вспять?

И третье. Поиграть с Лесли, выждать время, повести игру самому…

Именно над третьим вариантом я и думал. Два первых требовали дополнительной информации. Я ее не имел.

И была еще одна привязка — Лендел.

Как я уже говорил, Лендел был чтец. Он занимался именно чтением. Чтением всевозможной, как правило, открытой литературы. Не секрет, что восемьдесят процентов секретных сведений агент в наше время может добыть именно в открытой печати. Лендел умел читать! Уйдя из фирмы “Счет”, он не потерялся. Он был видной фигурой в Консультации. Он много знал о прежних хозяевах. Это имело, правда, и неприятную сторону. В фирме “Счет” о нем не забыли. В самом деле: тот, кто продает секрет, зарабатывая на этом деньги, всегда может преступить и более серьезную грань: на утечка чужой информации построить собственное производство! В деловом мире таких вещей не прощают.

Впрочем, меня интересовали более важные вещи.

Например, кто предупредил Лесли о готовящейся против фирмы “Счет” акции? И только ли Джой была им перекуплена?

Закурив, я попытался во всех подробностях восстановить одну весьма интересную беседу с чтецом, состоявшуюся дней пять назад, когда шеф приказал Ленделу ввести меня в курс дела.

“Мои предположения, — сказал тогда Лендел, — могут оказаться несостоятельными. Однако в любой информации, Эл, всегда есть кусочек истины… Так вот, ты знаешь, что именно человек и только человек умеет успешно решать самые разные задачи по классификации и распознаванию объектов, явлений и ситуаций. Это причина того, почему промышленные фирмы так старательно ищут все более и более эффективные способы использования человека в качестве элементов самых сложных автоматических систем. Заменить человека специализированным распознающим аппаратом пока невозможно. Только человек обладает центральной нервной системой, осуществляющей отбор и переработку информации. Только человек умеет предвидеть, то есть чисто интуитивно найти правильный путь к решению внезапно возникающих проблем. У машин, Эл, даже у самых умных машин, таких способностей нет. И еще… Число принятых человеком решений, как правило, всегда конечно, сколь бы ни были бесконечны состояния внешних сред. Например, машинистка, какие бы варианты одного и того же звука ей не предлагали, всегда будет ударять по одной строго определенной клавише. Машина же, повторяю, выбирать не умеет. Точнее — не умела… Потому что с появлением компьютера, созданного Экспертом, положение резко изменилось. Эта машина, Эл, способна давать именно ограниченное, максимально близкое к правильным, число решений при любом множестве изменений характеристик внешних сред. То есть мы получили систему. Систему человек — машина. Единую, цельную, в которой равное значение играет как тот, так и другой элемент…”

Вспоминая слова Лендела, я прозревал.

Что ж… Лендела, действительно, не стояло выведать из игры… По крайней мере беседа с ним была мне теперь просто необходима.

12

Но когда, пообедав, я постучал в соседнюю дверь, мне не ответили.

Лендела не было.

И телефон его был отключен.

Три дня, в течение которых я был предоставлен самому себе, прошли томительно, как в пустыне. Ни шагов, ни слов не раздавалось в пустом коридоре, только хриплый смех Реда время от времени нарушал тишину.

А потом все изменилось. Пришел Лесли.

Держался он прямо — истинный победитель! Но в его холодных глазах я даже не увидел, а просто почувствовал тень тщательно скрываемой им растерянности.

— Ну, — спросил Лесли. — Ты что-нибудь решил?

Я покачал головой:

— Мне мешает пример Лендела.

— Выражайся яснее, Миллер.

— Лендел пришел к нам, в Консультацию, но… его карьера не оказалась удачной. Если я приду и вам, думаете, шеф оставит меня без присмотра? Боюсь, рано или поздно я очнусь в багажнике другой машины.

— Нет! — твердо и, как мне показалось, с вызовом ответил Лесли. — Дни Консультации сочтены, она слишком активно начала вмешиваться в чужие дела, твой шеф переоценил свои силы. Что же касается Лендела, ты прав… он не сделал карьеры. Но ведь Лендел не профессионал. Такие, как он., и Консультации, и нашей фирме нужны временно… Ты же, Миллер! — Голос Лесли окреп. — Ты, Миллер, профессионал! От таких, как ты, всегда зависит многое. В фирме “Счет” ты будешь на месте. Скажу тебе больше, ты уже сейчас можешь приступить к делу!

— Вот как?

— Да! — твердо сказал Лесли. — Несколько часов назад Лендел убил своего опекуна.” Вероятно, у него с головой не в порядке. Он ворвался в технический отдел и завладел хранившимся там оружием нашей охраны. Больше того, Лендел захватил трех заложников и угрожает убить их, если мы не предоставим ему возможность уйти.

— Ну, Лендел! — удивился я. — Я не предполагал такого темперамента!

— Не буду скрывать, — мрачно улыбнулся Лесли, — заложники и сам Лендел для нас не проблема. Все трупы я спокойно могу списать на Лендела. Но мне не хочется шума. И, кроме того, Лендел мне нужен живой! Ты правильно понял, Миллер, мы договорились с твоим шефом об обмене. Он — Эксперта, мы — Лендела или… тебя. Видишь, я откровенен. Решай.

Я задумался:

— Что вы уже предпринимали?

— Пытались пустить газ в отдел, где заперся Лендел. Но этот сумасшедший заставил заложников сунуть шеи в петли ими же самими сооруженной виселицы. При газовой атаке они погибнут прежде, чем мы пристрелим Лендела… Понимаешь, что тебе предстоит?

— Это будет нелегко, — сказал я.

Лесли недоуменно поднял на меня глаза:

— А разве у фармацевтов тебе было легче?

13

Мы прошли весь коридор, очень длинный, изгибающийся под неожиданными углами. Судя по всему, здание, в котором меня держали, было огромным, прекрасно изолированным от остального мира. Поразительно пустые коридоры, хотя где-то рядом явно работали люди… Фирма “Счет” умела хранить тайны.

Остановились мы метрах в десяти от дверей отдела, в котором закрылся Лендел. Несколько молодых людей в штатском (это понятно: никакой полиции! мы, “Счет”, решаем свои проблемы сами!), стояли, прислонившись к стене, держа руки в карманах удобных коротких курток.

Лесли шепнул:

— Действуй!

Остановившись на шаг в стороне от двери, я крикнул:

— Лендел, не стреляй! Это я — Миллер!

Даже по голосу я почувствовал, как измотан чтец. Нервно и суетливо он завопил:

— Хочешь ко мне? Это дело! Я впущу тебя. Они правы — крыс следует держать вместе! Но пусть за тобой никто не идет! Я убью всех!

— Они хотят, Лендел, чтобы я был с тобой!

— Правильно! — дребезжаще рассмеялся Лендел. — Они знают, что у меня в руках армейский автомат. Входи, Миллер! Входи! Но один!

— Будь осторожен! — крикнул я. — Я иду один!

И втиснулся в приоткрытую дверь.

Комната была почти пуста, только в дальнем ее углу возвышалась построенная Ленделом баррикада — перевернутые столы и стулья, разбитые кульманы, чертежные доски. В одном из специально оставленных “окон” я увидел ствол направленного на меня автомата и бледное лицо Лендела.

Заложники — трое — стояли в нескольких метрах от двери. Руки в запястьях им стягивал нейлоновый шнур, и такой же тянулся к шее каждого от вентиляционной трубы. Если бы не блеск страха в глазах, можно было подумать — нелепые игры!

“Странный путь привел меня в эту комнату”, — подумал я.

И пока Лендел рассматривал меня, подозрительно, но со смехом, подумал еще раз: “Странный путь…”

14

Меня могли прихлопнуть в Стамбуле, в Бриндизи, во Вьетнаме, но так случилось, что я прошел эти ступени, и стоял теперь перед стволом армейского автомата, нервно прыгающего в руках чтеца Консультации.

— Ну, что? — торжествующе выкрикнул Лендел. — Я же говорил, что вывернусь! — он странно хихикнул, и я подумал: “Лесли прав, у него с головой не в порядке”.

А Лендел не унимался:

— Мы уйдем, Эл! Они выпустят нас! Они не посмеют и пикнуть! Видишь, кем я владею? — он хитро, как настоящий психолог, взглядом указал на застывших под вентиляционной трубой заложников.

— Думаешь, — спросил я, — им будет трудно списать трупы на твой счет?

— Не посмеют! — захихикал Лендел. — Не посмеют! Я знаю!

— Что ты знаешь?

— В моих руках сам Эксперт!

— Эксперт? — удивился я.

И подумал: видел ли он вообще Эксперта? Не в правилах шефа одни и те же детали обсуждать с двумя людьми.

— Он здесь, Эл! — возбужденно, не договаривая слов, зачастил Лендел. — “Счет” не захочет терять Эксперта! Я-то знаю почему!

— Почему? — спросил я терпеливо.

— Ты забывчив, Эл! — подозрительно заметил Лендел, приглядываясь ко мне. — Забыл нашу беседу? Там, в Консультации!

— Человек — машина? — спросил я. — Система?

— Вот именно! — обрадовался Лендел. — Я говорил: в этой системе одинаково важен как тот, так и другой элемент! — Он хищно пробежал взглядом по заложникам: — Но любую систему ведет все же человек, Эл! — Лендел издал смешок и нервно заторопился: — Представь себе великолепный, редкостный музыкальный инструмент, Эл. Хотя бы скрипку! Любой дурак сможет извлечь из нее звуки. Сотня — другая может сносно сыграть. Десяток сыграет великолепно. Но только один-единственный настоящий мастер сыграет на ней божественно!.. Я говорю об Эксперте, Эл! О гении программных импровизаций. О человеке, который, как никто, владеет своим компьютером!.. Теперь понял? — Лендел явно наслаждался эффектом: — У меня хорошая голова, Эл! Умная голова! Это вы пошли на поводу у легенды! Забыли об Эксперте! Решили убить его машину. А дело не в машине, Эл. В человеке!!

Так же внезапно, как начал, Лендел оборвал свой горячечный монолог:

— А ну, Эл, выясни, кто из них Эксперт. Быстро!

Я приблизился к заложникам.

Все они были одеты в темные комбинезоны техников. У одного из кармана торчала логарифмическая линейка. Он был веснушчат, маловыразителен, но именно он привлекал внимание, ибо, несмотря на страх, явно пытался осознать происходящее вокруг него и его товарищей.

— Эл! — крикнул Лендел из-за своей баррикады. — Говорят, у Эксперта есть шрам. Ищи на ладонях!

Я облегченно вздохнул: Лендел явно никогда не видел Эксперта. И приказал:

— Руки!

Все трое, как манекены, выкинули перед собой связанные в запястьях руки. Вены их вздулись, лица потемнели от напряжения… Еще час, подумал я, и заложники начнут падать. Когда упадет последний, песенка Лендела будет спета. Его желание жить, даже прикрепленное парой захваченных им армейских автоматов, вряд ли устоит перед ребятами Лесли.

Значит…

Значит, я должен сыграть свою игру.

Повернувшись к Ленделу, я хотел крикнуть, что он ошибся, что Эксперта среди заложников нет, но тот, веснушчатый, вдруг с отчаянием вскрикнул:

— Это я — Эксперт! Я!

Его нелепое признание было продиктовано страхом, но Лендел обрадовался. Лендел торжествовал:

— Эл, ты видишь? Я выиграл! Тащи Эксперта сюда! Энергичней!

Силу применять не пришлось. Когда я снял петлю с шеи веснушчатого, он сам пошел к баррикаде, к проходу, оставленному в ней.

В трех шагах от баррикады мы остановились, и веснушчатый, озираясь, с отчаянием повторил:

— Я — Эксперт! Я!

— Чем докажешь? — быстро спросил Лендел.

— Спрашивайте!

— Кто эти люди? — Лендел повел стволом автомата по съежившимся заложникам.

— Охрана.

— Почему на тебе комбинезон техника?

— Я не франт! Я сам веду лабораторные работы!

— Отлично! — заявил Лендел.

Его перевозбужденному мозгу вполне хватило такой информации. Но я с ней не согласился.

Реакция Лендела оказалась однозначной. Он побагровел:

— Ты — Эксперт?

Веснушчатый испугался.

— Да! Да! — закричал он.

— Да! Да! Да! — истерически повторял и повторял он.

“Сумасшедшие”, — подвел я итог.

Будь у меня оружие, я без колебаний пустил бы его в ход. Но оружия не было.

— Руки! — завопил Лендел. — Покажи руки!.. Aral Смотри, Эл! У него на ладони шрам!

Я промолчал.

Шрама на руке техника не было. Лендел видел лишь то, что хотел видеть.

— В угол! Лечь! Лицом вниз! — скомандовал Лендел заложнику, и когда тот выполнил приказ, спросил меня:

— Эл! Тебе можно верить?

— Разумеется. — Возражать не было смысла.

— Тогда займи место в петле Эксперта! — усталость, надорванность, лихорадка двигали Ленделом. В любую секунду палец на курке мог сорваться… Длинная шея, выдергивающаяся из воротника, морщины на лице… Сколько ему лет? Пятьдесят, не меньше… Что же, он сам выбрал себе конец…

— Хорошо, — сказал я. — Но, Лендел, дай слово, что пока у нас есть шанс, ты не будешь в меня стрелять.

Он удивился, но, подумав, не без торжественности заявил:

— Мы выберемся, Эл! Выберемся!

Поворачиваясь, я зацепился ногой за сломанный стул. Это случилось столь неожиданно, что Лендел вздрогнул и непроизвольно нажал на спуск. Полобоймы вошло в стол, возле которого я стоял секунду назад.

Еще летела вокруг щепа, когда я вцепился в узкое горло, горячее, твердое, странно скользящее под пальцами. Только борясь с Ленделом, пытаясь по-настоящему добраться до его горла, я понял: он, действительно, не в себе. Только сумасшедшие обладают такой силой!

Но я и сам был уже сумасшедшим. И к этому нашему сумасшествию примешивалось отчаяние потерять все, до чего, как каждому из нас казалось, мы успели уже дотянуться. Несколько раз я бил Лендела ребром ладони, но каждый раз неудачно. Наконец удар получился. Лендел задохнулся и выпустил из рук автомат. Упав на колени, Лендел шарил по полу скрюченными пальцами, хрипел, ударялся головой об углы торчащего над ним кульмана.

Тяжелая рука Лесли легла мне на плечо:

— Идем, Миллер. С ним кончено.

Я выпрямился.

Поразительно, как много мебели мы успели сломать…

И когда меня уводили, я чуть ли не с удовлетворением подумал: это сложное дело! Но теперь я догадываюсь о выходе! И еще неизвестно, кто выиграл это дело, — Лесли, так уверенно направляющий меня в пустой коридор, или я, у которого, на взгляд Лесли, не осталось теперь ни одного шанса?..

15

Ошибался ли Лендел, говоря о неравнозначности машины и человека?

Интуитивно я понимал, что мой выигрыш в верном ответе на этот вопрос.

Чего хотел шеф? Уничтожить компьютер Эксперта.

Чего хотел Лесли? Защитив компьютер, получить Эксперта.

Чего хотел Лендел? Заполучить того же Эксперта…

Значит…

Значит, ключ ко всему был в руках шефа. И он, шеф, должен был понимать, что, пока он владеет ключом. Консультация держит игру в своих руках.

По, судя по всему, шеф так не думал. И все теперь зависело от того, сумею ли я помешать гениальному импровизатору вернуться к своему великолепному инструменту.

Мне не хотелось заглядывать в будущее, но усталый мозг сам рисовал потрясающие и зловещие картины.

Я видел, как год за годом совершенствуется методика Эксперта, как год за годом растет производительность, можно сказать — талант его машины. Одна за другой сходят со сцены промышленные фирмы страны, ибо вся необходимая для них информация собирается в запоминающих блоках фирмы “Счет”. И в итоге именно она возвышается над страной как айсберг, подмявший под себя всех… Одна-единственная фирма, решающая судьбу всей страны… А не в этом ли и заключается конец любой, даже самой условной демократии?

Только я, промышленный шпион Эл Миллер, мог противостоять столь страшной, столь зловещей силе!

16

Не могу сказать, что я провел ночь хорошо. Но я провел ее с пользой.

По крайней мере появление Лесли меня не смутило.

Меня интересовали не шутки, которыми он старался Меня приободрить, не его тщеславие, ясно написанное на Узком лице, — меня интересовало, чем он, Лесли, вооружен? И я заметил чуть оттопыренный карман его куртки.

“Такая же игрушка, — подумал я, — болтается у него под мышкой”. Но мне была важна именно эта — в кармане. Лишь бы он не переложил ее в более удобное для него место…

— Скверная ночь, — посочувствовал мне Лесли. — Я тоже почти не спал.

Вопрос доверия явно был его коньком. Лесли продолжал говорить правду. Его не смущало, что она была столь же субъективна, как и он сам.

Но, может быть, подумал я, действия Лесли и впрямь являются единственно возможной реакцией на сам дух промышленного шпионажа, который, как ржа, съедает вокруг все? Разве не мы сами сделали практически невозможным любое бескорыстное распространение технических новинок? Ведь даже когда НАСА, организация, занимающаяся изучением Космоса, объявила, что все побочно сделанные ее сотрудниками изобретения могут быть приобретены любой фирмой, далеко не каждый решался послать открытку за двадцать пять центов, зато многие продолжали усиливать свою агентурную сеть, то есть продолжали ломиться в открытые двери.

Нелепо, но так.

17

Мы выехали под вечер.

Мощная машина с ревом разрывала вечерний воздух.

Погруженный в мрачные размышления, я не замечал ни улыбающегося Лесли, ни сосущего сигару Реда, ни даже связанного Лендела, бессмысленно уставившегося в ветровое стекло. Лендел стонал. Лендел выглядел очень старым.

Не знаю, был ли на Земле человек, который так остро, как я, ощущал бы нестабильность сегодняшнего дня и неопределенность дня завтрашнего.

Компьютер Эксперта — торжество и триумф фирмы “Счет” — высился над моим сознанием как гора, в бездонные пещеры которой уже начала стекаться вся мировая информация. Пройдут годы, и в нашем голом, начиненном подслушивающей и подсматривающей аппаратурой, мире людям останется право лишь на такие тривиальные истины, как, например: после ночи приходит утро. Не больше… И мы, жалкие, задыхающиеся в бушующем потоке банальностей, как воду, как воздух, как хлеб, будем вымаливать знаний у великого и единственного Эксперта! Неважно каких. Любых. Просто знаний. Ибо они, знания, столь же необходимы человечеству, как хлеб, как вода, как воздух…

18

Въехав в рощу, Лесли остановил машину, вылез наружу, поманил меня за собой.

— Твой шеф явится минут через десять… Как думаешь, что нам делать с Ленделом? Мне не нравится его вид. Ребята нашей охраны несколько переусердствовали, но Лендел сам довел их до этого.

— Лендела следует развязать, — хмыкнул я. — Не думаю, что он способен на фокусы.

Лесли кивнул Реду.

Я отвернулся. Мне не хотелось видеть жалких гримас Лендела.

— Ты парень что надо, — негромко сказал мне Лесли, прислоняясь к дереву. — Если ты даже не придешь к нам, удовлетворение я получил. За фармацевтов…

Я кивнул. Лирика меня не интересовала. Чуть оттопыренный карман его куртки — вот во что превратился для меня мир.

“В крайнем случае, — подумал я, — стрелять можно будет прямо сквозь ткань… Главное — успеть!”

Боясь вызвать подозрения, я отвел глаза в сторону, вынул из кармана сигареты: пусть Лесли видит, что мои пальцы заняты.

— Но я думаю, — сказал мне Лесли, — ты придешь к нам… Мы разорили, наконец, ваше гнездо. А один ты сломаешь шею.

Я улыбнулся.

Я не мог отвлекаться на разговоры.

А Лесли… Лесли рано торжествовал победу. Он не догадывался, что все решит не его выдумка с похищениями и обменом, а одна-единственная секунда. Она, эта секунда, еще не пришла, но она уже приближалась с Далеким ревом мощного автомобильного мотора, который я не мог спутать ни с каким другим.

19

Мягкая земля, сырые листья… Совсем недавно прошел дождь.

Услышав рев мотора, Лесли оторвался от дерева и встал слева и чуть впереди меня. Ред и Лендел оставались в машине.

Прошли две — три минуты, и впереди, за деревьями, показались два человека.

Первым шел шеф, непомерно большой в своей шляпе и тяжелом плаще, подбитом тепловолокном.

За шефом, отстав на полшага, следовал Эксперт. Я сразу узнал его, удивившись лишь росту. На экране телевизора Эксперт казался выше. Видимо, его подавляла фигура шефа, но вот самоуверенность Эксперт не растерял, даже побывав в Консультации. Он еще издали увидал нас и приветственно поднял руку.

Лесли выпрямился, непроизвольно отвечая на приветствие, и мне хватило секунды, чтобы сунуть руку в карман его куртки и, не выхватывая пистолета, три раза подряд нажать на спуск. Прежде чем Лесли, рванувшись, сбил меня с ног, я увидел падающего Эксперта. Он падал медленно, удивленно. Лицом вниз. В листья.

Рука Лесли запуталась в тлеющем кармане. Это меня спасло.

Берримен, Кронер-младший, шеф (кто с какой стороны появился, так я и не понял) окружили машину, разоружили Реда и Лесли. Все произошло мгновенно и в полной тишине. Только Лендел несколько раз дурацки хихикнул. Возможно, он хотел засмеяться, но это у него не получилось — он плакал.

— Уведи его! — крикнул шеф Кронеру-младшему.

И повернулся к взбешенному Лесли:

— Искренне сожалею. Произошло недоразумение. Хочу думать, что выстрел в Эксперта…

— …Великолепен! — перебил шефа Джек. — После Миллера правки не требуется!

— Осмотрите Эксперта.

Привалившись к дереву, как Лесли минут пять назад, я смотрел, как Джек прощупывает пульс Эксперта. Пульса не было. Джек был прав: я стрелял хорошо, правка не требовалась…

Шеф с укором взглянул на меня. Он еще не понимал моего подвига. Он был расстроен, ибо рухнул задуманный им план. И я вдруг пожалел о том, что не успел нацепить на костюм шефа какую-нибудь записывающую микроштучку, чтобы на досуге, порывшись в конфиденциальных его беседах с Джеком, узнать — что же он действительно думал об этой акции? Каковы были его действительные намерения? Чья ставка — моя или Лесли — казалась ему более высокой?

— Джек, — попросил я, — зажги сигарету.

Берримен, улыбаясь, достал зажигалку. В его глазах блестел огонек человека, умеющего и любящего нажимать на спуск.

— Ты уверен, что поступил правильно?

Я кивнул. Объяснять мне ничего не хотелось. Такие вещи надо объяснять не здесь.

