Я растерялась, не зная, что ответить. Просто смотрела в его странные глаза, по которым расползалась чёрная скверна, и молчала.
— Спокойного сна, — добавил он, развернулся и ушёл, оставив меня в смятении.
Однако я прекрасно понимала, о чём он говорил.
Сложно оставаться равнодушными в такой ситуации, особенно когда живешь в обратном отсчёте до финального дня. На самом деле все так живут, с каждым днём приближаясь к смерти, но мы научились о ней не думать, если её дата неизвестна. А Ирвену было тяжело, и я не могла не сопереживать ему.
Оставшись одна, зашторила окна в покоях тяжёлыми, не пропускающими свет гардинами и легла в постель.
Подумалось, что если кто-то и играл чувствами других, то это Бреур.
А ведь он не отстанет от меня и не оставит в покое, когда закончится подписанный с Блайнером контракт. Начнётся новый, а потом ещё один. Я в его подчинении, и осознание всего ужаса подобного положение настигло только теперь. Неважно, сниму я проклятие или нет, выйду замуж или останусь одинокой — Бреур сможет прийти, обездвижить и навязать свою волю. Заставить воровать у любимого мужа, предавать собственных детей, изменять и лгать.
Мне необходимо было выполнить текущие приказы, завершить контракт, а потом бежать. Бежать без оглядки туда, где Бреур никогда меня не найдёт. Только так я смогу выжить и остаться собой.
А пока — нужно запастись терпением, постараться вернуть воспоминания и готовиться к побегу.
Шестой день эбреля. На закате
События потихоньку входили в колею. Чем больше проходило дней, тем легче и одновременно тяжелее становилось. Мне открылись некоторые воспоминания Гвендолины, и я наконец начала ориентироваться в необычном мире, где оказалась. Бреур не солгал, здесь действительно не любили чужемирцев, но с удовольствием использовали их технологии, если могли до них дотянуться.
Скорее всего, если выплывет правда о том, кто я, меня будет долго и с наслаждением допрашивать Служба Имперской Безопасности. Можно посчитать, что Бреур даже оказал мне услугу, скрыв факт моего попаданства. Однако благодарности за это я не испытывала. Просто изучала блокнот Адели, ложилась спать с рассветом, вставала на закате и жила лунными ночами, как и остальные маги.
В быту ориентировалась без проблем — очень многое казалось похожим и привычным, разве что светильники работали не от электричества, а от магии. Единственно непривычным казался вес вещей — их тут изготавливали добротными и массивными. Даже вилки с ложками были крупнее и тяжелее привычных. Практически любой предмет, будь то книга, тарелка, табуретка или даже баночка для крема были сработаны словно на века. Даже двигать стул за столом приходилось с усилием, но постепенно я привыкла и даже полюбила эту особенность.
Ирвен показал себя примерным пациентом — не капризничал, не жаловался, соблюдал все рекомендации и мужественно терпел промывания. Рана с каждым днём становилась всё чернее, а по его глазам расплывались тёмные пятна. Как-то он мимоходом обронил, что из-за них теперь видит мир в чёрно-сером цвете, и я закусила губу, чтобы не расплакаться от сочувствия.
Нужно было признать, что я переоценила свои силы. Мне не удавалось ни оставаться к Ирвену равнодушной, ни верить в то, что надежда на исцеление всё же есть. Ячер почти перестал появляться — проводил время в библиотеках и архивах, искал подсказки, но не находил.
Всё указывало на то, что Ирвен обречён, и это причиняло мне почти физическую боль.
Сам он предпочитал либо не говорить об этом, либо зло шутить. Мы начали проводить неприлично много времени вместе, и это был мой выбор. Почему-то казалось, что пока я рядом и подпитываю его, яд удаётся держать в узде, но стоит только отвернуться…
Не помогало и то, что воспоминания о прошлой жизни оставались закрытыми. В снах приходили странные образы, но после пробуждения их никак не получалось сложить в осмысленные картинки, и постепенно пришлось привыкнуть к новому имени и новым реалиям. Я больше не притворялась Гвен, я ею стала.
Умываясь после сна, спокойно смотрела в зеркало и даже немного любовалась собой. Улыбалась Ирвену, если находился повод. Колдовала, словно для этого и родилась, хотя в глубине души знала, что это не так.
Сегодня поднялась с постели позже обычного. На рассвете Ирвен забрал очень много моих сил, и по телу разливалась противная слабость. Сон помог восстановиться лишь частично. Я всё лучше понимала, почему Бреур изначально отказал Блайнеру. Это было тяжело. Морально, физически, магически. Прошла всего неделя, а я уже ощущала истощение, но при этом ни за что не хотела, чтобы договор закончился раньше срока. Напротив.
Пока я одевалась, в дверь постучали:
— Нобларина Боллар, — позвала Нони. — Там приехал Ячер, хозяин велел послать за вами.
— Иду, — отозвалась я, с трудом попадая в рукав. — Они в кабинете?
— Да.
Вдруг Ячер привёз хорошие новости?
Наэлектризованная надеждой, я выбежала из своих покоев, на ходу закалывая волосы. В общем, повела себя совершенно неподобающим для аристократки образом, но ничуть об этом не жалела. Если бы потребовалась, пошла бы и с неубранными волосами.
