примете? Да нет, другую Павлина приметила бы. За актрисами она следила зорко. Нет никакой другой, но все же… ощущение, что любовник стал отдаляться, не покидало. Поторопилась она с просьбой о театре, оттолкнула от себя.
Ну, ничего, бог даст, все уладится, Павлина найдет способ. Или вот в Москву поедет. Новый покровитель-то получше старого будет.
– А жена ваша как же? – спросила тихим голосом, опустив глаза. – Как же вы меня увезете, если с женой приехали?
– О том не беспокойтесь. Мне супруга для чего нужна? Для сопровождения, совершения дел, компанию составить Любови Николаевне.
– Вам приглянулась Любовь Николаевна? – не удержалась от вопроса Павлина.
Рысаков пожал плечами и, прежде чем ответить, пригладил волосы. Ей понравился этот жест, было в нем что-то изящное. Павлине вообще нравилась его высокая худощавая фигура и то, как отлично сидит модный костюм. Словно и не купец вовсе, а граф.
– Любовь Николаевна дама образованная, интересная, – наконец сказал Рысаков, – но жизни в ней нет.
Павлина улыбнулась.
– Так как же вы меня при жене заберете, Алексей Григорьевич?
– О-о-о… Тут не извольте волноваться. – Он встал на ноги и в два шага оказался рядом, завладел ее рукой и, не спрашивая разрешения, начал осыпать поцелуями ладонь. – Мне осталось закончить тут самую малость дел, дня два, не больше, после этого уеду с супругой в Москву и сразу – сразу же вызову вас телеграммой.
– Только я ведь к удобствам привыкла. – Павлина отняла свою руку.
– Конечно! Найду дом, все обустрою, верьте, богиня!
– А ну как обманете. Да и… выступления мне нужны в Москве, театр. Я же актриса.
– Павлина Мефодьевна, все театры будут у ваших ног! Сами выбирать станете.
Такого ей даже Петруша не обещал в самые лучшие их времена.
– Что это у вас за дела с Петром Гордеевичем?
– Зачем забивать такую хорошенькую головку всякими заботами? – Рысаков заметно осмелел и снова завладел ее рукой. Павлина руки не отняла, позволила целовать себе не только пальцы, но и подняться выше, до локтя.
– А все же?
– Петр Гордеевич вздумал мыльную мануфактуру строить, так вот я хочу, чтобы он стал моим поставщиком на самых выгодных для меня условиях. – Губы уже были на шее.
– И?..
– Конечно, поломался… но согласился, – пробормотал Рысаков. – Куда деваться? Товар сбывать надо, да лучше сразу в Москву.
– Довольно, – Павлина повела плечом и сделала шаг в сторону, – вы далеко зашли, Алексей Григорьевич.
– Что это вас так Петр Гордеевич интересует? – Рысаков убрал руки.
– Так он мой нынешний покровитель. Вы не знали? И если я поеду с вами, все должно быть лучше, чем сейчас. Петр Гордеевич очень о моем удобстве заботится. Позаботьтесь и вы.
2
Рысаков согласился на условия Чигирева. Потребовалось несколько дней для подготовки и подписания соглашения, а потом он уехал.
Петр Гордеевич уплатил последний взнос за склад с участком земли на окраине города. Как только сделка состоялась, он тут же телеграфировал во Францию и вызвал француза-парфюмера. Здание было в хорошем состоянии, но все же требовало ремонта. Кроме этого, предстояло сделать закупку необходимого оборудования: плит, котлов, столов, колб, а также заняться участком – вырубить старые деревья, освободить землю от корней и полностью подготовить для посевов на будущий год. Выращивать большинство растений (главным образом, цветов) Чигирев решил сам. Это выходило дешевле, чем закупать масла.
Существование Петра Гордеевича привычно было наполнено трудом и заботами. Он это любил. Но если коммерческая сторона жизни приносила ему удовлетворение, то с личной дело обстояло не так просто.
Как только Чигирев понял, что жена знает о его отношениях с Павлиной, все сразу каким-то незримым образом усложнилось. И перед женой стыдно стало, и не тянуло больше вечерами к любовнице. Раза два у нее после этого был. Оказалось достаточно, чтобы осознать – скучно стало. Не волновала больше красота Павлины и ее маленький, словно пуговка, рот. В последний свой визит, еще не отойдя от ласк, Петр Гордеевич уже думал о том, что пора домой, к Любе. Что она там делает? Ждет или уже легла? Наверное, спит. Когда Любушка перестала его ждать? Как он упустил этот момент? Почему вдруг завел интрижку с Павлиной? И ведь не сказать, что ему надоела семейная жизнь. Просто… жили сначала хорошо, а потом не заладилось… да и детей Бог не дал.
К его удивлению, Любовь Николаевна не спала. Сидела в гостиной, листала какую-то книгу.
– Ты еще на ногах, душа моя?
Она подняла голову, поправила на плечах тонкую шаль и бледно улыбнулась:
– Сегодня из Петербурга доставили. Я не знала, что ты выписал книги про цветы.
– Это для мыльной мануфактуры, будем свое сырье выращивать. Подумал, надо бы иметь специальные справочники, там и особенности растений указаны, и от чего они помогают. Француз – это, конечно, хорошо, но и самим понимать необходимо, иначе дело не пойдет.
Любушка согласно покивала головой и перевернула страницу.