Странные чувства боролись во мне. Одинаково странные, как по отношению к шефу, так и к Лесли. Правда, утешение было — я переиграл всех! Переиграл Лесли, воспользовавшись его верой в успех. Переиграл Лендела, пытавшегося использовать то, чего еще никто, кроме него, не понял. Переиграл шефа, попавшегося на удочку ложных умозаключений.

Я был уверен в успехе.

Что с того, что компьютер продолжал работать, обирая дружественные нам фирмы. Без Эксперта, без его мощного интеллекта, разрушенного тремя выстрелами в упор, компьютер уже ничего не стоил. Он был теперь машиной, обреченной на посредственность. До… До появления нового гения.

Я не знал, в чем неповторимость Эксперта, да, собственно говоря, и не стремился это узнать. Мой выстрел принес победу. Консультация могла успокоить своих клиентов. Еще месяц, ну два, и активность фирмы “Счет” резко пойдет на убыль. Я улыбнулся Лесли.

— Не распускай хвост, — сказал он сквозь зубы.

Шеф взглянул на Лесли, перевел взгляд на меня:

— Ладно… Время идет… Сейчас мы хорошо поработаем, не так ли, Лесли? Самоубийство большого человека, — он кивнул на труп Эксперта, — следует оформить как можно тщательнее… Так что успокойтесь, Лесли. Вам еще жить и жить.

Лесли отвернулся, и на слова шефа ответил понимающей улыбкой только хрипатый Ред.

20

— Иди, Эл, — сказал шеф. — Там, за кустами, стоит машина, тебя ждут.

Ступая по сырым листьям, я пошел к машине. Листья мягко принимали ступню, пружинили. Шумно Дыша, меня вдруг догнал Джек. Он был восхищен:

— Эл, ты — гигант! В этом деле меня с самого начала смущало одно — нам не в кого было стрелять. Не в компьютер же! А ты нашел цель! Поздравляю, Эл! Это, правда, подвиг!

— Твоя сестра, Джек… На кого работает твоя сестра?

Он хитро подмигнул:

— Ты ей понравился! И не злись. Она сыграла отменно. С Лесли нельзя было иначе. Теперь он заткнется, теперь он будет молчать!

И вдруг Берримен расцвел:

— Эл, за моей сестрой долг. Ведь твое похищение ей оплатил Лесли! То есть эта сумма — на вас двоих. Недурно, да? Мне кажется, Лесли до сих пор жалеет не Эксперта, а этих денежек, выброшенных на ветер!

21

За рулем машины сидела Джой. Я почувствовал раздражение:

— Пересядь!

Джой послушно перебралась на соседнее сиденье, показав свои красивые колени. Я передразнил Джой:

— “Со мной хотят свести счеты!..”

— Если бы ты знал, — засмеялась она, — как старательно я отрабатывала эту фразу. Мне хотелось дать тебе знать, кто именно тобой занимается. “Счеты…”, фирма “Счет”… Это лежит рядом, да, Эл?

— Да. Но могли быть и другие варианты.

— Какие? — недоверчиво спросила Джой.

Я задумался. Действительно, какие?

Предположим, я сообщил бы шефу о ее появлении. Но шеф обо всем знал… Предположим, она и впрямь связалась бы с Лесли… Но шеф именно к этому и толкал ее… Предположим, Лендел бы не свихнулся…

Я покачал головой. Не Лесли, так Джек или Кронер-младший… Лендела свели с ума специально…

Нет, лучше не думать об этом… Позже… Потом…

Выводя автомобиль на шоссе, я взглянул в зеркало и перехватил улыбку Джой. Что она мне напомнила?

Я вспоминал. Мучительно вспоминал. Я не мог не вспомнить. И вспомнил.

В коридоре моей странной тюрьмы я видел однажды брошенную кем-то обертку с отпечатанной на ней эмблемой кондитерской фирмы “Херши”.

Отпечаток красивых губ шоколадного цвета.

Так вот, у Джой были такие!

Итака — закрытый город

Часть перваяВосемь процентов

1

— У тебя, парень, такая морда, что можно подумать — ты был в роскошном пансионате, а не из тюрьмы пожаловал! — сказал секретарь бюро по найму рабочей силы, небрежно просмотрев мои документы. — К нам всякие приходят, только мы не всяких берем… До решетки где работал?

— Там написано…

— Мало ли что там написано. Я встречал людей, у которых бумаги были чище, чем у президента. Кроме того, у нас принято отвечать сразу.

— Водил тяжелые грузовики.

— Неприятности заработал на шоссе?

— Нет. В баре.

— Это меняет дело… Наша фирма, — он кивнул в сторону светящихся на желтом фоне букв “СГ”, — не любит непрофессионалов. Ты ведь не станешь утверждать, что это неправильно?.. Сиди. Тебя вызовут.

Я отошел от стойки. Брошенные на ленивую ленту рабочего транспортера бумаги уплыли в узкую щель в стене, занавешенную для порядка чем-то вроде оловянной фольги. Проверка?.. Черт с ней! Консультация выправила мне “чистые” документы.

Нельзя сказать, чтобы приемная бюро по найму рабочей силы ломилась от наплыва желающих поехать в Итаку. Кроме меня, у стойки побывал всего один человек — невысокий, плотный, с выпирающим из-под ремня круглым животом. Все в нем было добродушно-насмешливым, все в нем было в меру, и все же что-то мешало воспринимать его личностью во всем законченной. Я невольно заинтересовался — что?.. Ах, да! Этот человек был лыс! Полностью. Абсолютно. Тонкая щеточка усов лишь подчеркивала пустыню на голове. Впрочем, это не сказывалось на настроении лысого. Негромко, но уверенно он басил:

— “СГ”… Давние связи… Список работ…

— А рекомендации? — спросил секретарь.

— Их заменят мои работы.

— О, простите! Я не обратил внимания.

— Непрофессиональный подход, — мягко укорил, лысый.

— Это можно исправить, — выкрутился секретарь. — Пройдите в ту дверь. Вас встретит санитарный инспектор Сейдж.

— Старина Джейк? — удивился толстяк и ткнул пальцем в бумаги: — Видите это название? “Спектры сырцов”? Нет, ниже. Смотрите внимательней… Д.С.П. Сейдж — мой соавтор… Это вам говорит что-нибудь?

— Пожалуйста, в эту дверь, — отчаялся секретарь и сердито взглянул на меня, одинокого свидетеля их разговора.

Лысый толстяк загадочно подмигнул мне и, поправив двумя руками галстук, шагнул в раскрытую секретарем дверь.

— Не каждому даются такие разговоры, да? — не удержался я, но секретарь не ответил, уткнулся в бумаги. Не в мои… Мои лежали по ту сторону стены, возможно, даже перед пресловутым санитарным инспектором Д.С.П. Сейджем. Бумаги только что покинувшего тюрьму человека.

Встав, я навалился на стойку, как мой предшественник:

— Долго придется ждать?

— Торопишься? — удивился секретарь. — У тебя друг болеет? Или ждет семья?

— Никого у меня нет. Но “СГ” — не единственная фирма в стране, а я — неплохой водитель.

— Это не проблема, — отрезал секретарь. — Можешь обратиться в бюро Прайда. Или к Дайверам. Или на биржу труда. Подходит?

— Ладно. Подожду, — смирился я. — Видно, моя судьба — быть в Итаке.

— Ты бывал там?

— Нет. Привык к большим городам.

— Легче затеряться?

— Может быть, — хмыкнул я. — Но дыры, подобные Итаке, тоже неплохое убежище.

— Не чувствую уважения и доверия… — начал секретарь. Но я его оборвал:

— Я доверяю только себе. Никому больше.

— И ты прав, — неожиданно согласился секретарь и, встав, сдвинул в сторону мягко зашелестевшую фольгу: — Джейк!

В темном квадрате над лентой транспортера показались большие бесцветные глаза и с любопытством уставились на меня. Тяжелые веки дрогнули, опустились, и их обладатель хрипло выдавил:

— Зайди.

С молчаливого согласия секретаря я обогнул стойку и прошел в приоткрывшуюся дверь. В кабинете, достаточно просторном, всего было по два — два стола, два кресла, два демонстрационных щита, два сейфа, но человек был один. Того, лысого, не было. Ушел. А тощий, длинный мужчина, неестественно прямо торчавший из-за стола, и был, наверное, Д.С.П. Сейдж — санитарный инспектор. С неподдельным интересом он спросил:

— Как тебе удалось побить сразу трех копов5?

— Случайно, шеф, — ответил я виновато. — Обычно я спокойный человек.

— Верю. А часто приходилось тебе работать собственно кулаками?

— Когда как… — Я не понимал, что у него на уме. — В пределах нормы.

— И каковы они у тебя, эти пределы?

Я пожал плечами.

— Я к тому веду, — заметил Сейдж, — что мне нужен крепкий и уверенный парень. Чтобы он умел следить за техникой. Чтобы он всегда был на месте. Чтобы он умел постоять за хозяина и, само собой, помолчать.

— Но ведь за доплату?

— Правильно, — без тени усмешки ответил Сейдж. — Но вычеты у меня строгие. Любой каприз может влететь в немалую сумму. Покажи руки!

Я показал.

Сейдж хмыкнул и вакурил, как ни в чем не бывало. Но я его понял. На его месте я бы тоже взглянул на руки человека, выдающего себя за профессионального водителя. Одного он, конечно, не знал — в Консультации сидели не дураки. Доктор Хэссоп за неделю так обработал мою “дневную поверхность”, что подобных осмотров я мог не бояться. Тугая, грубая шкура, хоть на барабан пускай! Настоящие мозоли. Настоящие заусеницы. Но, конечно, в меру — ведь по документам я почти год не садился за руль автомобиля.

Быстрым движением Сейдж потянул шнур портьеры, и она отъехала в сторону, приоткрыв стену, отделяющую нас от приемной. Стена оказалась прозрачной. Сквозь ее дымчатое стекло я увидел секретаря и нескольких бедолаг, ломающих перед ним шляпы.

— Знаешь кого-нибудь?

Я покачал головой.

— А-а-а… — понял Сейдж. — Тебя смущает стекло. Не волнуйся, оно прозрачно лишь в одну сторону. Нас никто не видит.

— Разве такое бывает?

— А ты видел из приемной эту портьеру?

— Нет, — согласился я. — Но я, правда, никого из этих людей не знаю.

— В медицине что-нибудь смыслишь?

— Могу перевязать рану.

— Рану? — прицепился он. — Ты служил в армии? Почему это не отмечено в документах?

— Я не служил в армии. А рана для меня — все, что может кровоточить.

Эта логика его удивила:

— А внутренний перелом, например?

— Не сталкивался, — признался я.

— Ладно, — кивнул Сейдж. — Я оставляю твои документы. Завтра утром явишься в аэропорт, сядешь в баре, в том, что в восточном секторе. Через транслятор будут объявлены имена тех, кто летит в Итаку. Если твое имя не назовут, явишься сюда и заберешь документы… И запомни! — неожиданно резко закончил он. — Из Итаки ты сможешь уехать только через тринадцать месяцев! Ни о каких других сроках не может быть и речи! А вот продлить контракт, если твоя работа нас устроит, я тебе помогу.

2

Пару часов я убил на покупку мелочей — белье, зубные щетки, зубочистки, шампунь. Я не хотел рисковать на мелочах, меня не устраивали итакские мелочи — в тюбик зубной пасты так легко, например, спрятать подслушивающую аппаратуру… К тому же, если за мной следили, я должен был проявлять деловую активность — я летел в Итаку, в закрытый город Итаку, и знал что это не пустой звук.

— Герб, — сказал я себе, выруливая на стоянку отеля “Даннинг”, — работа началась, отступать поздно.

Не торопясь, я вошел в холл, обменялся парой фраз с портье (В каком ресторане можно напиться без мотовства? В каких увеселительных заведениях не дерут три шкуры за девочку?), набрал на автомате несуществующей телефонный номер, выкурил сигарету, не спуская подчеркнуто жадного взгляда с долговязой девицы, делавшей вид, что она увлечена подшивкой газеты “Стар”, и, наконец, поднялся на второй этаж. Коридор был пуст, мягкий ковер заглушал шаги. Не доходя двух шагов до своего номера, я скользнул сквозь проход во внутренний двор отеля.

Машина оказалась на месте, Джек Берримен, не взглянув на меня, опустил шторки и мягко вывел “Дакоту” а параллельную улицу. Только здесь он протянул мне сигарету и выдохнул:

— Опоздание! Две минуты!

— Фиксировал присутствие…

Джек ухмыльнулся.

— Все обошлось. Ты бросил покупки на стол вышел из отеля, сел в свою потрепанную машину и отправился в ближайший бар. Там будешь пьянствовать часов до двенадцати потом склеишь девочку и поволочешь её в свой номер. К утру, несколько помятый, но в настроении, ты уладишь последние мелочи и отправишься в аэропорт… Этот ты — наш агент Шмидт, подменивший тебя. Он похож на тебя больше, чем ты сам, а уж манеры и голос!.. Если бы ты посидел с ним в ресторане хотя бы час, как сегодня пришлось мне, ты во многом бы изменил свои взгляды на методы Консультации. Отдай должное шефу — выдумка с подменой получилась удачной. Тебя никто не может проследить. Что же касается документов, которыми тебя снабдили, тот парень, твой двойник, его зовут Гаррис — Герб Гаррис, — он получил свою долю. У него новые документы, у него новые перспективы, у него новая жизнь. Он убрался куда-то на Запад, там, наверное, он и схлопочет себе новый срок, не сегодня, так завтра.

— А если он выведет кого-нибудь прямо на нас?

— На Консультацию?

Джек усмехнулся:

— Слишком большая страна, слишком бездарная полиция.

И подмигнул мне:

— На любом перекрестке можешь смело кричать: “Я — Гаррис! Я — Герб Гаррис, личный водитель, личный шофер главного санитарного инспектора Сейджа!”

— Пройдет? — усмехнулся и я.

— Стопроцентно.

3

Шеф ожидал нас в разборном кабинете, предназначенном для самых важных бесед.

Такие вещи, я имею в виду и сам кабинет, и сложившееся к нему отношение, конечно, дисциплинируют, так что усмешки и перемигивания мы с Джеком оставили за порогом.

Разборный кабинет — практически полная гарантия безопасности, однако шеф, поздоровавшись с нами, кивнул Берримену, и это был всем нам понятный кивок. Шеф, разумеется, не настаивал.

Не обращая на нас внимания, Джек все-таки обшарил весь кабинет:

— Ничего подозрительного. Мне остаться или уйти?

— Останься, — разрешил шеф и повернулся ко мне.

Коротко изложив историю с наймом, я получил топкую папку. Под ее коричневым переплетом лежали служебные записки, посвященные деловой карьере Д.С.П.Сейджа, и фотографии разных лет. Ни одной женщины! — это меня поразило. Если верить запискам, Д.С.П.Сейдж интересовался только делами санитарной инспекции комбината “СГ”, которую возглавлял в течение шестнадцати лет. Семьи у Д.С.П.Сейджа не было, увлечения не отличались разнообразием, дружеский круг не превышал необходимого нормальному человеку минимума. Отпуск предпочитал проводить в кругу сослуживцев. В извращениях не был замечен, сдержан и неболтлив.

— Не густо, — протянул я.

Шеф усмехнулся:

— Тебе этого хватит. Д.С.П.Сейдж стоит около миллиона. Он не жаден. Высокопорядочен, в старом, старомодном, пожалуй, даже смысле. У него нет врагов. Так говорят. Но враги есть у каждого человека. Именно это ты и должен будешь нам доказать.

Я кивнул.

— Мы не перегружаем тебя аппаратурой. Возьмешь пару кинокамер, они занимают ничтожно малое место Собственно, тебе и не надо их “брать”, они уже вшить в твою одежду. Мощности камер и пленок хватит и для вечерних и для ночных съемок. Снимай все — драки грязь, частные квартиры, заводские цеха. Снимай всех — курьеров, боссов, безработных, солдат, санитаров, полицию. Любая информация, способная вызвать протест общественности, будет нам на руку. Так, Джек?

Берримен коротко хохотнул, это у него всегда здорово получалось. Этот его характерный смех я впервые услыхал несколько лет назад — Берримен выступал по телевидению. Разумеется, он сидел спиной к экрану, так, чтобы никто не видел его лица, и представлял он в то время известную фирму контршпионажа “Норман Джэспен ассошиэйтес”. Шеф всегда ценил умных агентов, вот почему в самом скором времени Джек Берримен оказался в Консультации.

— Ты хорошо помнишь Итану? — отсмеявшись, спросил Джек.

— Мне было десять лет, когда отец покинул побережье, но Итаку я помню.

— Рыбу, небось, любишь и сейчас?

— В детстве только на ней и жил.

— Ну так забудь о рыбе. Счастливое детство кончилось. Икра, крабы, устрицы, рыба — ни к чему этому в Итаке не прикасайся.

Он не стал объяснять почему, а шеф, кивком подтвердив сказанное, заметил:

— Прослушай две коротких записи, Эл. Когда и где они сделаны, это не имеет значения, но, думаю, тебе полезно их услышать.

Он включил магнитофон.

“Говорите все, Сейдж, — сказал незнакомый уверенный голос. — Говорите все, что вас беспокоит. Нашу беседу никто не может подслушать.”

“Я знаю, — ответил уже знакомый мне голос Д.С.П.Сейджа. — К сожалению, ничем не могу вас порадовать. Ничем. Мы теряем рабочих”.

“А новый набор?”

“Я ограничиваю наборы. Я делаю это сознательно. Каждый новый человек — потенциальная опасность для “СГ””.

“А что говорит доктор Фул?”

“Ничего утешительного. Он много пьет. Его поведение тревожит санитарную инспекцию. Через руки доктора Фула проходят все анализы, даже те, что заставили нас выставить на выходах дополнительные посты. Похоже, круг замыкается, и я еще не решил, где его следует рвать”.

“Вы сказали рвать, Сейдж?”

“И как можно скорее! Когда слухи о моргачах выйдут за пределы карантинных зон, разразится величайший скандал. Кто, как не я, санитарный инспектор “СГ”, ответит за случившееся в Итаке?”

“Ну, Сейдж, не стоит отчаиваться… Вы же знаете, этот новый заказ даст нам такие проценты, что мы сможем заткнуть глотку даже самим моргачам. Продолжайте следить за анализами, пугайте тех, кто это заслужил, кормите тех, кто любит поесть вволю, и все образуется”.

“Если бы так. Мне приходится, как ковер на ветру, вытряхивать каждого. Что думает мой секретарь? О чем вчера говорила любовница Габера? Зачем понадобился шоферу экспресса новый магнитофон? Отчего дворник мехмастерских стал напиваться до потери сознания? Почему в баре “Креветка” всегда пьют молча? У меня столько ушей и глаз, что с ними уже не справляется моя собственная голова. А ведь вы понимаете, не в наших интересах заводить на “СГ” еще одну умную голову”.

“Мы ценим вашу голову, Сейдж. К тому же, вы сами требовали чрезвычайных полномочий”.

“Благодаря этому вы и держите меня за глотку”.

“А как же иначе, Сейдж?”

Шеф выключил магнитофон.

— Это люди из Итаки, Эл, — пояснил он. — А вот сейчас ты услышишь наших клиентов.

Кассеты завертелись.

“Теперь, когда военный заказ передан комбинату “СГ”, мы на мели”.

“Разве заказ уже утвержден?”

“Нет, но через семнадцать дней истекает контрольный срок. Последний шанс — Консультация”.

“Диверсия?..”

“Ни в коем случае! Мы, действительно, можем напакостить “СГ”, но первая же попытка, удачная или неудачная, обратит внимание промышленной контрразведки на все те фирмы, что считались конкурентами “СГ”.

“Что же делать?”

“Но ведь вы сами упомянули о Консультации…”

“Не преувеличивайте. Это наша общая мысль”.

“Так попробуем развить ее”.

“Дискредитация методов “СГ”?”

“Эти слухи о моргачах… Под ними есть что-то реальное?”

“Несомненно. Но… Итака — закрытый город!”

“Неужели и в Консультации думают так же?”

“Нет, но они хотят восемь процентов от возможных прибылей, от тех прибылей, которые нам принесет заказ, если мы отнимем его у “СГ”.

“Чудовищная сумма!.. Но они получат ее!”

Шеф щелкнул выключателем и вопросительно уставился на меня.

— О каких моргачах идет речь? — спросил я. — Почему администрация “СГ” боится скандала, связанного с этим словом?

— В самую точку! — удовлетворенно заметил шеф. — Ты умеешь ставить вопросы, Эл… В запасе у Консультации шестнадцать дней, в запасе у тебя, Эл, дней десять. На одиннадцатый ты и должен будешь сказать нам, в чем тут загвоздка… Так что снимай все! Неприглядные истории, сомнительные сенсации, несчастные случаи. Не отвергай ничего! Чем страшней будет выглядеть Итака в твоем воспроизведении, тем лучше. Нам бы хотелось, чтобы ты обнаружил в Итаке ад. Нам бы хотелось получить информацию, которая вывернет “СГ” наизнанку, сделает Итаку центром нелепостей и трагедий. И помни, постоянно помни — у тебя всего десять дней! Но зато. Эл, эти десять дней могут обернуться восемью процентами!

— Функция санитарной инспекции?

— Итака — закрытый город. Целиком, со всеми потрохами, он принадлежит комбинату “СГ”. В нем нет добровольных дружин, в нем нет полиции, в нем нет военных — есть санитарная инспекция Д.С.П.Сейджа, следящая как за промышленными отходами, так и за порядком на улицах.

Я взглянул на шефа. Свежевыбритые его щеки покрылись румянцем, за стеклами круглых очков холодно мерцали прозрачные голубые глаза. Уж он-то был уверен, что предоставил мне достаточную информацию для работы. Чего-чего, а уверенности шефу было не занимать. Даже прожженные циники с уважением отмечали эту черту шефа. И были правы. Его имя не фигурировало в рабочих отчетах, но суть каждой акции оформлялась именно в его мозгах. Он ждал моего ответа, и не дожидаясь, когда морщины на лбу шефа поползут вверх, я сказал:

— Мне хватит десяти дней.

4

В аэропорт я приехал на полчаса раньше. Уверенно прошел в восточный сектор, разыскал бар, устроился за столом. Пока бармен готовил коктейль, удивившись указанным мною ингредиентам, я листал рекламную брошюру, посвященную стиральному порошку “Ата”.

— Дают порошку французское название и рекламируют с помощью таких же француженок, как мы с вами, — прогудел кто-то над моим плечом. — И все для того, чтобы покупатель чувствовал себя человеком, имеющим право выбора! Вы не против моего соседства?

— Пожалуйста, — хмыкнул я, узнав лысого химика, соавтором которого в свое время был сам Д.С.П.Сейдж, санитарный инспектор Итаки.

