Стою у стола, закусываю. Подходит какой-то незнакомый дядя.
То да сё, вы откуда? «Из России». А здесь что делаете? «В Ю-Эс-Ай-Пи работаю».
И он вдруг говорит с гадкой улыбкой:
– You came here for free food?
То есть пришел поесть на халяву.
Я сухо отвечаю:
– Меня пригласил NN, – называю фамилию важного человека. – Мы с ним давно знакомы. Он у меня не раз бывал в Москве.
Дядька сказал «Оу, оу» и стушевался.
Так все кончилось в реальности.А во сне – продолжение:
– Ну да, – говорит он. – NN пригласил вас на фри-фуд.
– Вы что? – говорю я. – Зачем мне этот фри-фуд?
– Как зачем? – смеется он. – Вы сэкономили десять долларов. Вы же сегодня не пойдете на ланч?
– Послушайте, – говорю. – У меня очень хорошая стипендия. Мне оплачивают страховку. Я ничего не должен банку. Что мне эти десять долларов?
А он не может успокоиться:
– Десять долларов тут, десять долларов там, к концу месяца сто долларов, к концу года – тысяча… Великое дело – фри-фуд!
Беру вилку, пробую целую пиццу – ура, она не разрезана! Подхватываю ее и с размаху надеваю на голову этому дяде. Начинкой вниз.
– Вот тебе фри-фуд!
Топленый сыр вперемешку с красным перцем и кусочками ветчины сползает по его серому пиджаку. Он протирает очки и говорит:
– Ваша ярость только лишний раз доказывает, что вы действительно пришли сюда ради бесплатной еды. You really came here for free food!Дело не во фри-фуд, конечно. А в том, что если человек уперся, его не переспоришь.
критические заметки по национальному вопросу ЭТИ НИЩИЕ СЕЛЕНЬЯ
Однажды писатель Кабаков подвозил меня из Останкина. Мы там вместе снимались в какой-то программе.
Машина у него была «Волга».
А я помнил, что у него раньше был «Форд» или что-то в этом роде. Я спросил, почему он машину сменил.
Писатель Кабаков сказал:
– Я раньше пил виски и коньяк, разъезжал на иномарках, ел всякие пиццы-пасты, а как только оказывался за границей, тут же норовил завести романчик с какой-нибудь Джулией или Франсуазой. А вот примерно год назад я понял: я русский человек. А русский человек должен ездить на «Волге», пить водку, есть щи да кашу и жить с русской женщиной.
– Обязательно церковным браком? – спросил я.
– Тебе бы все смеяться, – сказал он. – Тут, понимаешь, какая-то национальная биохимия. И в смысле выпивки-закуски, и в смысле женщин тоже.
– А в смысле машины «Волга»?
– Тут биофизика, – сказал Кабаков. – «Волга», она трясет по-нашему.
– Это полезнее? – спросил я.
– Это привычнее, – сказал он.
нет у революции конца ЛЕДИ АННА И ДЖОЙ
Джой Дэвис и Энн Таффин дружили с первого курса. Они изучали политические науки. У них были комнаты рядом.
Энн часто заходила к Джой. Она покупала особые подарочные коробочки – всего на две большие конфеты, с тройным орехом и золотой обсыпкой. Специально для чаепития верных подруг.
Они их медленно ели, отрезая мягкий шоколад тонкими ножиками, нежно выколупывая орехи всех трех сортов, подбирая обсыпку облизанными пальцами. Посматривая друг дружке в блюдечки. Чтоб не оказалось, что Энн уже съела свою конфету, а у Джой осталось больше половины. Потом стали есть конфеты на счет раз-два-три. Чтоб закончить одновременно.
Они были красивые, но не очень. Обыкновенные. Джой была высокая и темноглазая. Энн поменьше и светленькая.
У них почти не было парней. У Джой был испанец, но они потом расстались. А Энн нравилась робким мальчикам, которые боялись назначить свидание. Они с Джой это обсуждали и смеялись.
Однажды Энн призналась, что переспала с принцем Генри, который учился с ними вместе. Джой сказала, что это мило, но бесперспективно. Энн сказала, что все понимает. Потом он ее бросил, конечно же. Но через полгода объявился и сказал, что помолвлен. Потом его невеста разбилась на машине. Он уехал служить в армию. Написал ей четыре письма из Афганистана.
Джой и Энн тем временем получили дипломы и стали работать. Энн часто заходила к Джой с двумя бутылками пива. Они пили из горлышка, косясь друг на дружку, чтоб закончить одновременно. Иногда Энн оставалась у нее ночевать.
Три года прошло. Однажды Энн пришла и сказала, что принц Генри сделал ей предложение, свадьба через год, и теперь она леди Анна. Она торопилась и быстро убежала. В гостях у Джой была ее соседка. Они выглянули в окно, увидели, как Энн садится в большой «Даймлер» с шофером.
– Она будет королевой! – охнула соседка, простая тетка.
– Нет, – сказала Джой.
Джой знала, что говорила.За неделю до свадьбы Энн, то есть леди Анна, заехала к подруге.
– Ты поразительно вовремя приехала! – расхохоталась Джой. – Просто даже невероятно!
– Я хочу что-нибудь для тебя сделать, – сказала леди Анна. – Это, конечно, ужасно смешно, но я буду королевой.
– Нет, – сказала Джой и включила телевизор.
Взволнованный премьер-министр сообщил, что монархия упразднена, а члены королевского дома взяты под стражу.