Дверь в кабинет Ирвена была приоткрыта, и я вошла без стука: уже знала, что меня ждут.
— Тёмного вечера, нобларды, — пожелала я, быстрым шагом подходя ближе.
— И тебе, Гвен, — отозвался Ирвен.
— Приветствую! — хмуро кивнул Ячер и даже никакую шуточку не ввернул.
Ни о том, что я — самая красивая девушка в этом кабинете, ни о том, что Ирвен обязан на мне жениться, всё равно терять нечего, зато он не станет свидетелем того, как я растолстею после пятых родов, ни о том, что я могу исцелить практически всё что угодно, кроме дурного характера, поэтому Ирвен безнадёжен. Иногда шуточки Ячера меня раздражали, но их отсутствие царапало куда сильнее.
— У меня есть новости, но они не очень хорошие. Тем не менее, раз я обязался сообщать вам обо всех важных находках, то слушайте. В одном из древних трактатов я нашёл описание довольно старого способа, который почти перестали применять при ранениях кантрада, хотя его и практиковали ранее. Выжигание. Использовали на небольших ранах, если ампутация невозможна. Пациент после этого оставался калекой, но… выживал. Иногда.
— Насколько глубокое выжигание? — бесстрастно уточнил Ирвен.
— Глубокое. А в твоём случае рядом позвоночник. И ходить ты после такого не смог бы. Но боюсь, что даже этот способ нам недоступен, потому что в том трактате написано, что выжигание необходимо делать сразу после ранения. Если скверна появилась в глазах, то смысла уже нет.
— А почему перестали использовать этот способ? — спросила я, чтобы не слушать гнетущую тишину.
— Вырезание гуманнее. В процессе выжигания половина пациентов умирала от болевого шока, поэтому от него отказались в пользу хирургических методов. Яд вступает в реакцию с огнём, болевые ощущения настолько мучительны, что никакие заклинания не спасают. Но мы и так знаем об этом эффекте яде кантрада. Боль такая, что пациенты приходят в сознание даже из глубокого сна.
— Значит, никакой надежды нет? — сухо спросил Ирвен.
У меня на глаза навернулись слёзы. Я в очередной раз закусила губу, чтобы не разреветься, и почувствовала солоноватый привкус крови во рту.
— Я работаю вместе с группой имперских исследователей, ты знаешь, что они годами бьются над этой проблемой. Пока никаких прорывов нет. В тех направлениях, в которых копаю я, тоже глухо. Благодаря Гвен у меня достаточно много времени на поиски, так что кто знает? Может, нам ещё повезёт.
Ох, лучше бы он этого не говорил. Ирвен сжал кулаки и отвернулся к окну, где медленно темнело небо.
— Сколько мне осталось? — сухо спросил он.
— Судя по состоянию глаз, около недели, плюс-минус день.
— До пятнадцатого эбреля я не дотяну?
— Боюсь, что нет.
— Хорошо. Спасибо за предупреждение. Видимо, пора сообщать родным, — задумчиво проговорил Ирвен. — Гвен, когда съедутся мои родственники, тебе может прийтись нелегко. Они наверняка не оставят тебя в покое и станут упрекать или поддевать.
— Ничего страшного, я понимаю.
Мы помолчали. А что тут скажешь?
— Пожалуй, для начала я вызову Кеммера. Думаю, ему найдут замену в авиачасти. А дальше уже он сообщит остальным.
— Десар всё ещё на миссии в Эстре́не? — спросил целитель, откидывая со лба прядь светлой чёлки.
Его тёмно-синие, почти чёрные глаза смотрели на друга с затаённой виной, и никакого веселья в них не осталось.
— Да, и я не буду его оттуда срывать, — твёрдо решил Ирвен. — Помочь он всё равно ничем не сможет, а брат слишком долго шёл к своей цели, чтобы вся его миссия разрушилась из-за моего ранения. Я оставлю ему письмо.
— Возможно, он хотел бы попрощаться… — ответил Ячер.
— Не надо. Когда представляю все эти прощания, мне начинает казаться, что лучше бы этот драконий кантрад прикончил меня в бою, — жёстко ответил Ирвен, а потом посмотрел на меня. — Всё, закрываем тему, пока Гвен окончательно себе все губы не сгрызла.
— Извини, — выдавила я, вскочила с места и выбежала из кабинета, потому что слёзы уже душили.
Я ненавидела своё бессилие, ненавидела черноту, заливающую глаза Ирвена и ещё сильнее ненавидела время — оно забирало у нас надежду, и это было настолько невыносимо, что я едва находила в себе силы подниматься с постели по вечерам.
А ведь я едва знала Ирвена. Каково будет его родным и близким?
Позади меня раздались тяжёлые шаги, и я почувствовала себя ещё хуже. Ирвен нагнал меня у лестницы на чердак, а потом неожиданно обнял. А я разревелась, уткнувшись в его плечо.
— Прости. Прости… я не знаю, как сдержаться… — всхлипывая, прорыдала я.
Он промолчал.
Только продолжил держать в объятиях, и мне было безумно стыдно за то, что это он утешает меня, хотя всё должно быть наоборот.
— Гвен, ты выйдешь за меня? — наконец проговорил он.
— Что? — я подняла на него заплаканное лицо. — Не говори глупости.