— Зови меня по имени — Брэд! — заявил он. — По-настоящему меня зовут Брэд Ф.К.Хоукс, так же я подписываю свои статьи, но ты меня зови — Брэд! Ведь мы летим в самое распроклятое место. Такое распроклятое, что мне хотелось бы сейчас сидеть в аэропорту Итаки и ждать рейса в эту сторону!

— Еще не поздно отказаться, — заметил я, рассматривая помятую физиономию Брэда Ф.К.Хоукса. Глаза отекли, лысина побагровела, а левая щека тоже основательно изменила цвет. Похоже, его чем-то ударили…

— Я видел тебя ночью, — продолжал Хоукс, — в ресторане Пайгроуза. Но ты был так пьян, что не узнал меня. Куда ты дел красавицу, пытавшуюся затащить в твой номер этого рыжего гавайца из оркестра? Или они ночевали у тебя оба?

— Я их забыл! — резко ответил я, и Брэд одобрительно засмеялся:

— Чем быстрее их забываешь, тем легче. Я сам убеждался в этом не раз. — Он осторожно провел ладонью по багровой щеке: — Что тебя гонит в Итаку?

Его вполне могли подсадить ко мне, но в общем на подсадного он не походил. Избитый лысый толстяк, добродушный пьяница и философ. Что-то в нем постоянно волновалось — отчаянное, безудержное, веселое. Это “что-то” и заставляло его совать нос не в свои дела, предлагать свою дружбу, хвастать прошлыми заслугами, хвататься то за сигарету, то за бокал и говорить вслух самые невероятные вещи.

— Ну? Так что тебя гонит в Итаку? — повторил он, посмеиваясь.

— Деньги, — сказал я. — Точнее, их отсутствие.

— А-а-а… — протянул он. — Желаешь влиться в производственную семью!.. Тебе, небось, вдалбливали, что все мы — члены одной единой государственной производственной семьи, и любое производство, дающее нам минимум тепла и жратвы, — наш дом? Да, обычно так и говорят — наш дом! Ив Итаке так говорят! Но все эти разговоры — чушь. Есть братья старшие, и есть братья младшие. Вот и вся разница. Даже там, где я работал — а это было очень демократичное предприятие! — на стене висел щит: “Здесь отпускают обеды только инженерам и химикам!”

— С точки зрения инженера или химика это не так уж и плохо.

Хоукс изумленно и пьяно уставился на меня.

— А как же коллективизм, парень?

— Не знаю, — ответил я. Мне не правилась его напористость.

— Чем ты хочешь заниматься в Итаке?

— Это мне подскажет санитарный инспектор Сейдж.

— А, Джейк!.. Конечно… Как высокопорядочный человек, он выбирает для Итаки самых крепких и красивых парней, у него есть такая слабость. Эти парни работают в новейших цехах, с новейшей аппаратурой, правда, по устаревшей методике… Я видел их руки, выбеленные кислотами. Я видел облака испарений в которых лакмусовая бумажка мгновенно приобретает алый цвет. И в общем мне хорошо известно — какого цвета становятся их легкие на третьем — четвертом году такой работы… Неслышно, но быстро к столику приблизился бармен:

— Извините. Хоукс и Гаррис, следующие до Итаки, — это не вы? Просят на посадку. Да, да, через восточный выход…

— Идем! — посмеиваясь, заявил Хоукс. — Нам не придется возвращаться за документами. Мы крепкие и красивые парни. Может, и Итака теперь примет благопристойный вид. Во всяком случае, если попадешь к химикам, дай знать — я подскажу, в каком из цехов штаны будут разваливаться прямо на тебе, а в каком можно будет отказаться от цирюльника…

5

Если Хоукс и шпионил за мной, я его не боялся. Он слишком много говорил. Он не давал мне рта раскрыть. Только в самолете, пристегнувшись к креслу, он зевнул и впал в недолгое забытье. Это меня вполне устраивало. Я получил возможность передохнуть. И успокоил себя — все пока шло нормально, подмена Шмидта удалась, с рейса меня не сняли…

За иллюминатором тянулись бесконечные облачные равнины, касаясь которых самолет сразу окутывался серо-влажным дымком.

— Ещё не океан? — спросил Хоукс, протирая глаза. Я пожал плечами.

— Каждый, кто летит на Запад, — не отставал он, — первым делом восхищается океаном. Может быть, вид этой гигантской лужи и впрямь улучшает пищеварение?

— Возможно, — сказал я, чтобы не молчать. Полузабытые воспоминания всплывали из памяти.

Они не были четкими, наплывали друг на друга, смазывались, и я видел то плоский, неумолчно шумящий океан, то бесконечные рощи, прячущие в себе белые коттеджи, то шхуну Флая, которую все почему-то звали “Марией”, то площадь, над которой возвышался костлявый железный крест древнего костела. Зеленой, песчаной, теплой, окутанной то в туман, то в пылающую листву виделась мне Итака; голодный, но счастливый рай детства. Рай, — именно так мы называли когда-то свой город…

6

На летном поле, пустынном и голом, Д.С.П.Сейдж, по ему одному понятным соображениям, разделил прибывших на несколько групп. Хоукс попал в первую и незамедлительно влез в автобус:

— Ищи меня в ресторанах, Герб!

— Подружились? — вкрадчиво спросил Сейдж, не обращая внимания на своего прежнего соавтора.

Я промолчал.

— Коммуникабельность — прекрасная черта, — отметил Сейдж с тайным удовлетворением.

Я пожал плечами:

— Мне тоже в автобус?

— Нет, мой мальчик, не смешивайся с толпой. Ты работаешь на санитарную инспекцию!.. Видишь машину с двумя антеннами? Дуй к ней. Там за рулем человек вот с такими волосами! Сменишь его, посмотрим — что ты за птица.

Я кивнул и направился к машине.

Человек за рулем и правда был длинноволос. Завивающиеся локоны обрамляли его бледное лицо с крупными, выпуклыми глазами и падали на плечи, очень широкие и сильные. Бесцеремонно осмотрев меня, он грубо спросил:

— Тебя Сейдж послал?

— Да.

— Давно водишь машину?

— С детства.

— Не хами! — предупредил он. — В твоем детстве не было таких машин.

— Да, — сказал я, — приборов на тех машинах была меньше, но я справлюсь и с этой.

— А для чего эти приборы? — спросил он, кивая на дополнительную панель с указателями. — Ты знаешь?

— Нет. Но, надеюсь, мне скажут это.

— В свое время, — хмыкнул он. — Но оно еще не пришло… Мое имя — Габер. Включайся!

— Мы не будем ждать инспектора?

— Обойдется без нас… Дави!

Я выжал сцепление.

— Дуй по шоссе. И не позволяй, чтобы нас обгоняли.

Но обгонять нас было некому. Туман бледными слоями полз через пустынную дорогу, пересекавшую не менее пустынные, изрытые оврагами поля.

— Не узнаешь? — настороженно спросил Габер. — Давно не приходилось бывать в Итаке?

— Я никогда не бывал в Итаке…

Но Итаку я действительно не узнал.

Кое-где сохранились прежние двухэтажные коттеджи, но и они приобрели бурый цвет, а пальмы, окружавшие их, исчезли. Пейзаж теперь определялся не рощами, — вдали, из тумана, поднимались в серое небо башни многоэтажек и труб комбината “СГ”. Над старой аркой из китовых ребер (все-таки хоть она сохранилась!) мерцала неоновая фраза, должная, по-видимому, поднимать дух приезжих: “Ты вернулся в Итаку!”

Шлагбаум под аркой был опущен. Дежурный в желтой униформе с эмблемой “СГ” на рукаве и с пистолетом на поясе кивнул Габеру:

— Кто с вами?

— Сотрудник Сейджа, — хмыкнул тот. — За нами следует целый кортеж, будьте внимательны!

Развернув машину, я сбавил ход. Вероятно, мы въехали в деловой квартал — узкая, зажатая каменными домами, улочка. Ничего такого тут раньше не было. Рыбаки и курортники не нуждались в каменных офисах.

— Бывает тут солнце? — спросил я.

Габер усмехнулся:

— Еще узнаешь… — и прикрикнул: — Притормози!

Тяжелая рука его опустилась мне на плечо, но я успел и сам среагировать.

Нелепо пританцовывая, тряся седой головой, моргая выкаченными, как у глубоководной рыбы, глазами, под нашу машину откуда-то из подъезда выскочила тощая, оборванная старуха. Я не сразу понял — что за ноша была за ее горбатой спиной, а поняв, разинул рот. Из грязного мешка, сквозь специально прорезанные отверстия, высовывались наружу распухшие руки и огромная, голая, абсолютно лишенная волос голова уродливого младенца!

Габер снял радиотелефонную трубку, но его вмешательства не понадобилось — из-за поворота с воем вылетел длинный, крытый брезентом грузовик. Здоровенные санитары все в той же униформе с эмблемой “СГ” грубо схватили старуху и затолкали ее под брезент. Двое или трое прохожих безучастно взглянули на санитаров и проследовали, не останавливаясь, по своим делам.

— Ну и чучело! — заметил я, имея в виду старуху.

— Моргачка! — заявил Габер с отвращением.

— Моргачка?..

— Да, — повторил он. — Но не болтай о моргачах в людном месте. В Итаке этого не любят. Эти моргачи — разносчики заразы, парень, заруби это на носу. Долг всех служащих “СГ” — следить и за такими вот уродинами! — Он вытащил пачку сигарет и, подумав, сунул одну сигарету и мне: — Поедешь в отель “Морское казино”, там для тебя снят номер. Утром явишься вон туда, видишь офис под рекламой “Карреты”? Получишь машину и инструкции. Выкатывайся! Я спешу.

Захлопнув дверцу, Габер умчался, и я остался один на пустой, невеселой улице. Раньше таких улиц в Итаке не было. Да и этого слова — моргач — я тоже раньше не слышал.

7

Машина, которую я получил утром, меня поразила. Кроме обычной панели, она имела три специальных щитка с цветными указателями. Я обнаружил в машине даже барометр, — видимо, и к погоде санитарная инспекция “СГ” имела какое-то отношение. Здесь же, под рукой, чуть ниже руля, размещалась и коробка радиотелефона.

— Для связи, — объяснил старший механик, угрюмый, замкнутый тип. — Машина входит в серию санитарных патрулей, будешь отзываться на номер третий.

Весь день я возился с мотором. Не знаю, как жили люди, но машинам в Итаке везло — за ними следили. Ровно в шесть вечера старший механик выгнал меня из гаража:

— Твое дело — ждать приказов. От и до. В свободное время броди где хочешь, но не торчи у меня на глазах.

— Может быть, разрешите воспользоваться машиной?

— А парковать за чей счет?

— Стоянку оплачу я.

Он с удивлением поднял глаза:

— Ты откуда?

Я назвал южный городок, фигурировавший в моих документах.

— Там все такие? — но взять машину механик разрешил.

Вернувшись в отель, я умылся и попросил обед. Его доставили быстро — хмурый паренек с узкими, косящими в стороны глазами. Я задержал его:

— Ты умеешь смеяться?

— Я вам не понравился?

— Не дерзи старшим! В приличном отеле я привык видеть девочек в передничках.

Паренек свистнул:

— Долго их вам придется искать!

— Вы что, утопили их в океане?

— Кто мог, тот сам смылся за океан, — непонятно ответил паренек, глядя мимо меня.

— Почему же остался ты?

— Я не боюсь пьяной рыбы!

— А это еще что такое?

Но паренек спохватился. Его бледные щеки покрыл нездоровый румянец, глаза разъехались еще шире; он не уклонялся от ответа, он просто не отвечал.

— Ладно, — сменил я тему. — Мне говорили, что в Итаке есть бар “Креветка”. Это действительно лучший бар?

— Если любите поскучать, то, конечно, дуйте в “Креветку”.

8

Когда-то, вспомнил я, бар “Креветка” принадлежал старому Флаю. Сюда приходили пить, пробовать морскую кухню и играть в биллиард. Мальчишкой мне случалось заглядывать в залы “Креветки”, но, конечно, не по собственному желанию. По субботним дням отец посылал меня за устрицами, и это всегда было для меня большим, не лишенным опасностей путешествием — не каждому нравилось видеть в биллиардных валах совсем еще зеленого юнца с расширенными от любопытства глазами, да и сам Флай не очень-то церемонился со мной… Жив ли он?.. Я хотел убедиться в этом. Столько лет, столько событий легло между мной и Флаем, что я не боялся быть опознанным.

На этом пути — в Итаку — были важные вехи.

Например, так называемая “домашняя пекарня” — штаб-квартира Агентства Национальной Безопасности (АНБ), официально известная под названием форт Джордж-Мид, внушительное трехэтажное здание, расположенное примерно в пятидесяти километрах к северо-востоку от Лэнгли. Именно сюда поступает около восьмидесяти процентов информации, собираемой всеми спецслужбами страны. АНБ настолько засекречено, настолько чувствительно к любой попытке проникнуть в его недра, что очень немногие могут похвастать своей причастностью к его делам.

Но я прошел через АНБ, ибо, находясь еще в колледже, поверил в то, что вступить в армию — значит повидать мир. Именно в армии меня заметили сотрудники АНБ — им пришлась по душе моя настырность в изучении того, от чего другие отказывались. Пройдя серию специальных тестов и собеседований; я принялся штудировать методы спецанализа, терминологию разведслужбы, основные приемы дешифровки кодов. В итоге школу АНБ я окончил первым учеником, что давало вполне определенные преимущества. Например, я мог сам избрать место службы… Я остановил выбор на Стамбуле. Он казался мне далеким и загадочным и в какой-то мере оправдал эти ожидания. Командуя двадцатью радистами, я вылавливал в эфире чужие радиопередачи и сопоставлял их содержание с данными перехвата, полученными другими станциями АНБ. Ну, а потом… Потом мне пришлось побывать во Вьетнаме, где я работал на “летающих платформах” — “ЕС-47”. Набитые электронной аппаратурой, эти мощные самолеты были весьма кстати в войне против партизан. Именно такие “платформы”, снабженные инфракрасными датчиками, помогли в свое время выловить в Боливии друзей знаменитого Че Гевары.

Потом я был ранен и отправлен домой. Доктор Хэссоп, с которым судьба свела меня еще в колледже и который, как выяснилось, не терял из виду “своего Эла”, рекомендовал меня шефу Консультации. В первом же деле — против фармацевтов Бэрдокка — мне повезло: я закрепился в Консультации.

И теперь вот… попал в Итаку…

9

“Креветку” я разыскал сразу, хотя постройки рядом с баром снесли и поставили каменную, на весь квартал, башню. Свободных мест в баре оказалось больше, чем того, пожалуй, требовала репутация заведения, и обслуживали его три — четыре человека, не очень-то веселые и, кажется, под хмельком. Короче говоря, в “Креветке” царила смертная скука — не на чем было глаз остановить. В конце концов я пересел к стойке.

Тощий, длинный старик, сидевший верхом на бочке, поперхнулся, гулко закашлялся. Что-то знакомое послышалось в этом кашле. Я наклонился к парню, мрачно застывшему над опорожненным стаканом, и негромко спросил:

— Кто это?

Парень усмехнулся:

— Хозяин заведения — Флай.

Но я уже узнал Флая. Время здорово поработало над ним — обвисли щеки, выцвела борода, волос на голове почти не осталось.

— У него мозги не в порядке, — сообщил мрачный парень, повертев у виска пальцем.

— Что так?

— Давно мог сбыть с рук заведение, но держатся как за… — парень помолчал, но так и не нашел определения. — “СГ” предлагал старику кучу денег, но Флай уперся. Его уже раза три поджигали, но он отсиживается… Идиот!

Флай откашлялся, медленно повернулся, издали взглянул на нас — мутно и недоброжелательно.

— Он никому не верит, — шепнул парень и крикнул: — Старик, поговори с нами!

Флай покачал головой, но в его мутных глазах скользнули неожиданные огоньки.

— Кого-нибудь вспомнил? — ухмыльнулся мой сосед, и Флай, как ни странно, откликнулся:

— Сейджа!

— Часто его вспоминаешь?

Старик не ответил, зашелся в новом приступе кашля. Дождавшись, когда он пройдет, я тоже подал голос:

— Говорят, в “Креветке” есть все, что необходимо нормальному человеку… Это так?

Флай презрительно заявил:

— Я кормлю людей океаном. Остальное ищите у Коннера или у Хуга. Эти подонки продают даже девочек.

“Старый сукин сын! — отметил я с удовлетворением. — Он никогда не вспомнит мальчишку, который боялся его кулаков…”

— Смотри! — толкнул меня локтем сосед. — Это Фул!

Я повернул голову.

Невысокий человек с огромными пронзительными главами встал из-за столика и, нетвердо шагая, отправился к выходу.

“Фул? — хотел спросить я. — Он кто?” И тут же вспомнил запись, прокрученную мне шефом: “…много пьет. Его поведение тревожит санитарную инспекцию. Через руки доктора Фула проходят все анализы, даже те, что заставили нас выставить на выходах дополнительные посты”.

С этим человеком, конечно, стоило познакомиться, но я равнодушно промолчал, и минут десять и я и мой сосед пили молча.

А потом дверь бара с грохотом распахнулась.

Брэд Хоукс гулял!

Не знаю, где он насобирал компанию, но она была весьма пестрой — только мужчины, семь человек, и все пьяные, и все очень шумные. Особенно для такого скучного, такого пустого бара…

Пользуясь тем, что лысый Брэд Хоукс сразу же свалился в кресло, шумно призывая бармена, я незаметно отступил к дверям, за которыми тянулся коридор, упирающийся в биллиардную. И не ошибся — в биллиардной оказалось пыльно и пусто. Столы зачехлены, сдвинуты в угол, на подоконнике валялись раскрошенные мелки.

Но это не все. Войдя в биллиардную я сразу услышал:

— Дай ему еще раз!

Человек, которого били, не отличался крепким сложением. Сознание, по крайней мере, он уже потерял. Один из экзекуторов держал его, заломил руки несчастного за спину и с силой оттянул голову назад, а второй, небольшого роста, узкий в бедрах, но широкоплечий, жилистый, напружинившись, изо всех сил бил свою жертву носком тяжелого ботинка.

Они занимались своим делом столь сосредоточенно, что мое появление осталось незамеченным. Зато третий — длинноволосый, плечистый, сразу повернулся, и я его узнал — Габер!

— Прекрати, Дон, — спокойно заметил он. — У нас гость.

Низкорослый смерил меня взглядом и ухмыльнулся:

— Сам выйдешь? Или помочь?

— Ваш приятель свое получил, — сказал я. — Могу подкинуть до дома.

Ни в какой другой ситуации я не влез бы в чужую стычку, но тут рискнуть стоило — они избивали Фула, того самого доктора, о котором я слышал еще в Консультации. Именно из таких пропойц, как Звул, легче всего сосать информацию. Было бы обидно его упустить.

Но низкорослый экзекутор думал иначе. Не торопясь, проследовал к дверям и сгреб меня за рубашку. Наверное, он был очень упрям, — я знаю такие ухмылки, — и, не желая испытывать судьбу, я сразу ударил его ребром ладони по горлу. А когда он упал, негромко повторил:

— Ваш приятель свое получил. Почему бы не оставить его в покое?

Габер неожиданно рассмеялся:

— Ты прав — он свое получил. Забирай парня и катись из “Креветки”!

Прислонясь к стене, Габер и его с трудом поднявшийся, помощник молча проследили, как, взвалив Фула за плечи, я вышел из биллиардной в коридор черного хода.

Только в машине Фул очнулся и застонал.

— Где вы живете? — спросил я.

— Святая площадь, — прохрипел он. — При клинике…

Я нажал акселератор, опустил стекло и опять увидел Габера.

— Когда это чучело придет в себя, — лениво заявил он, не спускаясь со ступенек черного хода, — напомни ему: он неудачно нарвался на пьяную компанию. Возможно, он потерял кошелек, а мог потерять кое-что более ценное… В Итаке это бывает! — Глаза Габера смеялись, но в его тоне, деланно насмешливом, я почувствовал откровенную угрозу.

Я кивнул и захлопнул дверцу.

По центральной улице я не поехал, свернул в переулок. И оказался прав — через несколько минут в сторону “Креветки” пронеслись два санитарных автомобиля. Не знаю почему, но я был уверен — вызвал их Габер…

10

Утром в местной газете я прочел о драке в баре “Креветка”. Зачинщиками ее (их так и не поймали) могли быть новички из последнего рабочего набора, а может быть, и родственники колонистов, — ведь жертвой драки стал доктор Фул!

Я отложил газету.

Моя неосторожность могла мне обойтись дорого. Габер работал на санитарную инспекцию, ему виднее было — как с кем обходиться. Вот почему утром, увидев Габера в гараже, я широко и виновато ему улыбнулся. Впрочем, он ответил мне тем же:

— Ты молодец, Гаррис!

— Я виноват, — заметил я. — Но и вы ведь могли попасть в историю.

— Ладно, ладно, — засмеялся он. — Ориентируешься ты верно. И все же помни — драку начал тот парень.

Я пожал плечами, воем видом показывая, что мне плевать на случившееся, но в тот же день меня вызвал Сейдж.

— Герб, — строго сказал он, не спуская о меня выцветших зрачков, — твоя машина должна быть всегда в порядке! — Он произнес это так, что я понял! Д.С.П.Сейдж в курсе моих приключений, и приключения мои ему не нравятся.

— Наши поездки, Герб, будут связаны с санитарным контролем нашего города. Чтобы ты, Герб, не задавал никаких лишних вопросов и не совался не в свое дело поясню — мы будем следить за моргачами. Это жаргонное слово, Герб, старайся произносить его как можно реже. В Итаке не любят напоминаний о несчастье, которому в свое время подвергся город. У нас есть более невинный термин — колонисты. Это те, кто подвергся в свое время болезни Фула, — она названа так по имени доктора, открывшего ее возбудителей. Санитарная инспекция вынуждена была выселить колонистов в особый район, но ты сам понимаешь — нелегко рвать родственные и дружеские связи. Бывает, что колонисты бегут из резервации. Дело санитарной инспекции — водворять их на место, чтобы не повторить трагедию прошлых лег Комбинат “СГ” вложил колоссальные средства в ликвидацию эпидемии болезни Фула, но вылечить пострадавших мы пока не в состоянии. Все, что мы можем, — держать их в отдалении, в районе Старых дач.

Старые дачи… Я помнил этот район… Песчаные берега, за которыми тянулось мелководье. Там же стоял в свое время бревенчатый дом старого Флая. Там же была выброшена на пески его шхуна “Мария”. По полузатопленным песчаным бродам, нам, мальчишкам, не раз удавалось пересекать бухту из одного конца в другой: не случайно туристы разевали рты, видя бредущих посреди бухты подростков… Интересно, сохранился ли тот брод?

— Получается, что я не просто водитель, шеф?

Сейдж высоко вздернул брови. Его забавляла моя тупость, он начинал доверять мне.