– Ты голоден? Приказать подать на стол?
– Нет, не надо.
Она снова кивнула, а Петр Гордеевич подумал, что жена наверняка знает, откуда он сейчас приехал и где ужинал. И снова стало стыдно. Она сидела за столом, тонкая, хрупкая, слегка осунувшаяся, несчастная и любимая, а он даже не знал, как до нее дотронуться. До своей венчанной жены. Люба листала страницы с рисунками цветов и была далеко от него. Он смотрел и отчаянно желал ее вернуть.
– Рысаковы уехали, в доме сразу стало тихо, – сказала она, захлопнув книгу.
– Скучаешь?
– Нет. Честно говоря, рада, что уехали. Прасковья Поликарповна такая болтушка, что голова от ее трескотни идет кругом уже через четверть часа.
– Но ты прекрасно справилась с ролью хозяйки. – Он все же протянул руку и пожал ее пальцы.
Люба их не высвободила, но почти сразу же поднялась на ноги:
– Пойду я спать. Зябко что-то.
И снова поправила на плечах шаль.
– Отдыхай, душа моя.
А что еще ему оставалось ответить?
3
Сон никак не шел. В комнате было душно. Любовь Николаевна открыла окно, и повеяло прохладой. В кровать не хотелось. Снова почувствовав зябкость, она взяла шаль и села у раскрытого окна, начала разглядывать в темноте очертания деревьев. Яблоневый сад. Где-то там, чуть подальше, в уголке росла липа. Они посадили ее десять лет назад, в год свадьбы. Как-то Любовь Николаевна призналась мужу, что любит липовый чай, и Петр Гордеевич через день привез молодое деревце.
– Будешь сама собирать и сушить липовый цвет, – сказал он тогда.
В прошлое лето дерево впервые зацвело, расточая вокруг себя сладкий аромат. Авдотья, ключница, удивлялась, что раньше срока. Ему бы на будущий год только, а то и через два. Но липа, торопыга, уже задумала плодоносить. Любовь Николаевна подумала, что дерево зацвело именно тогда, когда из их дома ушло тепло. Какая горькая ирония.
За густыми ветвями яблонь в темноте липу было не разглядеть.
Сегодня Любовь Николаевна снова увидела Надеждина, того офицера, с которым познакомилась у Шелыгановой.
Она поехала в лавку посмотреть ткани для новых платьев, а на обратном пути захотела прогуляться пешком – погода была хорошая, солнечная. Легкий ветерок разгонял зной. Решила пройти сквозь городской сад, остановилась у афиши, и первое, что увидела:
«Столичный гость. Комедия в 2-х действиях. В главной роли Павлина Смарагдова. Начало в 6 час. вечера. По окончании спектакля танцы до 11 час. ночи. Бой конфетти, серпантин».
Любовь Николаевна стояла перед афишей, смотрела на буквы и никак не могла заставить себя отойти. Там будут веселиться. Там на сцене вечером будет блистать красивая женщина, вызывая восхищение публики. Ей подарят цветы, после представления заглянет Петр Гордеевич… конфетти, серпантин… жизнь, полная жизнь… а она сейчас придет в пустой дом… и чем себя занять?
– Добрый день, – послышался мужской голос за спиной.
Любовь Николаевна обернулась. Это был Надеждин. Он слегка наклонил голову в знак приветствия.
– Добрый день, – ответила она.
– Любите театр?
– Не особенно, просто увидела объявление.
– А я, признаться, совсем не люблю.
– Почему?
Они одновременно отвернулись от афиши и начали совместный путь по дорожке. Городской сад разбивался когда-то по всем правилам выписанным из Петербурга профессором, но не поддерживался должным образом и со временем утратил свой столичный лоск, напоминая теперь заросший приусадебный парк.
– Может, не везло со спектаклями. Хотя, сказать по правде, все, что видел, больше напоминало кривляния.
– А как же Шекспир?
– Шекспира мне доводилось только читать, на сцене не видел ни разу, – признался Надеждин. – Да и… служба занимает почти все время.
Он снова был в штатском и совсем не походил на офицера. Разве только осанкой и разворотом плеч. Любовь Николаевна подумала, что хотела бы увидеть его в форме. Не к месту вспомнились слова Рысаковой, когда она после обеда у Шелыгановой обсуждала с Любовью Николаевной минувший вечер.
– А он очень интересный мужчина. Знаете, как у нас в Москве говорят? Любить мужа по закону, офицера – для чувств, кучера – для удовольствия.
Любовь Николаевна еле удержалась тогда, чтобы не сказать резкое, а Рысакова, заметив ее гнев, рассмеялась, показывая ямочки на круглых белых щеках.
– Вам нравится ваша служба?
– Да.
– И военная география?
Надеждин улыбнулся. Он тоже вспомнил тот разговор за чаем.
– Представьте себе. Это довольно увлекательный предмет.
– Как приключенческий роман? – спросила Любовь Николаевна.
Он весело хмыкнул. Она тоже заулыбалась, забыв об афише.
– Чем-то похоже, да.
– Расскажите.
Надеждин начал рассказывать о своих учениках, о том, какие они все разные, вспомнил пару забавных случаев. Любовь Николаевна смеялась над хулиганскими, но безобидными мальчишескими розыгрышами. Надеждин говорил о том, как важно заставить их полюбить предмет.