– Отпусти машину и охрану, – сказала Джой. – Так будет лучше. Говорю тебе как член Партии республиканской революции.
– Что будет с ним? – спросила бывшая леди Анна.
– Ему даруют жизнь. Но посадят надолго.
– А я?
– А ты будешь заходить ко мне в гости с двумя бутылками пива, – Джой села на диван и потянулась. – Иногда будешь оставаться ночевать.кое-что о славе ВСЯК СУЩИЙ В НЕЙ ЯЗЫК
В первых числах декабря 2010 года у станции метро «Университет», часов в восемь вечера, я покупал кислую капусту и соленые огурцы. Четыре ведерка открыла передо мною озябшая, но бодрая тетенька. Две капусты нормальные, третья с клюквой, четвертая сладкая – на яблочном соке. Я выбрал нормальную, но которая пожестче.
Накладывая капусту в пакет, взвешивая, завязывая узел и отсчитывая сдачу, она рассказывает, как днем к ней пристал милиционер. Грозился, что может ее прогнать, оштрафовать, вообще арестовать.
– А я ему: давай, выписывай штраф! Веди меня в тюрьму! А хочешь, вызывай ОМОН! А он смеется, но не отстает. Давай, мол, собирай свою капусту и уё… – ой, простите, молодой человек!
Молодой человек – это я.
Хотя ей лет сорок пять в крайнем случае. А мне шестьдесят.
– Намекает, чтоб рублей пятьсот ему дать, – говорит тетка. – Прямо открыто намекает: давай пятьсот, и все дела.
Рядом – лоток с газетами и журналами.
Газетчик встревает в разговор.
– Надо было дать, – говорит он.
– Если каждому давать – поломается кровать! – смеется тетка.
– Ну ты поэт! – смеется газетчик. – Ну просто Белла Ахмадулина!
отрывок из камерной пьесы МИМО ВОЙНЫ И МИРА
Элен:
Я пробовала его полюбить. А он не попытался заглянуть мне в сердце: не одни же там наряды и балы, в самом деле? Он меня презирал за мою красоту. Он считал, что я должна сразу забеременеть. Он думал, что я глупа. Да, я не читала столько книг. Он мог образовывать меня, но не пожелал. Я сама искала Бога: когда я принимала католическую веру, мне было дыхание от алтаря, это была la grâce, благодать. Я рано умерла, увы. Я могла бы написать un traité de l’amour. Но это была бы печальная книга.
Лиза:
У него были друзья, была военная служба, был Петербург, был свет, была война, в которой он желал стать героем. Мечтал о славе. А у меня была вздернутая верхняя губа. Миленькое, такое детское личико, и тяжелый живот. Прощайте. Закройте мне лицо, чтоб я не видела вас, вашей войны, вашего мира. Закройте крышку. Сыпьте, не жалейте земли. Вот так. Спасибо.
Соня:
Потому что дела Николая были плохи: имение в расстройстве, денег нет, и он ничего не делал. Ничего не попытался совершить, он сидел в кабинете и молча курил трубку. Неделями! Месяцами! Но у меня не было приданого. Он ведь знал это, когда обещался мне. Теперь ему нужна жена с большим состоянием. Ему нашли богатую наследницу, и он оставил меня. Ведь как просто. До чего люди просты. И некуда бежать.
Платон:
Барин был добрый. Вместе с ним шли. Мороз был. Из одного котла хлебали. Ночевали у костра. Дальше шли. Я занемог. Присел у дороги, француз ко мне с ружьем. Я на барина гляжу, думал, заступится или подняться руку даст, а он отвернулся и пошагал. Не сказал – прости, мол. Француз меня не насмерть застрелил, я до ночи на морозе помирал и все на дорогу смотрел. Эх, барин! Я хотел было твоим деточкам во сне явиться, да не разобрался, которые твои. А чужим-то зачем являться, зачем зря чужих деточек пугать?
река времен в своем стремленьи ЭТО ЖЕ ДЕТИ!
«Таким образом, в начале романа Анатолю двадцать два года, его другу Долохову – двадцать пять. Пьеру – двадцать. Элен, вероятно, не больше девятнадцати, потому что по неписаным законам того времени она не должна быть старше Пьера. (Тот факт, например, что Жюли старше Бориса, подчеркивается особо.)»
Наташе – 13, Соне – 15, Вере – 17, Николаю – 20. Князю Андрею – 31.
См.: М.М. Блинкина. Возраст героев в романе «Война и мир». Известия АН. Серия литературы и языка. Т. 57. № 1. М., 1998. С. 18–27.
Моя детсадовская подруга Лиза сказала мне недавно: – Как странно перечитывать «Войну и мир»! Ведь когда мы читали ее первый раз, то погружались в мир взрослых людей. Смотрели, задрав голову, на их сложные взрослые дела, мысли и чувства. Нашими ровесницами были только Наташа и Соня, а остальные – значительно старше. А теперь – это же дети! Все они – младше моих!
А ведь и в самом деле.
Попробую перечитать «Войну и мир» как роман о молодежи.
О золотой молодежи.неожиданно сблизившись, бестолково переговариваясь КОГДА Б ВЫ ЗНАЛИ, ИЗ КАКОГО СОРА
«– Но, милая мадемуазель Софи, есть соображения, которые выше собственного счастья. Понимаете ли вы это?
– Я? То есть как вас понимать?
– Могли ли бы вы для счастья человека, которого вы любите, пожертвовать своим обладанием им?