— Считай себя настоящим сотрудником санитарной инспекции. Если твои дела пойдут на лад, я прикажу выдать тебе униформу.

Последнее обрадовало меня. Мне не хотелось надевать униформу сейчас, они могли ее набить подслушивающей аппаратурой. Кроме того, я вынужден был бы снять свою куртку и рубашку с вмонтированными в них камерами. Вот почему, обрадованный “перспективами”, я позволил себе задержать машину на Святой площади перед костелом. Отсюда, с холма, я видел всю Итаку, каменную, громоздкую, спускавшуюся на океанский пляж. Легкие цветные дымки поднимались над многочисленными трубами. Пахло химией. Даже океан, запертый в бухте рядом песчаных кос, казался химически обесцвеченным — то ли лекарство, то ли бульон, не сразу и разберешь.

Выезжая с площади, я обратил внимание на гранитную глыбу.

Памятник?

Я остановился.

Действительно, на граните были высечены слова. Я прочел — “Нашему Бэду”.

11

За два дня в санитарную инспекцию поступило семь вызовов, их них шесть — ложные. К седьмому я не был причастен, выезжал седьмой номер с Габером и Фрайдхальмом, тупым шведом, не интересующимся ничем, кроме автомобильных моторов. Зато, просиживая в гараже, я сумел раскрутить историю “нашего Бэда”, благодаря подшивке местных газет, валявшейся на столе старшего механика.

В любое время дня и ночи Бэда Стоуна могли разбудить, оторвать от обеда, вызвать из отпуска, если вдруг возникало подозрение — не заложено ли, скажем, взрывное устройство в автомобиль, брошенный у центрального банка, или в пухлый пакет, пришедший на адрес санитарного управления? Рискуя жизнью, Стоун разбирался в опасности и устранял ее. Таковы были его занятия, требовавшие аккуратности и крепких нервов.

В конце концов Стоун попал в госпиталь. Но виной тому оказалась не пластиковая бомба… Бэд Стоун был гурманом — все свободное время он проводил в барах, предпочитая всем “Креветку”. Во время очередной трапезы он почувствовал себя плохо. Прибывший врач определил признаки болезни Фула. Боясь эпидемии, санитарная инспекция изолировала Бэда Стоуна в специальной клинике.

Два дня Стоун лежал в постели. На третий день, осознав, какую опасность он представляет для итакцев, Стоун сумел доползти до окна, открыть тугую раму и вывалиться на бетон, покрывающий все улицы Итаки. “Нашему Бэду” — написали на гранитной плите патриоты Итаки.

На фотографиях Стоун выглядел профессиональным боксером — великолепно сложенный, рослый, длиннорукий. Узкие скулы, ясные глаза — он производил впечатление умного парня. Но это только разозлило меня. Бэд Стоун, похоже умел делать свое дело, а вот я неожиданно застрял. Все эти дни, правда, я снимал пьяные драки в ночных барах, мрачную сдержанность горожан, маневры санитарной инспекции, и все же до решения поставленной передо мной задачи было так же далеко, как и неделю назад. Трезво обдумав все это, я решил исходить из треугольника — моргачи, Фул, океан. При чем тут был океан, я и сам не отдавал отчета, но привык доверяться интуиции, важнейшему инструменту нашей профессии.

Вот почему, улучив момент, я попросил Сейджа оставить за мной машину и на воскресный день.

— Есть проблемы? — сухо спросил он.

— Я рыбак. А здесь океан под боком. Хочу половить рыбки.

— Здоровый инстинкт, — согласился инспектор, с загадочным интересом разглядывая мое лицо. — Один собираешься?

— Позову химика Хоукса. Знаете его? Он из последнего набора.

— Знаю, — Сейдж одобрительно улыбнулся. — Правда, по моим сведениям, Хоукс предпочитает рыбачить в барах.

— Попробую его увлечь. Почему нет, а?

— Действительно, — согласился Сейдж. — Но он много пьет, он большой болтун. — И так же загадочно намекнул: — Всегда любопытно, о чем так много болтают пьяные.

— Не так уж сложно узнать, — как бы пообещал я.

— Ну, что ж… — Похоже, я и впрямь нравился Сейджу. — Ты, кажется, потянешь на хорошую прибавку, Герб.

Я выдержал его взгляд:

— Деньги никогда не мешают.

Сейдж кивнул:

— Они у тебя будут. И пропуск на побережье я тебе выпишу. На восточный его сектор, — уточнил он. — Будешь там, не выключай рацию. Мало ли… Ты можешь понадобиться мне и в Итаке.

Он усмехнулся и я понял: он плевал на болтовню Хоукса, его интересовало — чем дышу, о чем думаю я — его личный шофер Герб Гаррис.

12

С помощью портье я узнал телефон Хоукса.

— Герб! — ликующе пролаял он в трубку. — Я прекрасно устроился!

— Рад. Тоже не жалуюсь. Набираюсь сил.

— В каком баре?

— Не в баре, Брэд. Я предпочитаю берег. Там и выпить приятно и можно рыбку поймать! Тут, в Итаке, славная рыба!

— Если она прошла контроль! — заржал Хоукс. — Но это идея — выпить на берегу! Впрочем, где ты возьмешь снасти?

— У Флая. Старик, наверное, сохранил не только воспоминания.

Хоукс минуту думал:

— Вот что, Герб. Заезжай в “Креветку”. Буду ждать там, — он хитро хихикнул: — У меня есть сюрприз!

— Сколько стоит твой сюрприз, Брэд?

— Ты умный парень! Деньги тебе понадобятся. Но ты не пожалеешь. Девочки, которых я сейчас развлекаю, действительно нуждаются в подарках, но зато и платят они… от души! Уж я в этом толк знаю!

Когда я заглянул в “Креветку”, Хоукс кончал вторую бутылку. Рослая девушка со вздернутым носиком и своевольным подбородком сидела у него на коленях и, заливаясь смехом, говорила, что любовь такое же изобретение, как телевизор или лекарство…

— Италия! Вот как зовут мою девочку! — захохотал Брэд, стискивая мне руку. — Италия, кто тебя так окрестил?

Италия обиженно поджала губы.

— Напрасно! — хохотал Брэд. — Для обид нужны губы Нойс, а таких губ, как у Нойс, ни у кого нет. Я правду говорю, Герб?

Я перевел взгляд на подругу Италии. Ей было, наверное, за тридцать, но возраст ее не портил. Круглое лицо, пышные белокурые волосы. Черная блуза с длинными рукавами, застегнутая до подбородка, наконец, шорты… Она была мне по плечо, но для ее роста ноги у нее были длинные. В довершение ко всему, она не пользовалась никакой химией. Настоящее ископаемое по нашим дням, но какое очаровательное ископаемое!

Я засмеялся в тон Брэду:

— На берегу мы решим массу вопросов.

Брэд под столом решительно пнул меня, но я его не понял:

— Старый Флай даст снасти. Мы поедем рыбачить. Вы любите рыбу?

Италия странно, чуть ли не с испугом взглянула на Нойс, но в этой женщине впрямь было что-то необычное. Выдержав паузу, она произнесла:

— Я не люблю рыбу. Но я люблю океан.

— И правда, Нойс! — загорелась Италия. — Я сто лет не раздевалась на берегу!

13

Возвращаясь в отель, я снимал Итаку.

Исчезли сады. Исчезли коттеджи. Вымерли сосны и пальмы. Камень и бетон покрыли землю. Унылый пейзаж. Было над чем задуматься.

Проезжая мимо уже знакомой мне клиники, я притормозил. Привратник подозрительно поднял голову, но эмблема “СГ” на автомобиле его успокоила.

— Как здоровье патрона? — осведомился я.

— Имеете в виду доктора Фула?

— Разумеется.

— Доктор Фул здоров, — холодно ответил привратник.

— Сколько лет доктору Фулу?

— Зачем вам это?

— В его возрасте не так просто оправиться от побоев, а?

— Кто вы такой?

— Не имеет значения.

Привратник потянулся к звонку, но я дал газ и клиника сразу осталась где-то позади. Я знал, привратник передаст наш разговор доктору Фулу, а, значит, доктор Фул будет знать, что им кто-то интересуется.

14

Едой мы запаслись у Флая.

Этим занималась Нойс.

Мы не сделали ошибки, доверив ей это дело. С Нойс старик не торговался. Мы получили все, что хотели, а старик от себя присовокупил какие-то приправы. У него же я взял и спиннинги.

Туман рассеялся, легкий ветерок гнал по шоссе клубы пыли. Я курил, вел машину, развлекал обеих девиц, смешил Брэда, и все время снимал.

Безрадостные овраги, голое шоссе, пустые поля, подушка газов, придавившая город — я снимал все. И удивлялся: неужели мы не встретим ни одной рощицы?

Ответила Нойс:

— Последнюю вырубили лет пять назад. Да и не деревья там были… Так… Рыбьи скелеты…

— Лесам трудно устоять перед пустыней, — кивнул я в сторону серых дюн.

— Пустыня тут ни при чем. Рощи вырубили.

— Почему? — удивился я.

— А почему люди бьют стекла в покинутом доме?

Я не понял, но одобрительно хмыкнул.

За поворотом открылся океан. Низкие, прибитые ветром, зеленые от тухлых водорослей, песчаные косы. Даже чаек не было!

Много лет назад я жил тут же. Но тогда на берегу росли деревья, а прыгая с лодки, ты сразу попадал в зеленый прозрачный мир чистой океанской воды. Вода упруго давила на уши, выталкивала наверх, к чайкам, к свежему ветру… А сейчас… Даже песок помрачнел, превратился в бесцветную грязноватую пыль, перемешанную с обломками плавника, осколками стекол, пятнами неопределимой дряни…

“Наплевать! — сказал я себе. — Тогда в детстве я был нищ. Я хотел есть. Я перед всеми унижался. Пусть исчезла чистая вода, пусть воздух пропах пакостью и птиц больше пет. Зато я на ногах, зато имею деньги, зато могу убраться отсюда, куда захочу. Какое мне дело до того — что стало с Итакой моего детства? Наплевать! Наплевать! Трижды наплевать!”

— Ищи ручей, — подсказал Брэд. — Нам нужна вода. Без деревьев мы обойдемся.

Через бревна, перекрывшие ров, я вывел машину на пляж и сразу уперся в бетонный желоб, по дну которого струились жирные, мертвые ручейки. Отталкивающее зрелище! Нойс не выдержала:

— Герб, почему вы не повезли нас в западный сектор?

— Думаете, там лучше?

— Уж, наверное, не так пусто.

— Не думаю, — вмешался неунывающий Хоукс. — Не все ли равно где веселить сердце? — и жадно обнял Италию, очень удачно оказавшуюся у него под руками.

…Наконец я нашел место для стоянки — под серой песчаной дюной, невдалеке от приливной полосы. На песок мы просто бросили тент, Брэд и Италия разошлись во всю — бесились и горланили вволю.

— Ну, — спросил я хмурящуюся Нойс. — Есть проблемы?

— Здесь недавно была машина, да?

— Да, — кивнул я, осмотрев следы на песке. — Она явно была хорошо загружена.

— Они вывозили пьяную рыбу…

— Не нас же! — хохотнул я, ничего не поняв.

Нойс с затаенным страхом и насмешкой взглянула на меня. Она действительно чего-то боялась, она нервничала и посматривала в сторону шоссе. Это не шло ей. Я тоже нахмурился:

— Когда ты была здесь последний раз?

— Лет семь назад, — неохотно ответила Нойс. — Видишь, вон тянутся трубы — прямо в океан. Это выходы с комбината, Герб. Говорят, наши химики в чем-то там просчитались, эти сбросы с комбината убили океан, он умер.

— Океан не так легко убить.

Будто подтверждая мои слова, крупная рыбина, глянцевито блеснув, выпрыгнула высоко в воздух и рухнула обратно, подняв столб брызг.

Нойс неодобрительно усмехнулась:

— Ты правда собираешься ловить рыбу?

— Хватит глупостей, Нойс!

— Оставь спиннинг.

— Но почему?

— Войди в воду, и поймешь…

Ее глаза выражали столь явную неприязнь и насмешку, что, оглядываясь, я вошел в воду, — по, щиколотки, по колено, по пояс. Ноги сдавило маслянистым теплом и тяжестью, кусочки битума, нефтяные пятна закрутились в потревоженной воде. А у самого дна, в темной колеблющейся мути, проявилось что-то черное, движущееся, Только усилием воли я заставил себя стоять на месте. А темная, кривая, судорожно подергивающаяся тень все приближалась и наконец холодно ткнулась мне в ноги. Я различил — рыба! Крупная рыба! Она неуверенно дергала плавниками, странно горбилась и поводила выпученными телескопическими глазами, не обращая никакого внимания на мои протянутые к ней руки.

Я осторожно провел ладонью по скользкой горбатой спине.

— Ты права, Нойс. Нет смысла охотиться за самоубийцами.

Издали донесся смех Брэда.

Еще одна рыбина как полено ткнулась мне в ноги, и я не выдержал, побрел к берегу.

— Ты знала об этом, — сказал я Нойс. — Можно было предупредить!

С той же недоброй усмешкой Нойс взглянула на меня!

— В Итаке на океан ездят не за рыбой, — и кивнула в сторону Брэда и своей приятельницы.

— Что ж, — сказал я, — остается напиться!

И притянул Нойс к себе…

15

Когда мы возвращались, дымка над городом расслоилась, ударил в нос едкий запах химикалий. Дым из многочисленных труб уже не поднимался ввысь. Тяжелыми облаками он сползал на крыши домов, посыпая улицы и дворы частицами несгоревших шлаков. Унылое настроение, казалось, пронизывало Итаку, и на лицах редких прохожих я, как ни искал, не нашел ни одной улыбки.

Отправив женщин переодеваться, мы ввалились в “Креветку”.

— Глотка сохнет, — пожаловался Брэд. — Старик, дай воды!

— Не выйдет! — торжествующе пролаял Флай. — Вонючий комбинат съел леса, теперь он допивает воду! Выбирайте любой алкоголь, но воды в нашем городе нет! — Он ткнул пальцем в плакат над одним из столиков! “И не бросайте окурков в унитаз! Смывая их, вы теряете от пяти до восьми галлонов столь чистой, столь необходимой воды!”

— Ровно столько! — подтвердил Флай, трясущимися руками набивая трубку. — Я сам проверял. Тут они нас не обманули! Эй, у входа, прикройте дверь! Хватит химии! — и пожаловался сварливо Хоуксу: — Проклятая погода! Третий раз меняю сорочку, а воротник опять черный. Вместо дождя у пас льет сверху кисель. Да вы и сами это знаете… Плохие, плохие, плохие времена!

16

К появлению Нойс и Италии ужин, заказанный Флаю, был готов. Салат с кальмарами, мидии, трепанги в соусе, дарджентский краб — и все это из банок! Все консервированное! Брэд отхлебнул из стакана, попробовал краба и, положив мощную ладонь на плечо Италии, заявил:

— Дарждентского краба следует есть в постели… Не знаю, как ты, Герб, а меня наш стол не устраивает. И Италия думает так же… Ведь так?

Италия кивнула.

Я пожал плечами:

— Как хочешь, Брэд… В этой дыре не повеселишься… И они ушли.

Унылый мальчишка в грязной фирменной курточке сменил пепельницу, встал у стойки и от нечего делать уставился на нас.

Как правило, нечто вроде согласия между мужчиной и женщиной возникает сразу. Или никогда. Но Нойс сбивала меня с толку. Я не понимал, никак не мог понять — чего она хотела. Наверное, поэтому, когда я к ней обратился, в моем голосе, может быть, впервые за много лет, проскользнули нотки нерешительности.

— Хочешь пойти со мной?

Нойс улыбнулась.

17

Я вел машину сквозь сплошную стену воды. Флай был прав — в Итаке дождь был схож с киселем, в такой день за руль садятся лишь идиоты.

Наконец выступили передо мной бетонные ребра отеля.

— Поднимись в сорок второй номер, — сказал я Нойс, — тебя пропустят.

Когда я вошел, Нойс сидела на краешке кресла и неуверенно смотрела на меня. Они все тут запуганные, в этой Итаке, невольно отметил я и сказал:

— Можешь принять ванну. Я сварю кофе. Это займет десять — пятнадцать минут.

Нойс кивнула. Она была очень хороша, но она была неуверенна. Я еще раз кивнул ей и прошел в смежную комнату, служившую мне чем-то вроде кухни и мастерской. Поставил на плитку кофейник, дождался, когда Нойс пройдет в ванную, извлек с полки пробирку, раскрыл окно и погасил свет. На улице было пусто, но я не хотел, чтобы меня заметили случайные прохожие.

Капли шумно разбивались о подоконник, ручейками сползали по моей руке. Я лизнул языком пробирку — вода была горькая и кислая.

Когда пробирка заполнилась, я плотно заклеил ее пластырем и спрятал в карман куртки, висевшей тут же, на стене. Таким же образом поступил и со второй, а потом набрал дождевую воду в стакан, нажал на выключатель и посмотрел на свет — вода отливала мутью.

Скрип двери заставил меня обернуться. На пороге стояла Нойс, придерживая рукой полы халата.

— Что ты делаешь? — испуганно спросила она.

— А что тут делаешь ты? — рассердился я.

— Зачем тебе эта вода?

Я демонстративно выплеснул дождевую воду.

— Чего ты боишься, Нойс?

— Бэд Стоун тоже возился с этой водой. Это стоило ему жизни.

— Ты знала Бэда Стоуна? “Нашего Бэда”?

— Он был моим мужем.

Это сообщение застало меня врасплох. Мне в голову не приходило, что где-то в Итаке могут жить близкие этого Стоуна. А зачем он возился с дождевой водой?

— Нечего бояться, Нойс, — заметил я грубовато. — Мало ли что взбредает нам иногда в голову.

— Есть специальное распоряжение санитарной инспекции, Герб, и ты знаешь его: вода, почва, воздух Итаки не могут быть объектом никаких частных исследований.

— Где ты выучила всю эту чепуху?

— Это не чепуха, — глаза ее, правда, были испуганы. — Бэд тоже так говорил, а потом…

Она закусила губу.

— Что потом? — сжал я ей руку. — Скинь этот чертов халат, я хочу видеть тебя такой, какой тебя создала природа!

Я произнес это отчетливо и громко. Думаю, что микрофоны, если они были установлены в номере, зафиксировали каждое слово.

— Я тебя не для разговоров привел… Иди в комнату!

Она послушно затворила за собой дверь. Я ополоснул руки и вытащил из кармана сигарету. Интересно, что же все-таки произошло с этим Бэдом? Его пришили?

Но я приехал сюда не для того, чтобы выслушивать жалобы Нойс. Восемь процентов! — вот в чем был смысл. Этих денег хватит Консультации и для расчета со мной, и для того, чтобы купить новую аппаратуру… А Итака… “Разбирайтесь сами! — выругался я. — Дышите сами своим вонючим воздухом, отлавливайте своих уродов, — что хотите, то и делайте. Не я породил ваш мир, не мне его исправлять. Я воюю сам за себя, я сам для себя добываю деньги. Деньги! — а значит и свежий воздух, и красивый пляж, и, наконец, даже таких, как Нойс, и еще получше!..”

Я как угадал — Нойс снова открыла дверь.

— Так что же все-таки случилось с Бэдом?

И в этот момент затрещал входной звонок.

18

Нойс вздрогнула.

Стучать, звонить ко мне мог только портье, но, невольно поддаваясь испугу Нойс, я кивнул на спальню:

— Иди туда, быстро! И не высовывайся наружу, пока я тебя не позову!

И подошел к двери:

— Кто там?

— Откройте, Гаррис! Санитарная инспекция!

— Какого черта вам надо?

— Откройте! — повторил Габер.

Первым вошел он, за ним два парня в униформе “СГ”.

— Санитарной инспекции подчиняются сразу, — хмуро заявил Габер. — Ты выезжал к океану, Герб. Тебя не успели предупредить: с двух часов дня эту зону принято считать опасной — в воде был найден труп моргача… Ну, тебе не обязательно знать подробности, а вот лекарства надо принять. — Габер внимательно следил за моей реакцией: — Десять капель на ночь, по три — каждые два часа…

Затрещал телефон.

— Возьми! — тряхнул Габер длинными волосами.

— Герб! — рявкнул мне в ухо пьяный бас Хоукса. — Эти подонки из санитарной инспекции притащили мне коробку вонючей дряни!

— И что ты с ней сделал? — успокаиваясь, спросил н.

— Слил в раковину! Я — химик и знаю, чего стоит их розовая водичка. Дело не в ней, Герб. Они охотятся за нашими девочками. Санитарная инспекция, видимо, не очень поощряет их маленький бизнес.

— Спасибо, Брэд, — сказал я с облегчением.

И замер.

На пороге спальни стояла Нойс. Она успела переодеться, и теперь на ней была ее алая юбка и голубой свитер.

— Разве я звал тебя?

— Я должна уйти.

— И она права, — мрачно подтвердил Габер. — Мы не успели, Гаррис, предупредить тебя о местных жителях, часть которых стоит на специальном учете, а они… — он зловеще уставился на Нойс. — Они не склонны рекламировать свою весьма пониженную сопротивляемость болезни Фула!

Мерзкая старуха с уродом на спине на мгновение возникла передо мной… Нойс — потенциальная моргачка?! Нойс — будущая колонистка? Насколько далеко зашла ее болезнь? Чем грозит мне наша прогулка за пьяной рыбой?.. Десятки вопросов одновременно обрушились на меня, и Габер, кажется, понял:

— Десять капель на ночь, по три — каждые два часа. Болезнь Фула не лечится, но ее… можно предупредить.

Я хмуро кивнул и взглянул на Нойс. Но в ее расширенных глазах не было ни вины, ни упрека. Скорее жалость или… презрение. Габер приказал:

— Уведите!

Нойс ни разу не обернулась. С нею ушли Габер и его люди. Только тогда я вздохнул.

“Они явно в чем-то подозревают меня. Но, кажется, мне удалось внушить Габеру мысль, что я запуган. Это плюс, несомненно. Значит… Значит, в моем распоряжении ночь. Ночь, которую, по мнению — Габера, я проведу в страхе и бессоннице. Но, разумеется, я постараюсь провести ее совсем иначе!

Ну что ж, я подпорчу вам торжество!”

Выключив свет, я закурил сигарету и встал у открытого окна. Дождь уже закончился, но с океана несло густой сыростью. Где-то выла сирена, плясали над офисом расплывающиеся неоновые буквы: ШАМПУНЬ шампунь ШАМПУНЬ…

Они оставили мне одну ночь.

Что ж… Именно ею я и воспользуюсь!

Часть втораяСчастливчики из Итаки

1

Не включая свет, я открыл чемодан. Я вдруг пожалел, что прибыл в Итаку без оружия. Придется полагаться на точность расчета и кулаки. Впрочем, отбирая кандидатов для акции, шеф всегда продумывал каждую деталь. Он не ошибся и на этот раз — это была моя акция.

Портье в холле успел уснуть. Я бесшумно проскользнул в дверь, вывел машину со стоянки и за Святой площадью увидел светящееся вдали окно клиники Фула. Бензиновый бак был почти пуст, но я не собирался покидать Итаку на колесах, — это было бессмысленно. Я надеялся на Старые дачи, на колонистов, на брод. У меня не было иного выхода.

Положив руку на расстегнутую кобуру, привратник осветил фонарем удостоверение:

— Я не могу впустить вас. Вы не внесены в список лиц, имеющих допуск в клинику.

— Вас устроит разрешение Габера? — спросил я, не покидая машину.

— Вполне.

Я включил радиотелефон. Габер откликнулся сразу, будто ждал вызова.

— Я хочу увидеть доктора Фула, — сказал я, вкладывая в голос долю испуга и растерянности.

— Не стоит, Гаррис. Мы оставили вам лекарства.

— Лучше, если я сам поговорю с доктором.

— Тебя так развезло? — с вполне понятным мне удовлетворением спросил Габер. И добавил: — Впрочем, черт с тобой. В следующий раз будешь умней. Разрешаю… Если ты доберешься до доктора.

Привратник, слышавший эти слова, кивнул:

— Проходите. Машину оставьте здесь. Вы ведь вернетесь?

— Непременно.

2

Фонари тускло освещали песчаную дорожку. Окно холла, ярко освещенное, торопило меня. Привратник успел сообщить о позднем визитере — меня встретила высокая худая сестра. Я не увидел сочувствия в ее прячущихся за очками глазах, но и задерживать она меня не стала, сразу провела в кабинет, заставленный стеллажами, на которых теснились медицинские карты, книги, пробирки, химическая посуда. Тут же висело несколько крупных фотографий. Я сразу узнал красивое лицо “нашего Бэда”.

— Вам придется подождать, — предупредила сестра. — Доктор Фул во второй палате. — И, не прикрывая дверь, вышла.

Я осмотрелся.

Один из стеллажей не доходил до стены. В проеме размещался приземистый сейф с цифровым замком. Вскрыть такой — плевое дело, я не торопился.

Раскрытую книгу на столе испещряли карандашные заметки.

“Людям давно пора научиться беречь то, что не идет прямо на производство свиных кож или, скажем, швейных машин. Необходимо оставить на земле хоть какой-нибудь уголок, где люди находили бы покой от своих забот. Только тогда мы получим право говорить о какой-то цивилизации…”

Я взглянул на переплет.

Роже Гароди. “Корни неба”.

— Чушь, — сказал я вслух.

— Вы так думаете? — нетвердый голос прозвучал неожиданно.

Я обернулся.

Лицо доктора Фула походило на маску — синеватое, вспухшее. В “Креветке” его отделали на славу. Ко всему прочему, он был откровенно пьян.

— “Чушь”? — повторил он. — А то, что мы травим в год по пять миллионов тонн рыбы, это тоже чушь?

— Ну, — возразил я. — Дело времени. Я видел Потомак и Огайо. Эти реки поголубели, в них снова плодится рыба.

— Вам налить? — спросил доктор Фул. — Ваше лицо кажется мне знакомым.

— Еще бы! Это же я вытащил вас из бара “Креветка”.

— Зачем? — равнодушно спросил доктор Фул, разливая в стаканы скотч.

Я пожал плечами:

— Не знаю… Вытащил… Лучше ответьте мне на мои слова.

— А-а-а… О поголубевших Огайо и Потомаке… — доктор Фул в упор взглянул на меня. Глаза у него были огромные и пронзительные, как у спрута. Он вдруг не показался мне очень пьяным. Он даже спросил: — Вам приходилось бывать в Аламосе?

— Нет, — на такие вопросы я всегда отвечаю уверенно.

— Сточные воды в Аламосе, как правило, сбрасывали прямо в океан — на волю течений. Одно плохо, течения там замкнутые и все дерьмо снова выносило на берег. Жители Аламоса первые узнали, что такое красный прилив. Это когда гниет вода, а устрицы пахнут бензопиреном.

— Неужели чистота устриц важнее благосостояния людей?

— А-а-а… — протянул Фул. — Это вы, конечно, о пользе…

— А Парфенон приносит пользу? — вдруг быстро спросил он. — Если его срыть, освободится место для прекрасной автостоянки, а? Или собор Парижской богоматери? Снесите его башни, какой простор откроется для обзора! А преториумы римских форумов? А средневековые крепости? А Версаль? А Тадж-Махал, Красный форт, Агра? Чего это мы следим за ними, какая от них польза? Стоят века — зачумленные гробницы.

Нет, он все же был пьян.

Я подчеркнул намеренно громко:

— Нам-то с вами ничего не грозит. У нас есть санитарная инспекция. Чего вы кипятитесь, док?

Доктор Фул рассмеялся:

— Санитарная инспекция?.. После смерти Бэда Стоуна смешно говорить о санитарной инспекции всерьез. Кому и чем они могли помочь? Помогла ли кому-нибудь?

— А что… самого Бэда уже нельзя было вылечить?

Фул не понял:

— Вылечить? Вылечить человека, в сердце которого вошла разрывная пуля?

— Пуля?!

— Только стараниями Сейджа скандал замяли. Но Габер… Подумать только, — застонал Фул, — именно Габер провозгласил Бэда героем! И я, я тоже стоял и слушал!

— Так Стоун не выбросился в окно? — быстро спросил я. — Он застрелился, узнав, что заражен этой неизлечимой болезнью?

Фул снова фыркнул:

— “Заразился”! Болезнью Фула нельзя заразить даже мышь!

— Что за чертова болезнь! Я приехал сюда как раз по этому поводу. Значит, мне ничего не грозит?

Фул отпил из стакана и потер лоб ладонями:

— Когда появились первые больные, я растерялся. Я искал возбудителя и не находил. Это Бэд подсказал мне поискать причину извне, не, в организме больного. Я взялся за воду Итаки и провел серию опытов на мышах. Давал им то, чем переполнены наши ручьи и артезианские скважины. Через неделю погибла первая партия. Все мыши были дико перевозбуждены, не останавливались ни на мгновение — бегали, прыгали, сшибали друг друга. Я потом исследовал их мозг — полная атрофия!

— Пьяная рыба! — вспомнил я.

— А-а-а, вы были на океане!.. В Итаке всегда любили рыбу. Кому могло прийти в голову, что смерть идет с океана? В тканях рыбы и устриц я обнаружил массу ртутных агентов. Были и такие, что не поддаются никакой идентификации. Все, что можно о них сказать, — существуют и абсолютно вредны! Больше того, этой дрянью напитаны почвы Итаки, эта дрянь изливается прямо с небес. Когда начали погибать леса, санитарная инспекция попросту вырубила деревья, чтобы не тревожить людей…

Я смотрел на Фула и постепенно понимал, почему он не интересуется мною. Ему не нужен был отвечающий объект. Ему хотелось выговориться. Он был пьян. Он утратил контроль над сознанием. Что ж, это работало на меня.

Но если он и был пьян, смелости ему все равно было не занимать. Пошатываясь, он бросил мне халат:

— Идемте. Бы увидите все сами.

3

Палата, в которую мы вошли, была освещена ночником. В тусклом свете головы больных казались распухшими капустными кочанами. Ни один не шевельнулся, ни один не вздрогнул — лежали безмолвно, прямо, судорожно сцепив пальцы на скомканных простынях. Я наклонился к ближайшему — жив ли он? Он почувствовал изменение освещенности (тень покрыла его лицо) и неожиданно неестественно часто заморгал. Слезы скапливаясь в уголках глаз, пропитывали подушку. Он не плакал. Просто из его глав сочилась влага, полосуя бледную отечную кожу щек.

— Этот человек, — заметил Фул почти трезвым голосом, — был глухонемым с детства. Болезнь Фула сделала его еще и неподвижным. То же произошло с его женой и двумя детьми, — он кормил их рыбой с рынка… Живые трупы, с той разницей, что, при надлежащем уходе, могут функционировать годами.

— Не пугайтесь, — предупредил он меня на пороге второй палаты.

Единственный ее обитатель сидел на тяжелой, привинченной к полу, лишенной спинок койке и безостановочно, в каком-то неясном, угнетающем ритме, бил перед собой тяжелыми опухшими кулаками. Скошенные вверх глаза судорожно подергивались.

— И так три года. Типичный “моргач” — по классификации санитарной инспекции. Вы не встречали моргачей на улицах, потому что для них определена резервация. Кто станет работать в городе, наводненном чудовищами? А чтобы сердобольные родственники не поднимали шум, все моргачи объявлены остроинфекционными больными. Устраивает вас это?

Я не ответил.

В следующей палате в большом кресле, пристегнутая к нему ремнем, полулежала женщина лет тридцати. Когда-то она, видимо, была красива, но морщины и непомерно толстые стекла очков ничего не оставили от ее красоты.

Фул погладил женщину по редким выцветшим волосам.

Дергаясь, хватая ртом воздух, женщина попыталась что-то произнести, но сил не хватило.

— Когда ей исполнилось двадцать три года, — пояснил Фул, — у нее вдруг заболели ноги. Боль в суставах была столь сильна, что ей пришлось отказаться от всех попыток передвижения. Потом она начала слепнуть, веки непроизвольно дергались — первый и самый грозный признак болезни Фула… Болезнь сказалась и на мышлении — она разучилась читать… Сосед этой несчастной работал на берегу и часто приносил домой пьяную рыбу. Заболел сам, заболели соседи.

— Но ведь вы сами сказали — болезнь Фула не инфекционна.

— Да! Но в Итаке любят рыбу! Пляжи закрыты, частные плавсредства конфискованы. Но рыбу ловят, и число моргачей не уменьшается.

Обитатель четвертой палаты — мальчик лет шестнадцати — был неимоверно толст. Он явно был тяжелей Хоукса. И едва он увидел нас, кровь бросилась ему в лицо, в глазах вспыхнула ярость. Он сжался как для прыжка, но не сумел оторваться от кресла.

— Мы надеемся, — невесело произнес Фул, — что Томми научится хотя бы писать. Пиши, Томми!

Мальчик злобно застонал, но кровь уже отлила от лица, щеки приняли почти нормальный цвет. Вцепившись толстыми, как колбасы, пальцами в карандаш, моргая и дергаясь, он вывел на листе бумаги: “Туми Флубег”.

— Его зовут Томми Флайберг, — сказал Фул. — Но год назад он писал еще хуже.

Все это время я вел съемку. Снимал больных, палаты, доктора Фула, и когда Фул вдруг произнес: “Хватит!” — я вздрогнул.

Впрочем, Фул и это истолковал по-своему:

— Хотите спросить, почему я молчу? Почему я ничего не предпринимаю? — Что-то затравленное и беспомощное мелькнуло в его огромных глазах. — Я пытался говорить… пока рядом был Стоун. А сейчас боюсь. Меня связывает контракт, я не могу покинуть Итаку. А тут говорить — какой смысл? Да и кому? Сейджу? Он все знает лучше меня… Моргачам? — они не поймут… Сотрудникам “СГ”? Они первые упекут меня в колонию…

Мы вышли в коридор, и Фул бросал слова почти на бегу, так ему хотелось напиться. В кабинете он жадно наполнил стакан и сделал большой глоток:

— Кроме того, я помню судьбу Бэда!

Он не внушал мне ни уважения, ни участия.

Если его придется ударить, подумал я, то лучше сделать это ногой, как тот парень, подручный Габера.

Но когда Фул повернулся, я передумал. Хватило короткого резкого удара ладонью чуть ниже желтого оттопыренного уха. Фул странно ахнул и навалился грудью на стол.

В карманах доктора ключей не оказалось, но это меня не остановило — спецкурс по открыванию сейфов в АНБ читали виднейшие специалисты. Две минуты, и стальной сейф раскрылся. Две минуты, и содержимое сейфа — пистолет, две обоймы, пачка купюр, истории болезней, сводки химанализов лежали передо мной.

Но прежде чем приступить к пересъемке материалов, я перетащил Фула на диван. За этим занятием меня застала сестра:

— Что с ним?

— Алкогольное отравление, — я подошел к дверям и закрыл их на ключ. — Кто, кроме вас, дежурит в клинике?

— Аронсайд и Герта. Что вы собираетесь делать? — испуганно вскрикнула она.

— Привязать вас к креслу. Вы мне мешаете.

Мне был противен страх сестры. Я толкнул ее к креслу, и она села сама. У нее хватило благоразумия не сопротивляться.

4

Фотографируя документы, я ни на секунду не забывал о сестре. Дрожа от страха, она все-таки смотрела не столько на меня, сколько на Фула. Она жалела этого пьяницу!

Я усмехнулся. Если меня бросят вот так же на диван, кто-нибудь меня пожалеет?.. Вряд ли… Кто в Консультации столь слаб, что готов расчувствоваться над неудачей? Берримен? Он не простил бы мне поражения Шеф? Он сделал бы все, чтобы я не встал с дивана. Может, Кронер-младший? Чепуха!.. И шеф, и Берримен — все они шали разницу между победой и поражением!

На секунду я подумал о Нойс. И усмехнулся. Таких, как я, жалеть ей не следовало.

И вдруг подумал — Лесли! Человек, под носом которого я пустил по ветру фармацевтов Бэрдокка, человек, под носом которого я пристрелил Эксперта!.. Да, Лесли должен был меня ненавидеть, и все же…

Однажды, когда, связанный, я лежал перед ним, Лесли заметил: “Ты этого добивался?” На что я пожал плечами: “Лесли, ты промышленный контрразведчик, я — промышленный шпион. У нас такая работа!” — “Работа! — усмехнулся Лесли. — Твоя работа ничуть не похожа на мою. Твоя работа противозаконна. И, как всякое преступление, она никогда не окупается. Воруя у частных фирм, ты воруешь у государства, у своей страны, наконец. У той самой, за которую ты сражался во Вьетнаме!” — “Вонючая война! — Мне хотелось позлить Лесли, ибо я не верил в его выигрыш. — Беря у одной фирмы, я даю другой. Законное перераспределение капитала. Разве это не помогает общему прогрессу?” Лесли покачал головой: “Прогрессирующим бывает и паралич. Шпионы, даже талантливые, никогда не кончают так, как им бы хотелось”. — “Я — исключение”. — “Забудь про исключения! У тебя есть только один выход”. — “Перейти к вам, в промышленную контрразведку? Охранять то, что вчера приходилось воровать?..”

Лесли… Странно, но он, кажется, и впрямь бы меня жалел…

Впрочем, нет. Лесли всегда жалел не меня. Он жалел мои возможности, которые сам он употребил бы иначе. Он жалел мой талант, поставленный на службу Консультации, а не ему, Лесли.

Закончив съемку, я взглянул на сестру. Она злобно ощерилась. Она уже поняла — ее не убьют. Это придало ей смелости. И я заколебался… Через час — другой она найдет возможность выбраться отсюда…

Час — другой…

“Должно хватить! — сказал я себе. — Мне ведь никто не гарантировал вечность.”

Заперев кабинет снаружи, я бесшумно прошел длинный полуосвещенный коридор.

Привратник меня ждал, я кивнув ему:

— Еду в “Креветку”. После таких переживаний следует напиться, не правда ли?

— Вас будут спрашивать?

— Да, может быть, Габер. Может быть, Сейдж. Но вы знаете, — я в “Креветке”!

5

На полпути к Старым дачам радиотелефон захрипел. Вызывали мой номер. Я не откликнулся, но телефон не отключил.

— Машину Гарриса видели у клиники, — перекликались незнакомые голоса.

— Привратник подтверждает.

— Так чего вы ждете? — вмешался в радиотелефонный разговор Габер. — Вышлите наряды в клинику. Перекройте все выходы на шоссе.

Я усмехнулся — они будут искать не там. И посмотрел на часы. Три часа ночи. Мое время истекло, но я был уверен — мне, как всегда, повезет.

6

Машину я бросил на берегу, сразу возле кирпичной стены, отгораживающей от мира Старые дачи. Именно это место называл Брэд, рассказывая мне о резервации моргачей. Мотор смолк, меня сразу обступила гнетущая тишина. Светились гнилушки развалившейся от ветхости шхуны, чуть плескался у ног слабый накат.

Вдали над водой вспыхивали слабые огоньки постов, охраняющих выходы сточных вод.

Затянув пояс эластичной непромокаемой куртки, я медленно вошел в маслянистую неприятную воду, погрузился по плечи, поплыл, преодолевая тошнотворный тяжелый запах.

Раза три я отдыхал под осклизлыми каменными быками, на которых лежали мощные трубы. Раза три вспыхивали надо мной зажигалки солдат охраны, доносились приглушенные разговоры. И все же я заплыл далеко, так далеко, что попал в зону водоворотов, над которыми стояли серые шапки скользкой не расходящейся по воде пены. Я осторожно заполнил пробирки водой из труб, водой океана, пеной, затянул их специальным пластырем и спрятал за пояс.

“Вот и все”.

Но это было еще не все.

Вода попала под куртку, заполнила башмаки. Если бы куртка не вздулась одним большим пузырем, я давно погрузился бы на самое дно. Я совсем выбился из сил, пока не выполз, наконец, на отмель, прямо под кирпичную стену Старых дач.

Луч прожектора пробежал по берегу, чуть не задев меня, уперся в стену, ушел вправо.

Держась в тени, я пробрался в какой-то загаженный вонючий переулок (а может, так пахло от меня) прямо в резервацию моргачей, в самый ее центр, такой темный и безмолвный, что, казалось, тут нет ни единой души.

Одну за другой я рвал на себя обшитые цинком двери, ни одна не поддалась. Собрав силы, я перемахнул через забор. И замер.

В тусклом свете фонаря прямо передо мной сидел на плоской ступеньке сгорбленный седой старик и с идиотическим упорством пытался пересчитать пальцы на положенной на колено собственной руке.

— Эй, — негромко окликнул я старика. — Покажи мне брод на тот берег. Тут должен быть брод, я знаю. Я тебе заплачу.

Оставив свое бессмысленное занятие, старик быстро заморгал:

— Ты заплачешь?

— Заплачу, — нетерпеливо пояснил я. — Дам денег.

— Ты не будешь плакать, — успокоился моргач и вновь взялся за пальцы: — Это три… Да, это три…

Я встряхнул его:

— Ну? Как найти брод?

Он что-то вдруг понял и поманил меня за собой.

Дом, в который мы вошли, одинаково служил как людям, так и голубям. Голуби сидели на высоком шесте, горизонтально прибитом к стенам, возились на полу, заляпанном грязными лохмотьями сырого теста, и тут же, под низким, забранным решеткой, окном, лежал на животе распухший полуголый дебил, придавив собой обезумевшего от боли голубя. Оскаленные желтые зубы, пена на губах, вытаращенные сумасшедшие глаза — нельзя было понять: смеется моргач или он впрямь собирается убить птицу.

Старик ласково погладил моргача по плечу.

— Где брод? — нетерпеливо напомнил я.

Какие-то калитки, ступени, переходы, черные, как колодцы, дворы… Мне казалось, мы идем наугад. Где-то за нашими спинами грохнул выстрел. Габер, подумал я, обнаружил мою машину… Сейчас они блокируют и колонию… Что ж… Это еще не все…

Но, кажется, это было все, потому что очередной двор не вел никуда. Его даже стеной не обвели. Он упирался в океан, и грязная вода плескалась почти у крылечка.

Я взглянул на моргача. Он жутко улыбнулся.

Прожекторы со Святой площади вонзали в небо огненные столбы. Далеко, за каналами, завыла сирена.

Я ткнул моргача пистолетом:

— Где брод?

Трясущейся рукой он указал на воду.

— Хочешь меня сплавить? — Подозрительно спросил я. И замер.

Я увидел домишко, которых в Птаке когда-то было много. Деревянный, покосившийся, с фундамента до трубы обросший травой и плесенью, он врос в песок, а рядом торчали черные, как уголь, шпангоуты с сохранившейся частью борта — “Мария”.

Шхуна Флая, сказал я себе, вот где она! В колонии!

Но санитарные машины выли уже на берегу, было некогда взирать на обломки прошлого. Не глядя на старика, я ступил в маслянистую, раздавшуюся под ногой воду. Только бы не было ям! А о броде этом они не знают! Не должны знать! Ведь всех, кто о броде знал, они давно упекли в колонию!

Я брел во тьме, по шею в бурлящей воде. Я хрипел и торопился, старался ступать как можно тверже и все же падал, окунался в несветящуюся мертвую воду.

Когда, измученный, я выполз, наконец, на песок, та мной, позади, в колонии моргачей фиолетовыми звездами сияли мигалки санитарных машин. А выше, где-то над Святой площадью, выступила вдруг из тумана все та же реклама: ШАМПУНЬ шампунь ШАМПУНЬ…

Представив растерянную физиономию Габера, я блаженно растянулся на грязном песке. Дождь, мелко сыпавший из невидимого неба, был кислый, противный, но он не портил мне настроение. Я знал — вертолет Консультации крутится где-то надо мной, в этом же невидимом, сожженном кислотами, небе. И Джек Берримен не может меня не заметить. Ведь он ищет сейчас даже не меня. Он ищет не промышленного шпиона Эла Миллера. Он ищет свой успех. Он ищет успех Консультации. Он ищет наше будущее. Другими словами — восемь процентов!

P.S

В демонстрационном зале Консультации чинно сидели шеф, Берримен и Кронер-младший.

— Эл! — заявил шеф. — Просмотри монтаж. Он почти без титров, но, наверное, ты что-то подскажешь.

И махнул рукой.

Свет погас. На экран брызнули белые, как бабочки, вспышки проектора. И сразу же прямо на нас глянули сумасшедшие выпуклые глаза моргача, придавившего собой голубя. Кадр за кадром…

Как в жутком сне проходили перед нами пропитые физиономии завсегдатаев бара “Креветка”, мертвые волны, плюющиеся ядовитой слизью, мерзкие домишки колонии моргачей. Панорама Итаки, разъедаемой кислотными дождями. Пустыня, покрытая серыми, как зола, дюнами… А потом па город, на пустыню, на дождь наплывом надвинулось лицо энергичного, уверенного в себе человека. Улыбаясь, он бросал срывавшимся с места голубям крошки раздавленной в ладони галеты.

— Президент “СГ”! — с уважением подсказал шеф. По улыбающемуся лицу президента пополз титр: “Гомо фабер…” Он обрывался многоточием. Но сразу же пришел следующий — “…против Гомо сапиенс!”

И мы увидели… Нойс!

Нойс стояла над пузырящейся кромкой грязной воды. На Нойс был алый купальник, ослепительно яркий даже на ее загорелом теле.

Океан был мертв. Океан был страшен.

Нойс была жива. Нойс была прекрасна.

— Кто эта женщина? — не выдержал Джек.

— Моргачка! — Ответил я грубо.

Повинуясь камере, лицо президента “СГ”, лицо Нойс, лицо моргача начали совмещаться, образуя одну жуткую, нечеловеческую маску, крест-накрест пересеченную титрами:

БЛАГОДАРИТЕ СГ!

ЧЕЛОВЕК БУДУЩЕГО!

“И не бросайте окурков в унитаз… — вспомнил я. — Смывая их, вы теряете от пяти до восьми галлонов столь чистой, столь необходимой воды!”

Вспыхнул свет.

— Эл! — шеф доверительно улыбнулся. — Для “СГ”, для военного министерства и для наших заказчиков мы смонтируем другую ленту. У “СГ” нет другого выхода: они вернут заказ нашим друзьям, иначе мы расскажем о моргачах всему миру. Так что, считай — мы выиграли. Я поздравляю тебя, Эл. Эти восемь процентов наши!

Шпион в юрском периоде

С. Абрамову

Часть перваяУгнать машину Парка

1

Приказ по Консультации был наклеен на бакелитовый щит.

“Инженеру Д.К.Берримену предоставить внеочередной отпуск.”

Отпуск…

Исполненный самых мрачных предчувствий, я прошел мимо окаменевшей от одного моего вида машинистки Джоан Стайлз (двадцать пять лет, стаж работы в Консультации — семь дней, нового места работы боится, вдова, отец ее ребенка Ричард Стайлз, автомеханик, погиб в автомобильной катастрофе) и прямо в дверях приемной столкнулся с секретаршей шефа Геленой Джукс (безупречная репутация, трезвый и острый ум, слабость — театр, что, впрочем, никогда не мешало делу).

— Вас ждут.

Я кивнул Гелене, но прошел не в приемную, а в мастерскую рыжего радиста Штайберга. Трещала голова. Вчерашний перебор давал себя знать, но как спасаться от смертной скучищи?

Штайберг ушел обедать. На столе стояла бутылка минеральной воды, наполовину пустая. Я допил ее, чертыхнулся в зажег сигарету.

Джек Берримен был такой же “инженер”, как и я. Никто не станет писать в платежной ведомости — промышленный шпион. Мы обходимся привычными терминами. И хуже всего — отпуск.

“Неужели провал?..”

Последней, как я знал, прошла через провал (отделалась шоком) сестра Берримена — Джой. Это так подействовало на нее, что подписав необходимые бумаги, она устроилась в какой-то незаметный бар помогать какому-то родственнику. Джека это, кажется, умиляло, но меня выводило из себя. Похоже, мы с Джой теряли друг друга.

Джек Берримен. Профессионал.

И Джек, и я — оба мы подпадали под статью тринадцатую списка средств добычи информации у конкурентов. Признаюсь, статьи от пятнадцатой до двадцатой тоже имели к нам отношение. Вот почему приказ о предоставлении инженеру Берримену внеочередного отпуска так неприятно поразил меня. Фирма “Трэвел” — а именно на нее вышел по заданию шефа Джек — не относилась к числу спокойных. Если Берримен попался на глаза охране в неположенном месте или в неположенное время, я ему не завидовал.

Дело фармацевтов, дело Эксперта, дело комбината “СГ” — я имел право гордиться. Но провал двух наших агентов — сперва Данвиля (дело “Ле Роя”), а теперь Джека — не мог меня не насторожить. Я устал. Я испытывал постоянный, утомительный страх. Страх лишнего слова. Страх лишнего жеста. Страх неожиданной встречи. Уже год я прятал в секретном сейфе пару магнитофонных пленок с подробным освещением нескольких весьма важных дел, проведенных Консультацией внутри страны. Эти записи стоили больших денег, они в считанные часы могли погубить всю Консультацию, и все же даже на это — на собственное освобождение! — я никак не мог решиться… Страх! Всепоглощающий страх!.. Оставалось ждать, оставалось надеяться на случай, ну а когда совсем становилось плохо — прикладываться к бутылке.

— Вас ждут! — приоткрыв дверь, повторила Гелена.

Я кивнул.

— И не следует пить так много, — с профессиональной озабоченностью посоветовала она. — Печень v человека только одна.

2

До разборного кабинета шефа было рукой подать, но прежде чем пересечь коридор, я докурил сигарету. Рука, когда я швырнул окурок в пепельницу, дрогнула. Выругавшись, я прошел в “примерочную” — в тренировочный зал, обшитый тяжелыми стальными листами.

Прикрепив к двойному тросу новенькую мишень — бегущий пригнувшийся человек, — я отправил ее шагов на сорок вперед и подошел к пульту.

Пять выстрелов из пистолета тридцать восьмого калибра, пять из “Магнума” — гильзы звонко ударялись о пластик барьера…

Нет, рука была еще твердой! Дыры сосредоточились в самом центре мишени, в смертельной секции “К 2”.

— Неплохо! — одобрила Гелена, приоткрывая дверь. — Но вас ждут!

3

— Эл! — сказал шеф, вытирая руки салфеткой. — Ужасно пахнет, но это всего-навсего керосин.

Шеф постарел. Лицо с близко поставленными глазами обрюзгло, щеки обвисли, но глаза, как всегда, светились энтузиазмом. Кивнул в сторону стола:

— Новинка! Взгляни!

Я с трудом удержал в пальцах колючий микроскопический шарик.

— Цепляется даже за пластик, — не без гордости пояснил шеф. — А услышать нашу малютку можно за милю, любым приемником, работающим в диапазоне от 80 до 90 мегагерц. Автор? — он усмехнулся: — Наши друзья!

Я разжег сигарету, отвернулся и взглянул за окно.

Было рано, но в каменном ущелье города рычали уже, притираясь друг к другу, тысячи автомобилей. Сирые облака смога смазывали очертания зданий, даже Цветные щиты реклам казались отсюда тусклыми.

— Берримен не вернулся, Эл!

Не поворачиваясь (это ничего бы не изменило), я спросил:

— Детали? — и, сжав кулак, включил магнитофон, вмонтированный в серебряное кольцо.

— Берримен вышел на фирму “Трэвел”.

— Да, — сказал я. — Надземный комплекс, — и другой — вдвое больший — под землей. Гоночные моторы. Защита степени “люкс”. Джек не хотел браться на эту работу.

— Спасибо за откровенность, Эл. Я подписал приказ об отпуске Джека.

— Провал?

— Да.

— Электронный пост, — вспоминал я вслух. — Четыре ключевых. Телеаппаратура. Свободная охрана… Какой пост не удалось пройти Джеку?

— Этого мы не знаем.

— Печально, — заключил я. — Это, конечно, было не то слово. Но и формулировка “отпуск” тоже не отражала существа дела. “Бессрочный отпуск” — так точнее.

— Подробности?

— Все, что мы знаем, — какие-то посты Джек прошел. Потом след теряется. Возможно, Джек споткнулся у сейфа… Мы купили потерянную им записную книжку. Бешеные деньги, Эл, но я все еще надеюсь, что мы окупим свои потери.

— В записной книжке есть ключ?

— В этом придется разбираться тебе, Эл!

— Вы настаиваете на акции?

— Да. Есть сведения, что машина, над которой работают конструкторы “Трэвел”, ликвидирует весь колесный транспорт. Не забывай, автомобильные и железнодорожные компании чаще других прибегали к нашей помощи. Мы многим обязаны им.

— Но ведь у фирмы “Трэвел” есть испытательный полигон. Почему надо начинать с сейфа?

— Полигон — блеф! Машины на полигоне — для отвода глаз. Настоящая действующая модель — в сейфе. Возможно, она даже испытывается там же, внутри стальной камеры.

— Когда мы начнем акцию?

— Завтра… Пока же изучи это, — шеф протянул мне записную книжку Берримена, и я ее сразу узнал. — Просмотри каждую страницу. Просмотри очень внимательно. Не исключено, что Джек потерял свою книжку с умыслом. Изучи каждый знак, каждую помарку. Ты знал Берримена и его систему. Ты можешь заметить то, что ускользнет от глаз самого внимательного эксперта. Жду тебя утром, Эл.

Но когда я двинулся к выходу, шеф усмехнулся:

— Сотри при мне запись, которую успел накрутить.

4

За семь лет я не проиграл ни одного дела. Никто, кроме, может быть, Лесли, не ставил мне настоящих подножек. Никто, кроме, может быть, алхимиков, не ставил меня в тупик. Мне постоянно, мне необыкновенно везло. И все же это везение не могло растянуться на всю жизнь — провал Берримена прозвучал как первый звонок… Но мне некуда было пойти, мне не с кем было поговорить. Ни одна живая душа не знала моих адресов, а те, кто о них догадывался, не захотели бы со мной разговаривать. Правда, был еще Хэссоп — военный медик, старый, весьма разговорчивый человек. Уйдя в отставку, он коллекционировал живопись и снимал роскошную квартиру в самом фешенебельном районе столицы. Хэссоп был личным другом шефа и не раз помогал Консультации. А со мной его связывало нечто вроде родственных отношений — именно Хэссоп ввел меня в курс дел и обучил тонкостям шпионажа. Наше взаимное доверие было столь велико, что время от времени я признавался Хэссопу в переутомлении или в случайной интрижке; это старика неизменно трогало.

На большой скорости я выехал к дому Хэссопа, но свободных мест на стоянке не оказалось. Да и о чем я мог говорить со стариком сейчас? О своем невысказанном шефу желании выйти из игры? О Джеке? О путях промышленного шпионажа и о судьбах его гениев?

Я предпочел другой вариант, — остановил машину у бара “Комета”. Увидеть Джой — это тоже утешение… Заняв столик у окна, я стал ее ждать.

После того, как в “Комету” зачастил Нил Формен (сорок два года, радиоконструктор, разведен, дети отдыхают в частном пансионате “Сеймур”, автор трех учебников), Джой недвусмысленно указала на нежелательность моего появления в баре. Джек тоже намекнул на это (он пекся о сестре), но мне показалось, что Джой, да и Джек чего-то не договаривали.

Черт! Исчез Джек, и мир будто опустел…

Берримен был из тех шпионов, которые не попадаются. Он провел несколько акций, достойных очень большого таланта, и я не раз благодарил судьбу, что она ниспослала мне такого напарника.

Вытащив записную книжку, я стал тщательно ее изучать. Не упустил ни одного знака, ни одной цифры, ни одной помарки. Но только когда не осталось сомнений в явной бесполезности этого занятия, я обнаружил мелкие, торопливые, сбитые в одну сторону буквы: “Эл время в сейфе”.

Джек обращался ко мне!

Он торопился!

Но при чем тут было время? Возможно ли вообще хранить время в сейфе?..

Я усмехнулся — после алхимиков ничего невероятного для меня не существовало.

Потом я подумал о ловушке. Почерк подделать нетрудно. К тому же книжка побывала в чужих руках… Провокация?.. Вряд ли… Есть ли смысл провоцировать враждебную акцию, не успев разобраться в первой?..

— Привет, Эл!

Джой… Она вошла, и я вздрогнул. Красивые волосы, длинные выразительные глаза… Вдохнув знакомый запах легких духов, я спросил:

— Ты свободна?

— Не для тебя, Эл.

Кислый привкус металла на нёбе и на языке — сколько раз я его испытывал! Не однажды мне предоставлялась возможность прицепить какую-нибудь из новинок шефа к белью Джой и “потрясти” ее друзей, но меня останавливали Джек и… нежелание терять Джой… Так ни разу и не прицепил.

— Ты видел Джека? — спросила Джой, и я опять почувствовал мерзкий привкус на нёбе и на языке.

Наклонившись к Джой так близко, что мог шептать, я выдавил:

— Он напишет тебе, Джой. Ведь он в отпуске.

И выпрямился.

Теперь, когда крошечная новинка шефа накрепко прилипла к чулку Джой, меня охватило разочарование. Чужая тайна! — она кажется нам недосягаемой, но, бог мой, как легко нам в нее проникнуть!

— Ты похож на хищника, Эл, — сухо заметила Джой. — На стареющего хищника — грифа, стервятника. Ты псих, Эл. Вы все там такие.

Я улыбнулся. Она ничего не знала о Джеке! Странно, но это меня успокоило, будто чем меньше людей знало о его провале, тем больше шансов на выигрыш мог получить я.

Покачивая бедрами, Джой ушла к стойке. Не выдержав, я включил вшитый в мочку левого уха микрофон. Шеф был прав, — его новинка работала великолепно! Крошечный передатчик, прицепленный к чулку Джой, фиксировал все, что попадало в его зону. Голоса окруживших стойку мужчин, звон посуды, какое-то бульканье… Уже сегодня, подумал я злорадно, я узнаю — чем занимается вечерами моя бывшая подруга. В этом и есть наше преимущество, преимущество хозяев голого мира — знать все!

У стойки появился Нил Формен. Типичный интеллектуал с отсутствующим выражением чуть раскосых, даже приятных глаз. Не знаю — что в нем нашла Джой. Наверное, он умел говорить. Джой всегда питала слабость к красивым словам. Впрочем, сейчас Формен явно торопился. Я услышал его шепот:

— Как всегда, в десять.

— Нет, — возразила Джой. — Если я приду, ты меня не отпустишь, а мне рано вставать.

— Как же быть? — голос Формена прозвучал растерянно.

— В это же время, Нил, ты можешь… заглянуть ко мне…

Издали я видел улыбку Джой. Нормальную улыбку нормальной женщины. Но она будила во мне бешенство… Хороша бы она была, решил я, сообщи я ей о судьбе брата… Ладно! Я запил виски горький привкус во рту и вышел из бара.

5

Выпил я немного. Это и помогло мне определить — в квартире побывали “гости”.

Во-первых, я никогда не ставлю кресло возле окна. Кресло низкое, а я люблю смотреть вниз — на улицу, а не в пустое серое небо.

Во-вторых, в комнате сохранился запах, какой оставляют после себя закоренелые курильщики.

В-третьих, кто-то возился с электрическим счетчиком — пломба была сдвинута.

Прошелся по комнате. Заглянул в шкаф, под заднюю стенку телевизора, под репродукцию Виани, ощупал кресло и стол. Ничего… Обычная проверка со стороны Консультации?.. Может быть… Но квартиру придется сменить. Были люди, которых я до сих пор боялся…

6

Не знаю, что меня разбудило. Щелчок, шорох… На часах было около одиннадцати. Я сразу вспомнил о Джой. Натянув халат, прошел к секретеру и настроил приемник — мощную, компактную машину, сконструированную специально для таких случаев. Хрип и шорохи наполнили комнату. Я повернул верньер, и задыхающийся шепот Джой ударил в уши!

— Не смотри на меня… Выключи свет… О-о-о! У тебя добрые руки!..

Звук поцелуя. Шепот.

Мне не рае приходилось вторгаться в тайное тайных. Но никогда я не испытывал такой боли, такого бешенства! Джой не оставила мне надежд! Ее шепот убил меня!

Потом они долго молчали. Я принес виски, устроился в кресле, — только тогда Формен заговорил. Я приник к приемнику. Формен говорил о Джеке! Разумеется, он не называл имен. Со смехом, с иронией и с неприкрытым торжеством честного конструктора он описывал “пляску Святого Витта, исполненную болваном, пытавшимся попасть в сейф”.

Джой засмеялась:

— Оставь… Мы найдем другую тему, ведь правда?..

Звук поцелуя.

Ты смеялась бы по-другому, подумал я, если бы до тебя дошло, что речь идет о твоем брате!

Ладно!

Выключил приемник, долил виски в бокал… Я пойду на эту акцию. Она будет последней!

Почти о нежностью я подумал о пленках, спрятанных в сейфе Хэссопа. Мое будущее обеспечено. Оставалось совсем немного — акция против “Трэвел” в беседа с шефом. Первое, решил я, легче…

7

Зная, как забиты по утрам центральные магистрали, я вел машину по окружной. Но и тут нарвался на пробку. Под желтыми стенами надземного комплекса “Трэвел”, на фоне сбившихся в стадо автомобилей, мотались багровые языки гигантского костра — горел бензозаправщик, столкнувшийся с тяжелым грузовиком. Шумно суетились пожарники. Любопытные лезли к огню. На их возбужденных лицах читались плохо скрываемые радость, тревога, отчаяние.

Кто-то выбежал с обочины магистрали, полуголый, оборванный, прыгнул к оставленному кем-то автомобилю, рванул на себя дверцу… Виновник аварии?

Наши взгляды встретились.

Страх и изумление перекосили небритое лицо похитителя. Я видел — он узнал меня!

Жалкий, но и вызывающий взгляд мучил меня всю дорогу. Кто этот человек? Алхимик? Промышленный контрразведчик? Фармацевт?.. Я не отрывал взгляда от дороги. Я боялся глядеть на людей. Даже Гелена, впуская меня в приемную, не выдержала:

— Плохо спали?

Я не ответил, прошел в кабинет. Шеф внимательно осмотрел меня:

— Плохо выглядишь, Эл.

— Не все ли равно!

Он помедлил, но в последний момент решился:

— Просмотри письма и документы.

“Симон Ла Пар, — прочел я на удостоверении. — Южно-Африканская республика, газета “Стар”, собственный корреспондент”. Письмо Симону Ла Пару от жены — Элизабет Тейяр. Письмо Н.Формена, инженера-радиоконструктора, журналисту Ла Пару — предложение посетить фирму “Трэвел”. Почерк Формена был ясный, крупный, разборчивый.

— В восемь утра, — пояснил шеф, — инженер Формен уезжает в дочернее отделение фирмы. В десять, пока настоящий Ла Пар будет отсыпаться после долгого перелета, ты, воспользовавшись его документами, выйдешь на территорию “Трэвел”. Тут начинается риск, но Берримен доказал, что риск этот в пределах допустимого… если не совершать ошибок. — Шеф взглянул на меня и замялся: — Я уверен, Эл, ты справишься. — Голос шефа окреп: — Я разрешаю тебе применять все средства.

— Дублируя Джека, — продолжил он, — ты изучил систему защиты “Трэвел”. Пост первый и пост второй — обычные патрули. Они интересуются документами. Пост третий куплен. Бешеные деньги, Эл, но твой успех окупит потери. Обращайся к человеку с прямым пробором. Он будет одет в клетчатый костюм и, разумеется, узнает тебя. Следующий пост — электронный. Тебя могут просветить. Не жди этого. Берись за “Магнум”, только так ты сумеешь войти в кабинет Формена и в сейф. — В коридорах работает телесеть защиты. Это ограничит твое время, — от силы пять минут. Укладывайся в четыре. Не дай остановить себя. Поднимай любой шум. Добравшись до машины, катапультируйся незамедлительно. Не смущайся ничего, — куда бы тебя ни выбросило. Мы отыщем тебя сразу.

— Насколько я знаю, Формен не засекречен. Больше того, я встречал его без охраны. Почему не начать с него?

— Он всего лишь наладчик, Эл. Он знает о машине не больше нашего.

— А что знаем мы?

— Почти ничего.

— Что входит в это “почти”?

— То, что детище фирмы “Трэвел” движется по вертикали.

— Не понимаю.

— Я тоже.

— А информация с внешних рынков?

— В ЮАР и в Японии замечен повышенный интерес к работам фирмы. Попытки внедрения не известны. Инженеры “Трэвел” отказались работать на Консультацию, отвергнув обещания Кронера-младшего.

— Кто способен украсть яйцо, тот способен украсть и курицу. Неужели там нет никого, кому бы хотелось пощекотать хозяина?

— У “Трэвел” нет хозяина, Эл.

— Значит ли это, что она имеет выход на государство?

— Да.

— Но тогда…

— Эл, это не простое дело. Вот почему им занимался Берримен, а теперь… ты.

— Значит против меня будет не только охрана фирмы, но и парни из “Бранс”, “Питерстейт”, “Уакенхат” — вся промышленная контрразведка? Думаете, они не обратят внимания на южноафриканского корреспондента?

— Как раз тут все в порядке. Формен — известный специалист. Приглашение Ла Пара санкционировано сверху. Возможно, его профессия — камуфляж. Фирма “Трэвел” заинтересована в будущих покупателях… Запомни одно: эта акция необычна. Что бы ни случилось, ты должен двигаться только к сейфу! В этом твой выигрыш. Уйти с “Трэвел” можно только на их машине. Если ты повернешь, в тебя будут стрелять даже подкупленные нами люди. Они будут бояться провала, а потому — убьют тебя.

— Кто навещал мою квартиру?

— Тебя берегут, Эл, — уклонился от ответа шеф.

— Хорошо. Еще вопрос… Вы проверяли Джой Берримен? Она работает на кого-нибудь?

— У тебя подозрения? — Он задумался. — Нет… Оставь их… Мы тщательно следим за каждым ее шагом… Отношения с Форменом вызваны причинами личными… Джек питал иллюзии по этому поводу, но они не оправдались. Формен пуст.

Он не договорил. В кабинет (неслыханное нарушение правил!) вошла Гелена Джукс. На ее лице был написан столь явный испуг, что шеф, не спрашивая ни о чем, вырвал из ее ослабевших рук черную телефонную трубку с вьющимся по полу проводом.

— Ты? — изумился он, вытаращив глаза.

Не желая мешать шефу, я отошел к окну. Под руку попала газета. С раскрытой полосы улыбался лощеный красавец. “Джек Харби — первая труба оркестра “Диллон”! Труп Джека найден в каменоломне!”

Я раздраженно бросил газету.

Шеф медленно, как святыню, как драгоценность, передал трубку Джукс. Я давно не видал на его обрюзгшем лице такой откровенной и жадной радости:

— Идите, Гелена!

И сразу, с торжественностью, чуть ли не с благоговением, обратился ко мне:

— Эл! Ты справишься с этим делом!.. Но помни, помни, помни — у тебя только один путь: к сейфу!

8

Минут через пять, заметно повеселевший, он вез меня по окружной магистрали, растолковывая, где я должен искать сотрудников Консультации, если неведомая машина выбросит меня в пределах территории “Трэвел”.

— Здесь, — указывал шеф, — будет вести работы санитарно-дорожная бригада майора Даннинга. Ты его знаешь… Там — ремонт магистрали. Кронер-младший… Южней учения вертолетчиков. Шмидт… Дикие расходы, но мы обязаны рисковать… — Похлопав меня по плечу, спросил: — У тебя два часа. Чем займешься?

— Подвезите меня к “Комете”.

— В это время Джой там не бывает.

— Неважно. Вы же знаете, я суеверен.

9

В зале не было никого. За стойкой перетирала посуду новенькая. Когда она наклонялась, длинные волосы красиво падали на голые плечи. Я кивнул ей и попросил кофе.

Прижимая левую руку к телу, я чувствовал под мышкой успокоительное тепло “Магнума”. Глотнул кофе. Прикинул возможности. Их было немного, но они были. И вдруг мне показалось, что когда-то, давным-давно, я переживал все это… Когда?.. Где?.. В Итаке?.. В Бэрдокке?.. Нет, то были другие истории…

В бар вошли двое. Один, длинный, с плоским бледным лицом, вертлявый, похожий на регбиста, что-то сказал девушке. Она улыбнулась и посмотрела на меня. Я ответил улыбкой. Второй, в неярком клетчатом костюме, спокойный и уверенный, не выпуская из рук стаканчика, подошел к моему столику и, низко пригнувшись, сказал:

— Парень, твой пистолет под мышкой, а мой в кармане. Разница большая, не правда ли? Встань и потихонечку топай вон к той двери, за стойкой, И, не дергайся, бар прикрыт, а мой приятель стреляет не хуже меня.

Я пожал плечами и повиновался.

Так мы и вошли, я впереди, они сзади, в просторную комнату, о существовании которой я никогда не подозревал. Здесь у меня забрали “Магнум” и документы.

— Хорошие бумаги, — сказал длинный.

— Положи их на стол! — резкий и неожиданный голос заставил меня обернуться. Но никого, кроме этих двоих, в комнате не было. Я догадался — приказывали через транслятор.

— Перечисли посты фирмы “Трэвел”! — приказал тот же голос.

Вот это было серьезно!.. Не возражая, как заданный урок, я охарактеризовал каждый пост.

— Умеешь вскрывать сейфы?

— Не хуже Травая6, — усмехнулся я.

— Коридоры “Трэвел”, — произнес невидимка, — оборудованы телеаппаратурой. Каждое движение фиксируется на экранах защиты. На что ты надеешься?

— На реакцию.

После некоторого размышления невидимка заметил!

— Готов верить тебе… Надеюсь, ты не смущен, что на одной тропе встретились два охотника?.. Нао тоже интересует машина Парка.

— Что это?

— То, за чем ты идешь! Единственная машина, способная дать абсолютное алиби.

— Вы хотите помочь мне?

— Да, — в невидимом голосе прорезались повелительные нотки: — Но машина Парка будет принадлежать нам! Чертежи, бумаги — это твое. Но машина — наша. Мы — механики.

— С кем вы разговариваете? — быстро спросил я.

— Разумеется, не с Ла Паром. Ты — Миллер из Консультации. Достаточно?

— Вполне.

Фил Номмен, — вот с кем я говорил! Глава одной из самых мощных гангстерских фирм. Что ж, ему машина Парка и впрямь могла пригодиться…

— Сейчас ты уйдешь, — сказал Номмен. — Возьми “Магнум” и документы. И запомни — тебя не будут просвечивать на электронном посту. Если твой шеф решил провалить тебя, мы не доставим ему такой радости. Тебя не будут просвечивать, значит, тебе и не придется лезть в драку на полдороге. Прими это как аванс. Все остальное — позже: любая сумма, любая страна. Я держу слово.

— Что представляет собой машина Парка?

— Этого я не знаю. Но человек, взявшийся за ее управление, не зависит уже ни от кого.

— И от вас тоже?

— И от нас, — сухо заметил Номмен. — Но учитывай, что даже такие волки, как ты, обитают в мире людей. А в мире людей невозможно укрыться.

— Значит, я могу полагаться на электронный пост?

— Как на себя!

Я кивнул. Я не сомневался в заинтересованности Номмена. И он не лгал — машина Парка стоила большой игры.

— Верните Миллеру вещи!

Дохнув табаком (я сразу вспомнил запах “гостей”), длинный (примерно тридцати пяти лет, глаза карие, через лоб — вертикальная морщина, три вставных зуба, оттопыренные уши) протянул мне “Магнум” и документы. Он усмехался. “Им можно верить”, — решил я.

Оглянувшись, пошел к двери. Но голос Номмена остановил меня:

— Не думай о шефе. Ты уже опасен ему. Рано или поздно он выведет тебя из игры. Эта акция — через нас — принесет тебе свободу. Полагайся на это!

— Да, я понял.

10

В зале ничего не изменилось. Зато что-то неуловимое изменилось во мне. Два пункта из шести: пост, купленный шефом, и пост, купленный Номменом, — это была надежда… И, улыбнувшись девушке, я спросил:

— Хочешь со мной встречаться?

Суеверное чувство останавливало — не спрашивай! “Нет” будет плохой приметой! Но девушка улыбнулась:

— Сегодня я занята.

— Я говорю о завтрашнем дне.

— Буду ждать, — после недолгого молчания произнесла она.

Не знаю, что отразилось на моем лице — девушка вздрогнула. “Неужели я пугаю людей?”-подумал я. Но это, наверное, было не так, потому что девушка повторила:

— Буду ждать.

И я опять почувствовал надежду.

11

Теперь, когда за моей спиной стояли Номмен и Консультация, я успокоился. Внимательно осмотрел глухие металлические ворота “Трэвел”. Мирный индустриальный пейзаж… Но” там, за воротами, я это знал, всегда царило нервное напряжение. Любой человек, будь то мойщик оконных стекол, санитар или водитель грузовика, мог оказаться шпионом. Не случайно “Трэвел” окружила себя голым пустырем, ушла под землю, зашторила световые фонари звуконепроницаемыми портьерами, срабатывающими на “закрытие” при любом подозрительном шуме.

“И все-таки, — не без гордости подумал я, — мы — профессионалы — умеем обводить вокруг пальца любую охрану. Защита строится на людях, а люди, кто бы они ни были, склонны к ошибкам — это и есть ключ”.

Я нажал звонок.

— Документы!

Только минут через пять меня впустили в контрольный пункт. Сунув мощные руки в карманы длинного пиджака, багроволицый приземистый человек, прислонившись к стене, внимательно, как телевизионная камера, осмотрел меня. Мой вид его, наверное, удовлетворил — я оказался в коридоре, где документы забрал сержант, препроводивший меня под зарешеченную арку второго поста.

Узкий каменный коридор без единой двери. Именно тут мне выдали на руки желтую карту. Сделал это человек с прямым пробором, одетый в неяркого цвета клетчатый костюм. Он сидел за пультом в совершеннейшем одиночестве, но это могло обмануть только новичка — тут подслушивалось каждое слово!

— Симон Ла Пар? — поинтересовался дежурный.

Я протянул ему возвращенные сержантом документы. Сосредоточенно перелистав их, “клетчатый” уставился на меня. “Если шеф решил провалить тебя…” — вспомнил я слова Номмена. Но Номмен, к счастью, ошибся.

— Извините за формальности, — произнес дежурный. — Вас ждут.

Следующий пост был электронный.

Если бы Номмен не вложил в эту акцию свои — в весьма немалые! — деньги, я уже тут должен был пустить в ход “Магнум”. Но я даже не потянулся к ремню — я верил Номмену и знал, что за мной наблюдают скрытые камеры.

Человек в коричневой рубашке, лысый, безбровый, загорелый, будто его опалили в печи, неторопливо поднялся со стула:

— Симон Ла Пар?

— Да.

— Зачем вам оружие?

— Это не оружие. Это вечное перо.

— Прошу вас выложить на стол все имеющиеся при вас предметы.

— Ключи от машины, вечное перо, зажигалка, — я выложил перечисленное на стол. “Магнум” под мышкой жег кожу… Чем я вызвал подозрение?

Затрещал телефон.

Не спуская с меня глаз, дежурный поднял трубку:

— Сопровождение?..

И обратился ко мне:

— Почему вы без сопровождения?

— Я — журналист. Меня интересуют прямые впечатления. Я уславливался об этом с инженером Форменом.

— Личная инициатива, — выдохнул в трубку дежурный, и я не стал поправлять его, потому что он улыбнулся: — Инженер Формен ждет вас.

Может быть, мне показалось, но он подмигнул. Быстро и незаметно. Наверное, показалось… Но… Инженер Формен не мог меня ждать! Инженер Формен должен был находиться за несколько миль отсюда!..

В широком проеме двойных дверей, ведущих в кабинет Формена, я расслабил ремень, удерживающий пистолет. Толкнул дверь и представился:

— Симон Ла Пар…

Впрочем, слова оказались лишними.

Прямо передо мной, положив руку на пистолет, сидел, презрительно щурясь, инженер… Формен! Дверь за его спиной несомненно вела в сейф и была приоткрыта. “Упущение? — подумал я. — Или ловушка?”

— Ну? — грубо спросил Формен. — Что заставило вас назваться именем моего друга?

Он дал мне пятнадцать секунд — ровно столько, сколько ему потребовалось на вопрос. Но этих пятнадцати секунд мне хватило. Я выхватил “Магнум” и выстрелил в полные, шевелящиеся губы Формена, еще вчера касавшиеся моей Джой!

И бросился к сейфу.

Сирена взвыла в момент выстрела — автоматика, как всегда, оказалась на высоте. Но люди оставались людьми. Когда я прыгнул в дверь сейфа, часовой еще только поворачивался. Я выстрелил ему в спину и захлопнул тяжелую бронированную дверь.

Стальной ящик, — отсюда не то что машину, мышь нельзя было увести! И сомневаюсь — могли ли вообще двигаться те конструкции, что возвышались посреди сейфа: большие, выше человека, капсулы, лишенные как колес, так и крыльев.

— Мы вас видим! — раздался голос в динамике, укрепленном над дверью сейфа: — Откройте сейф и сдайте оружие!

Другой голос, явно обращенный к сотрудникам, приказал:

— Снять электронный пост!

Я не сдержал ухмылки. Человек, купленный Номменом, влип! Сколько бы за него ни заплатили, от энергичного допроса ему не отвертеться. А этот допрос, как правило, весьма вреден для репутации и здоровья.

Я шагнул к капсулам.

— Оборудование под напряжением! — предупредил голос.

Я усмехнулся. Сейф был стальной. Окажись он под напряжением, я давно обратился бы в кучу пепла.

“Зеро” было начертано на одной из капсул. На второй стояла цифра “один”. Я доверился интуиции и выбрал “зеро”.

“Трэвел”, — почему-то подумал я. — “Путешествие.”

Влезая в капсулу, я ткнулся головой в тумблер. Вспыхнул свет, осветив опоясанное приборами пространство. Рукоять тут была одна — по центру, и я медленно повел ее на себя…

Низкое гудение! Потускневшие лампы! Я обрадовался: источник энергии был автономным.

Гудение усилилось.

Я глянул в крошечный иллюминатор, но не увидел стальных стен. Передо мной плясала, отливая всеми цветами радуги, дымная странная полумгла, сквозь которую я различал то расплывчатые деревья, то облака. Потом боль резко ударила под сердце, смяла мышцы. Но даже теряя сознание, я торжествовал. Джек Берримен знал, что машину Парка можно угнать, и я сделал это!

Часть втораяМое самое короткое дело

1

Я и очнулся с тем же чувством торжества — я еде лал это!

Придя в себя, попытался повернуться в тесной капсуле, лежащей уже на боку. Слабый свет лампы падал на стекло вжатого в землю иллюминатора. За этим толстым кварцевым стеклом виднелись раздавленные кап сулой зеленые, странные по очертаниям листья. Где меня выбросило? Кто первый на меня наткнется? Люди шефа, люди Номмена, люди фирмы “Трэвел”?

Переложив “Магнум” в карман брюк, я откинул крышку люка и вывалился в жесткую, душно пахнущую траву. Влажный, спрессованный воздух оглушил меня горячими ароматами. Из-под ног брызнула гниль грязь, стайки каких-то паукообразных насекомых. Гигантский бугристый ствол, поросший пятнами желтых грибов, перекрыл видимость. Я сделал рывок шагов на пять, но эти пять шагов отняли у меня все силы. Задыхаясь, я привалился к стволу, бросив под ноги со рванную с плеч куртку.

Наконец-то я осмотрелся.

Машина Парка лежала в центре огромной, поросшей травой и древовидными папоротниками поляны, взгорбленной, изрытой, опускающейся вниз, к крутому оврагу. Я с изумлением рассматривал окружающее. Откуда такая пышность? Откуда эти жилистые, отливающие глянцем папоротники, торчащие над травой как медицинские ланцеты? Откуда эти гигантские стволы, ощетинившиеся бледными голубыми перьями? Я так и подумал — перья, хотя между ними сияли ослепительно белые цветы.

Время от времени из-за стены зарослей, обслюнивших поляну, вырывались мутные облака, будто рядом работала бесшумная паровая машина. “Тропики!” — поразился я. И вспомнил — шеф предупреждал: куда бы ты ни попал, мы тебя вытащим!.. Впрочем, и Номмен обещал то же.

Уже не скрываясь, я вернулся к машине и плотно закрыл люк. Зеленая тварь, подобие крупной жабы, успела побывать внутри — на коже кресла осталась неприятная зеленая слизь.

Закрывая люк, я обратил внимание на то, что капсула перевернулась, попав на край ямы. Подозрительно свежая, до половины заполненная водой, она была такой величины, что в ней можно было купаться как в ванне. Такие же ямы, будто тут окапывалось воинское подразделение, тянулись в сторону серой рощи, и со смятением я вдруг понял — это следы! Следы гигантского зверя, который вполне мог бродить где-то неподалеку!

Подтверждая самые худшие подозрения, раздался вдали пронзительный крик… Зверь кричал или человек — я не понял, но, положив руку на “Магнум”, рискнул углубиться в заросли.

Плотные веера блестящих как пластик листьев покрывали стволы неведомых мне деревьев. Впрочем, роща скоро кончилась. Бледные пески побережья легли передо мной, переходя в такие же бледные воды плоской лагуны, изрезанной скалистыми островками. Туман фосфорически вспыхивал и переливался, уплывая к невидимому горизонту.

Тревога моя возросла — пляж был вытоптан так, будто тут отплясывало стадо слонов. Отплясывало объятое ужасом — следы вели то к лагуне, то уходили к зарослям, везде сопровождаемые отпечатками гигантских когтей, несомненно, принадлежавших хищнику.

Еще более настороженный, я двинулся вдоль опушки, осторожно обходя кривые деревья, заляпанные отвратительными наростами и грибами, источающими зеленоватую гнилую слизь.

Там, где песок был плотнее, я обнаружил, что хищник, преследовавший стадо гигантов, был двуногий! Больше того, на одной из его ног не хватало пальца, и если он даже потерял его в честном бою, меня это ничуть не успокоило.

Белесый туман опустился на пески. Из низких облаков пролился мгновенный призрачный дождь, плоские пузыри зашипели на склонах рыхлых и сырых дюн. Не знаю, почему, мне вспомнилась вдруг игрушка, подаренная мне Джой год или два назад, — зеленый игуанодон, одетый в пупырчатую колючую шкуру, клыкастый, пучеглазый, посверкивающий броневыми пластинками вываливающегося вперед брюха… Я очень надеялся, что не встречу тут ничего подобного.

Да, подвел я итог, двуногий хищник, гонявший стадо по берегу, обладал еще и мощным хвостом — его следы на песке были перечеркнуты бороздой, будто тут проволочили бревно. “Что ж, — пожелал я вслух этой твари, — дай тебе бог сил убежать на ту сторону моря! Дай тебе бог сил загрызть упитанного гиппопотама!” Я больше не сомневался, какую машину я угнал. Она — и я был восхищен этим! — могла покрывать чудовищные пространства!

Но тут же в голову пришла мысль более дикая, а потому, наверное, и более реальная — машина Парка могла проходить сквозь время! Если это так, я вполне мог оказаться в веках, где человека еще не существовало!

Глядя на преющий в душной мгле мир гнилого тумана, я все больше и больше убеждался в своей правоте “Машина Парка движется по вертикали…” “Маши на Парка ликвидирует весь наземный транспорт…) “Машина Парка — ключ к достижению абсолютной алиби…”

Думая так, я искал противоречий, но не находил их. В конце концов, все мы путешествуем во времени. Все мы постоянно движемся через настоящее в будущее. И каждый из нас в свое время бывал в прошлом! Иное дело — длина наших путешествий… Юнец 1975 года рождения никогда, конечно, не попадет в Итаку времен второй мировой войны, но вот я был там! И знаю людей, которые проникали в прошлое гораздо глубже. Тот же военный медик Хэссоп, — для него не историей была и первая мировая. Он был там! Так что путешествие по времени — вещь, в сущности, для человека обычная. Другое дело, что в каждом живом организме самой природой поставлен некий ограничитель — мы не можем попасть в прошлое, отделенное от нас днем нашего рождения.

Машина Парка, решил я, вероятно снимала этот ограничитель.

С берега я рассмотрел острова. Их уступы казались живыми от обилия каких-то крылатых тварей. Срываясь со скал, они о писком носились над мутными водами, и даже издали я видел, каких размеров эти твари достигали. А вблизи они сразу вогнали меня в уныние. Летучие мыши, напрочь лишенные оперения, они парили как планеры, а зубы у них были столь частые и мелкие, что казалось, на каждой челюсти их во много раз больше положенного. Впрочем, так оно, похоже, и было. Голые крылья, заканчивающиеся на сгибе длинными человеческими пальцами, судорожно дергались, будто и в полете тянулись к чему-то такому, что их обладатель мог убить и сожрать.

Подобрав с песка красивую раковину, я машинально сунул ее в карман. Огромный закругленный валун преградил дорогу. Обходя его, я понял — тоже раковина. Но какая! В мой рост, не меньше, и безобразно завитая, будто над ней издевался сам Геркулес. Неудачная скульптура беспредметника! — я видел такие у Хэссопа…

А это?.. Что это?..

Я не сразу понял, что вижу муравьев. Самых обычных муравьев, ничем не отличающихся от моих современников…

И я сразу засомневался — попал ли я в прошлое? Может, это болота Флориды или Уганды, о которых ходит по миру столько таинственных и страшных легенд?

И будто подтверждая сомнения, там, где я оставил машину Парка, раздался выстрел. Стреляли из автомата. Одиночными. К тому же стрелял человек.

2

Люди!

Значит прошлое — только мои домыслы?

Это и обрадовало и насторожило меня. В конце концов еще неизвестно, как отнесутся к человеку с удостоверением южноафриканского журналиста карабинеры Перу или Кубы… Стоило спрятать машину и выяснить — где же я нахожусь?

Думая так, я спешил к поляне и уже на опушке услышал:

— Ла Пар!

Это не могли быть друзья.

— Ла Пар!

— Не дери глотку, — оборвал кричавшего второй. — Он явно пошел вслед за Беррименом…

Беррименом?.. Они говорили о Джеке! Я не должен был упустить ни слова.

Упав в траву, я перевернулся на спину и извлек из кармана крошечный, но достаточно весомый микрофон. Брошенный вверх, он опустился где-то рядом с капсулой. В болотной гнили я вряд ли мог его отыскать, но сейчас меня это не интересовало.

И сразу услышал:

“…Берримена мы бросили там, в роще. Он был еще жив, но вряд ли мог обидеть и жука. Боюсь, жуки и муравьи там его и прикончили.”

Второй рассмеялся:

“Голова кружится, как подумаешь, где мы находимся, а?.. Как ты говоришь — юрский период? Это сколько миллионов лет отсюда до нашей конторы?”

“Сотни полторы, не меньше. Врагу такого не пожелаешь, даже воздух тут нечеловеческий, трудно дышать.”

“Плевать! Мы свое дело сделали. Вот наша модель. Этот подонок Ла Пар бросил ее посреди поляны. Нам повезло, что он захватил “зеро”, а не “первую” — энергии ее хватает лишь на один пробег.”

Мне не повезло, кольнуло меня под сердце. Я угнал не основную машину, я угнал какую-то модель.

“Тут хорошая охота, — кто-то из них рассматривал там следы. Чуть приподнявшись, раздвинув ветви, я видел его крупную фигуру, обтянутую пятнистой курткой десантника. — Бедняга Берримен, он, наверное, убедился В этом.”

“Уж, наверное…”

Говоривший обвернулся и я даже издали узнал его.

Джон Лесли!

Я не впервые сталкивался с этим человеком. Он работал против меня в деле фармацевтов и в деле Эксперта, но тогда я его переиграл. Меня вдруг расперло от какой-то идиотской гордости — в деле, разыгрывающемся вокруг таинственной машины Парка, встретились настоящие ассы!

“Что ж, — решил я, — охота будет нелегкой. А кое для кого, надеюсь, не для меня, последней…”

Я снова напряг слух.

“Итак?” — это спросил Лесли.

“Этот подонок сжег всю энергию. Придется возвращаться за батареями.”

“Меня занимает, кто он, этот юаровец, — хмыкнул Лесли. Я его не видел, но хорошо представил брезгливость, скользнувшую по его лицу. — Может, это Халл из конторы “Орландия”? Или Райт, а?.. Впрочем, вряд ли, их сильно пошерстили в последний год… Берримена, скорее всего, дублируют парни из Консультации. Скажем, Миллер…”

Ты не ошибся, сказал я себе. Это я — Миллер. И почему-то вспомнил усмешку Лесли: преступление не окупается…

Не окупается?

Может, Лесли действительно прав?

Как бы то ни было, подвел я итог, у них, у Лесли и у его напарника, достаточно шансов вернуться в наш мир. Я же могу навсегда остаться на Земле, заселенной такими тварями, какие не снятся в горячечных снах даже курильщику марихуаны”.

Восклицание Лесли насторожило меня.

— Смотри!

Я невольно вжал голову в плечи.

— Где?..

Медленно подняв голову, я увидел Лесли. Он шел прямо на меня… И лишь когда прицел “Магнума” совместился с вертикальной морщинкой на его лбу, Лесли остановился над брошенной мною курткой.

— Надеюсь, — заметил он, — этот юаровец разделся не сам…

Туман поплыл над поляной, смазывая очертания предметов. Он клубился, окутывал ветви, гасил звуки. А когда он наконец рассеялся, на поляне, все в том же наклонном положении, торчала только одна машина — “зеро”, разучившаяся пронизывать время.

“Они вернулись в свой мир, — с горечью подумал я. — Они вернулись в мир, где им не надо бояться каждого кустика. Они, конечно, привыкли подозревать, но не в пример мне, им не надо бояться всего. Их защищает закон. Меня защищает только шеф… пока я ему нужен. Лесли и его напарник могут надеяться на поощрения. Их защищает закон. А меня только “Магнум”. Я всегда жил и умру — в безвестности. А они, лет этак через десять, получат право рассказать о своих приключениях всему миру, и, наверное, это будет недурное зрелище — два пожилых агента, сидя спиной к камере, посмеиваясь, рассказывают, как они одурачили двух промышленных шпионов не где-нибудь, а в прошлом, за миллионы лет до своего рождения…”

Я скрипнул зубами, представив, как весело будут они посмеиваться, вспоминая чужой мир и бесконечную, бесконечную, бесконечную ссыпку Берримена и Миллера.

“Хватит! — сказал я себе. — Если ты был одинок в том, человеческом, мире, почему вдруг ты испугался одиночества в этом?”

Прихрамывая, я отправился к машине, но черная тень, в реальность которой было трудно поверить, остановила меня. Почти тотчас в роще раздался омерзительный Вопль. “О! — подумал я — Тут-то, наверное, и находится великая мастерская по перечеканке живых существ. Тут-то, наверное, и вершатся великие акты творения…”

3

Я не успел укрыться в машине — из рощи выскочило вопящее существо. Как кенгуру, огромными прыжками оно пересекло поляну, работая задними ногами и мощным хвостом, служившим для него подобием балансира. В своем великом ужасе существо это не видело ничего — с маху врезалось в тыквоподобное растение, разнесло его в куски, рванулось дальше. И сразу на сцену выступил мрачный гигант, тень которого мелькнула в тумане минут пять назад. Высокомерно задирая плоскую морду с кривым, торчащим между ноздрей рогом, он мощно я тупо прошествовал мимо машины в ему одному известном направлении.

Эта земля была щедра на сюрпризы. Я так и не успел влезть в машину — глубоко под ногами, под травами ж песками, под базальтовыми подстилками материка неожиданно возник и расширился низкий тревожный гул. Деревья содрогнулись, зачавкали болотные пузыри, из трещин, как живая, выплеснулась струя воды. Подземный гул перекрыл звонкий лязг машины, покатившейся от толчка в овраг. Вскрикнув, я бросился за ней, будто впрямь терял единственную связь с человечеством.

Открыв люк, рванул на себя хромированную рукоять! Никакого эффекта…

В бешенстве ударил кулаком по иллюминатору. Ладно! Лесли любит охоту. Я доставлю ему удовольствие. Уйти на юрских болот удастся только одному из нас! Или… никому!

4

Солнечный свет на поляну так и не упал. Стеной стояли облака душных испарений. Они размывали очертания и без того таинственных, как бы увеличенных предметов. Прижавшись спиной к теплой броне “зеро”, я сидел, уставившись в крону лохматого гинкго, и вдруг ветви его раздвинулись, раздался шорох, и прямо в мои глаза глянули огромные мерцающие зрачки неизвестного мне животного. Оно смотрело робко, доверчиво, будто хотело узнать — кто я? И именно робость и доверчивость подействовали, наверное, на меня так сильно: вскинув “Магнум”, я разрядил обойму в метнувшегося, сразу превратившегося в торпеду, зверька…

А потом сгустились сумерки и пришла гроза.

Я даже не представлял, что могут существовать такие чудовищные молнии! Криво и остро падали они с неба, впивались как крючья в землю, трепетали тысячами ответвлений, ваставляя весь мир нервно замирать. А через секунду в горячей тропической мгле раздавался всепоглощающий жуткий грохот. Атмосферное электричество дыбом поднимало волосы на голове, покалывало каждый сустав. Я ждал, оудорожно ждал дождя, который бы смирил зловещий разгул электричества.

И дождь пришел.

Он склонил деревья к земле, размыл следы, превратил овраг в русло ревущего как водопад потока. Полузахлебнувшийся, избитый, я укрылся в машине, боясь и грозы и возвращения Лесли. И всю ночь молнии, гром и порывы ветра держали меня в напряжении, а взбесившиеся потоки перенесли машину довольно далеко от места высадки. Я с трудом приоткрыл люк, замытый листьями и тяжелым илом.

Сбросил изодранную рубашку, умылся в мутном ручье, проверил “Магнум”. Хотелось есть, непонятное поскрипыванье раздражающе лезло в уши. Ах, да! Это продолжал работать потерянный в грязи микрофон. Стук дождя, скрип сползающих песчинок — я слышал все, что творилось на поляне…

5

Сбитую ливнем листву, сломанные ветки разнесло по всему лесу. Преодолевая сердцебиение, задыхаясь в тягостных испарениях, я брел по колено в вязкой массе, и вода жадно чавкала под ногами. Увяжись за мной хищник, убежать было бы невозможно. Именно это чувство беспомощности и сделало меня агрессивным: я выстрелил в подозрительный куст и едва не поплатился за это. Нечто вроде страуса, — голое, лишенное оперения, — набросилось на меня. В передних, рахитичных по сравнению с нижними, на которых оно прыгало, конечностях странное существо жадно сжимало продолговатое кожистое яйцо, явно украденное из гнезда зазевавшегося динозавра. Зубов у уродца не было, но морда, заканчивающаяся попугаеобразным клювом, выглядела столь вызывающе, что я предпочел отступить.

Этот мир был заселен густо!

Я то и дело натыкался на следы, уводящие к болотам и зарослям. Трудно было не оценить преимущество птичьих перепончатых лап, которыми были снабжены почти все обитатели юрских болот — беги, не боясь никаких препятствий!

Под высокой саговой пальмой, действительно походкой на ананас, снабженный пучком перьев, я увидел животное, в котором сразу узнал игрушку, подаренную мне Джой.

Игуанодон!

Кто-то из философов определил человека, как двуногое существо, лишенное оперения. Этот философ, несомненно, отказался бы от своей формулировки, явись ему в дурном сне мой игуанодон. Голый, как черная дыня, поставленная на треножник ног и хвоста, он так медлительно и важно поедал листья саговников, будто знал — деревья от него не убегут. А когти на его лапах были столь мощные, что ими можно было растерзать слона!

Но вдали, в сыром, распаханном и перепаханном развале илов возился еще более удивительный зверь. Он был огромен, поистине огромен! А шея столь длинна, что, не вставая на задние лапы, он мог запросто заглянуть в окно третьего этажа Консультации. Не знаю, зачем ему это могло понадобиться, но, думаю, шеф был бы чертовски изумлен, увидев за окном бессмысленные глаза гиганта! Оплетенный слизью и водорослями, вкоренившись в плывущий ил, хозяин болот ворочался, хрипел, ухал, всем видом своим показывая — я огромен! я огромен! я огромен! Проходи, не трогай меня!

Странно, но, глядя на него, я вновь подумал о шефе…

Единственная мысль меня успокаивала — эти гиганты должны вымереть задолго до моего рождения! Парадокс? Да… Но разве в самом человеке, в любом из нас не таится нечто парадоксальное? Ведь не исключено, что лет этак через сто какой-нибудь шестиногий эрудит с другой планеты, посетив нашу обезлюдевшую, убитую Землю, с удивлением установит, что это мы — сами! — сошедшие с деревьев и покорившие небеса, запалили костры ядерных и нейтронных бомб.

6

Я вернулся туда, где, по словам Лесли, был брошен Берримен. И Джека Берримена (точнее, то, что от него осталось) я нашел — обглоданные хищниками кости, заржавленный пистолет.

Толкнув носком ботинка рассыпавшуюся фалангу, я заметил и осторожно снял с фаланги серебряное кольцо. Этот Лесли!.. Я не впервые ловил его на грубых ошибках. Он и теперь прошляпил магнитофон Джека!

Спрятав кольцо в карман, я еще с минуту постоял над останками великого профессионала. Полуотравленный, исцарапанный, я не собирался копать могилу (Джеку все равно, а у меня нет времени), и когда в моем приемнике вновь послышался голос Лесли, с облегчением повернул к поляне.

— Это Миллер! — услышал я. — Настоящего Ла Пара сумели напоить и обобрать. Он сам сообщил об этом полиции. Так что нам еще повезло. Этот Миллер — настырный парень! Он напакостил фармацевтам Бэрдокка и пристрелил Эксперта. Но теперь Миллер влип. Лучшего случая утопить эту пакостную Консультацию мне еще не подвертывалось… — Голос Лесли изменился: — Было время, я предлагал Миллеру бросить его грязный бизнес.

— Отказался?

— У него уже не было выбора. Он слишком запачкан. И вообще такие, как Миллер и Берримен, только идиоту могут показаться суперменами. Во всем и всегда они зависят от шефа.

— Черт с ними! — заметил напарник Лесли. — Посмотри, как поработала здесь гроза. Вон аж куда отнесло машину… Дай ключи! — послышался грохот металла. — Вот, теперь все в порядке, “зеро” заряжена. Включай ее и гоняй, как электричку метро: сейф — юрский период, юрский период — сейф! Не потеряешься!

Сейф! — резануло в мозгу… Вот теперь я, действительно влип. Если мне и удастся отбить машину, вернуться на ней я смогу только в сейф, прямо в руки охраны “Трэвел”!

— Держу пари, твой приятель давно загнулся! — напарник Лесли хихикнул. — Утонул в болоте или нарвался на динозавров. Доктор Парк просил меня привезти ему пару листьев, из тех, что необычнее. Дай автомат, я схожу вон к тому дереву.

— Я с тобой! — подумав, заметил Лесли.

“Ну, что ж, — решил я. — Пришло время охоты.”

Двуногий похититель яиц, так и не убравшись с опушки, нагло преградил мне путь, тараща глаза, полуприкрытые, как у змеи, мутными пленками. Но я не стал на него орать, я обошел его. А на опушке лег и пополз, пока не увидел обе машины. Та, на которой прибыл Лесли, стояла в центре поляны, там же, где высаживался я, но я сразу решил отбивать не ее, а “зеро” — в конце концов, обе они работали как “электрички”… Что делать потом, я еще не знал. Возможно, уничтожив одну и захватив другую машину, я получу возможность поторговаться с администрацией “Трэвел”.

Лесли и его напарник охотились, — дважды я слышал выстрелы. Звук их взбесил меня. Чувствуя вкус металла на нёбе и языке, я набросился на большую машину. Рвал куски проводов. Разбивал детали. Крошил нежное стекло. Конструируйте! Изобретайте! Времени вам хватит — миллионы лет до собственного рождения! Поставьте каркас из рогов трицератопса! Выплавьте из песков кварцевое стекло! Время у вас есть! Впереди — вечность!

Только когда меня долбануло током, я остановился. Большая машина была опустошена. Убедившись в этом, я сбежал в овраг и захлопнул за собой люк “зеро”. Хромированный рычаг послушно пошел вдоль делений…

“Это все!” — решил я.

И сразу же пришла боль.

7

Реакция! — вот что меня не раз выручало.

Когда машина со странным хлюпающим звуком вынырнула из времени, я рванул на себя крышку люка и выбросился наружу.

К моему изумлению, моя “зеро” стояла не в сейфе, а посредине шоссе, параллельно которому уныло поднимались кирпичные стены “Трэвел”.

“A-a-al — догадался я. — Машину сдвинуло по горизонтали, снесло в овраг, оттого-то и тут, в двадцатом веке, она оказалась вне сейфа!”

Из-за поворота с ревом вылетел бензозаправщик. Скорость на пустом шоссе он набрал значительную, и, поняв что сейчас произойдет, я успел прыгнуть в сторону. Взрывная волна, догнав, жестко ударила в спину, опалила жаром, и сразу же над шоссе восстал черный, крутящийся столб. Весело и резво рванулось из черной копоти пламя, и в этот дымный костер, радостно пожирающий металл и резину, с визгом влетел не успевший затормозить тяжелый трехосный грузовик с эмблемой “Трэвел” на радиаторе.

Поднявшись с обочины, я, прихрамывая, побрел вдоль мгновенно возникшей пробки. Никто на меня не смотрел, всем было наплевать на меня. Все смотрели на огонь, одни с тревогой, другие с любопытством, а были и такие, что с радостью. Никем не замеченный, я проскользнул к одному из оставленных автомобилей, прыгнул за руль и до отказа выжал акселератор.

Разворачиваясь, я увидел изумленного парня, уставившегося на меня из соседней “Дакоты”. Я замер… Мой галстук! Мой костюм! Моя машина!

Это был я!

Но если так, значит я вернулся в то утро, когда акция против “Трэвел” только еще замышлялась!.. Ну, конечно! Я вспомнил и катастрофу, случившуюся на шоссе. Только тогда, в то утро, я наблюдал за ней, как тот Миллер!

— Кретин! — захотелось мне крикнуть моему двойнику, самому себе. — Тебе незачем лезть в сейф! Ты ничего не получишь, кроме нескольких трупов!

Но я не крикнул.

Просто перестал спешить.

Ведь если это и впрямь т о утро, значит, тот Миллер еще ничего не знает и, конечно, не поверит мне — своему двойнику. Его ничем нельзя остановить. Он поедет к шефу, заберет документы, попадет к Номмену… А ведь предстояло еще и стрелять в Формена и “курировать” путешествия Лесли… У меня закружилась голова, но я нашел в себе силы позвонить из ближайшего автомата.

— У Хэссопа!

Не этот ли звонок в то утро так ошарашил Гелену? Не этот ли звонок придал уверенность шефу?

Я нажимал на газ, и встречные водители на мгновение каменели — небритое, исцарапанное лицо, изодранная, грязная рубашка. Им было чему удивляться. Но они не догадывались — с какой каторги я бежал!

8

— Ах, Эл, грешен и я, и все же меня никогда не отпускало странное чувство того, что наша профессия, как бы это сказать… Ну, не совсем настоящая… — Хэссоп, как длинная, ссохшаяся мумия, потянулся ко мне, помог снять прилипшую к спине рубашку.

— Разве это мешало вам работать на Консультацию?

— Конечно, нет, — удовлетворенно вздохнул Хэссоп. — Мне даже нравилось упорядочивать информацию.

Он ткнул пальцем в клавишу проигрывателя и хриплый бас Гарри Шлёдера заполонил всю комнату. Гарри Шлёдер вопил, Гарри Шлёдер хрипел, Гарри Шлёдер издевался надо мной:

— “Мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо. Мое имя смрадно более, чем рыбная корзина днем, когда солнце палит во всю силу. Мое имя смрадно более, чем имя жены, сказавшей неправду мужу… О-о-о! — вопил Гарри Шлёдер, — почему мое имя смрадно? Разве я творил неправду? Разве я отнимал молоко у грудных детей? Разве я убивал птиц бога? Я чист чистотой феникса. Я чист!..”

— Будешь слушать? Тебе не мешает?

Я махнул рукой и побрел в ванную. Хэссоп притащился туда же с кофейной чашкой в руке.

— Ты никогда не задумывался над тем, почему человек мыслящий разделен на нашей планете на несколько весьма отличных друг от друга видов?

— С точки зрения кролика или тигра это, наверное, не совсем так, — проворчал я, намыливая себе плечи.

Хэссоп фыркнул:

— Даже в этой комнате сейчас находятся два вида. Я представляю более древний, почти вымерший, а ты — новый, который, боюсь, и завоюет окончательно всю планету. Мы, правда, разные люди, Эл. Это так. Мы и не можем не быть разными, ведь такие люди, как я, годами валялись в сырых окопах, годами жили только нелепой надеждой возвращения в мир! Это не могло не изменить нас! И изменения, замечу, коснулись в нас как раз того странного и загадочного, что передается от одного человека к другому вместе с его плотью и кровью, но никогда при всем том ни тем ни другим не является. Это как электричество, Эл, — все знают, как оно зажигает лампу, но никто не может сказать — как оно выглядит… Разрушенные дома, Эл, можно восстановить, вместо потопленных кораблей построить новые, вот только человека восстановить нельзя. — Хэссоп усмехнулся: — Соорудить человека в общем-то гораздо проще, чем срубить дом или вырезать табакерку, но некоторые вещи, делающие человека человеком, просто так соорудить нельзя. Те, кто пережил первую мировую, эпидемию испанки, великий кризис и большой бум и все-таки остался жив, сейчас — археология, нечто вроде шумерских городов или Колизея. Я говорю так потому, что, гуляя по улицам, обращаю внимание не только на рекламу, но и на людей. Мне все более кажется, что я попал в иной мир.

— Не понимаю.

— Мой вид, — терпеливо пояснил Хэссоп, — развивался более миллиона лет. Он питался личинками и жуками, зернами и мясом, он голодал, он жаждал. Руки и мозг, способные изменять мир, сделали нас людьми, но эти же руки и мозг отняли у нас дело. Лестница — символ человеческого развития — превратилась в мягкое кресло автомобиля. Жизнь отдана на откуп машинам. А ведь люди моего вида, Эл, участвовали в создании так называемой культуры непосредственно. И каменотес, и ученый, и ремесленник… А вот вы, Эл, утратили связь между собой и вещами. Их дает вам машина, которую вы и замечаете-то лишь тогда, когда она останавливается. То, что цветет яблоня или над океаном встает рассвет, оставляет вас равнодушными. Люди, подобные мне, знали истинный вкус хлеба и соли. Они умели, увидев расцветающее дерево, любоваться им. Они не знали, что именно связывает их с деревом, но они знали — такая связь есть! А вы, Эл, едите химию, пьете химию, дышите химией. Жизнь проходит для вас в полумраке кино и дансингов. Ваши фрукты утратили вкус. А ведь когда-то они были такими же шедеврами природы, как мозг Шекспира или самого Леонардо! Вы — другие. Не умея создать самого крошечного моллюска, вы умеете разрушать миры.

— Послушайте, Хэссоп, я кажусь вам идиотом?

— Нет, ты не идиот, Эл. К твоему счастью, жизнь твоих родителей протекала ровно. Щитовидная железа в порядке, организм достаточно напитан йодом, эндокринные железы функционируют нормально. Я говорю как врач, можешь мне верить. Я не первый год слежу за твоим организмом. Твоя кожа не пигментирована до черноты, адисонова болезнь минула стороной. Ты — нормален, Эл. Но ты нормален не в нашем смысле.

Он хотел продолжать, но я в бешенстве ударил кулаком по воде:

— Замолчите!

— Ладно, — сказал он, допивая свой кофе.

9

Зато шеф был взволнован не в пример Хэссопу. Еще у порога он протянул руки, засеменил ко мне:

— Эл! Это было самое короткое твое дело!

Но мне было не до комплиментов. Я сразу же попросил магнитофон.

Шеф и Хэссоп вопросительно уставились на меня.

“А-а-а!.. — догадался я. — Ждут, что же я все-таки им окажу, я — победитель”.

И включил микроскопический звуковоспроизводитель.

Шипение, шорох, скрип…

Как зачарованные мы следили за скрипом и шорохами и вздрогнули — одновременно, вдруг. Вздрогнули от внезапного, ворвавшегося в комнату шумного дыхания вконец загнанного человека, от выстрела, прорезавшего шумы, и, наконец, от безумного вопля. Нечеловеческий, дикий, мертвый вопль!..

Шеф, морщась, потянулся к выключателю, но я остановил его руку. Дикий вопль, столь поразивший нас, вопль безумца, вопль сумасшедшего принадлежал не кому-нибудь, а самому Джеку Берримену, — великому профессионалу.

— Господи! Господи! Господи! — вопил Джек уже разбито и суетливо, уже покорно и униженно: — Господи! Господи! Господи!..

Он так и повторял, пока пленка не кончилась:

— Господи! Господи! Господи!..

Хэссоп потрясенно поднял на меня глава, но шеф не дал доктору заговорить, — сунул магнитофон в карман, выложил на стол лист бумаги, вечное перо и приказал:

— Пиши!

Я взглянул на шефа и усмехнулся. Он и знать не котел — что же случилось с Джеком?.. И все же только усмешкой я и ограничился. Сел, потянул к себе белый лист, снял колпачок с ручки. Но о чем мне писать?

О страхе?..

Что ж, я должен был наконец признать — мы, сотрудники Консультации, годами тренирующие свою плоть и нервы, постоянно, каждый день, каждый час, всего и всегда боимся.

Газеты, то радуясь, то тревожась, повествуют потрясенным читателям об устройствах, превращающих любую внутреннюю энергетическую цепь в систему подслушивающих точек; эти же газеты извещают читателей о бесшумном, почти абсолютном оружии, и все же мы — владельцы этого оружия — постоянно и всего боимся.

Черт побери! За мизерную сумму можно в любое время приобрести магнитофон, который автоматически уничтожится, если кто-то, кроме хозяина, решит прослушать записанную втайне беседу. Питание для такой аппаратуры не проблема — она функционирует за счет радиоволн, рассеянных в эфире планеты.

Великая тайная война, которую мы объявили себе!

Общество, лишенное частной жизни!

А когда люди перестают верить во всех и все, разве это не конец?

10

Прежде чем начать писать, я сообщил шефу:

— Я вступил в контакт с людьми Номмена.

— Я знаю, — сказал он терпеливо. — Пиши.

— Мне нельзя оставаться в городе.

— Я знаю. Ты не останешься тут. Тем более, что документация уже в наших руках.

— Но я не достал никакой документации!

— А тебе и не надо было ее искать. Этим занималась Джой. Ты отвлек внимание от всех ее действий.

Джой! Еще один обман… Что ж, тем лучше… Лично я мог подвести итог… Первым был убит Берримен, вторым Формен, затем охранник в сейфе, а двое были оставлены мной в юрских болотах. Плюс погиб, наверное, кто-то и на магистрали… И все это для того — чтобы отвлечь внимание от Джой! Разве это итог? Разве Лесли ошибался, говоря: преступление не окупается?

Я набросал на листе бумаги суть акции.

— Кто говорил с вами по телефону, когда я собирался выйти на “Трэвел”?

— Ты, Эл! Ты замкнул петлю времени… Разве мой тон тогда не придал тебе уверенности?

— Возможно… А машина Парка… Что вы все-таки о ней знали?

— Почти ничего! — засмеялся шеф. — Но разве тебе не хватило информации?

— Хватило, — хмыкнул я.

— Вот и отлично! А сейчас, Эл, мы едем в аэропорт. Ближайшим бортом ты улетаешь в Европу.

— Что мне там делать?

— Отдыхать! Вы ведь не раз отдыхали там с Джеком… — Шеф внимательно взглянул на меня, и в узких его, близко поставленных друг к другу глазах я прочел тяжкое подозрение: — Ты ведь хочешь отдохнуть, Эл?

Когда он упомянул имя Джека, ни один мускул на его широком лице не дрогнул. И, загипнотизированный его спокойствием, я кивнул:

— Я с удовольствием полечу. Мне необходим отдых.

11

Пройдя паспортный контроль, я попал в нейтральную зону. В единственном баре светились неяркие огни, а бармен, стоя над грудой бокалов, лениво вертел в руках тяже чую бутылку с виски “Сантори”.

Отыскивая монету, я полез в карман, и пальцы мои уткнулись во что-то твердое. Подарок Хэссопа?

Нет! Развернув бумагу, я увидел нежно-желтые, похожие на крошечные сердечки, листья гинкго, тронутые увяданием — через столько миллионов лет после своего появления на планете! — и раковину, машинально поднятую мной с плотных белых песков юрского пляжа. Прямо по раковине рукой Хэссопа было мелко начертано: “Астарта субморфоза — пластинчатожаберное мелких морей”.

Когда он успел это определить?

Я опустил раковину в урну.

Лист гинкго прилип к потной ладони Я брезгливо сорвал его и бросил туда же — в урну. Бросил, и вдруг, будто испугавшись чего-то, кинулся к выходу Такая ненависть ко всему живому, такое отчаяние теснились в моем сердце, что я не сразу заметил двух хмурых коренастых парней, медленно поднявшихся за мной на борт ревущего “Боинга”…

Александр Леонидов