— Но я… не хочу отправляться к Разлому. И тебя отпускать туда не хочу, — прозвучало по-детски жалко.
— Гвен, это моя работа. Моя единственная работа и задача — защищать Империю от драконов и созданных ими чудовищ. И теперь, когда я чувствую себя значительно лучше, мне надлежит вернуться к месту службы. Кеммер сообщил, что прорывы кантрадов происходят не только у Разлома, но и в других местах. На поверхности нашли и завалили несколько нор. Если дело настолько плохо, то каждый боец на счету. Я не могу отлёживаться дома, пока мои друзья и братья рискуют жизнями.
От его слов стало холодно и тошно. Глупо удивляться — разумеется, я знала, что Ирвен — военный, но никогда не думала о том, что ждёт нас дальше. Все мысли сосредотачивались на текущих проблемах, и подумать о будущем не хватало ни оптимизма, ни сил. Да и казалось, что думать не о чем, потому что будущего у нас нет. А теперь оно незаметно подкралось, и выяснилось, что оно вовсе не радужное. Я спряталась от него в объятиях мужа.
— Теперь твоя очередь рассказывать. Как ты подделал свидетельство о браке? Зачем лишил дееспособности, если мог просто приказать на всё согласиться? И как ты узнал, что вообще можешь мне приказывать?
Ирвен коснулся моего лица, а потом поцеловал. Спустя несколько напоённых лаской минут я отпрянула и сказала:
— Отвлечь меня не получится. Я хочу знать всю правду.
— Хм-м… ладно, начнём с того, что я знаком с Бреуром и Аделиной, твоей младшей сестрой, так как они периодически работали в госпитале, к которому был приписан наш батальон. Собственно, именно поэтому я обратился к нему, когда меня ранили. Вернее, сначала я обратился к Асави́ду, потом ещё к нескольким магам из его рода. И получил отказы. Ты же помнишь, каких усилий тебе стоило поддерживать во мне жизнь? Они прекрасно понимали, что это за работа и чем она обычно оборачивается, поэтому отказали. Маги жизни слишком ценны, чтобы тратить все их силы на одного лишь пациента. И они, как правило, не нуждаются в деньгах.
— Исключение — только Бреур, — тихо сказала я.
— Да. Я пошёл к нему из чистого упрямства — в моём списке магов жизни он стоял последним, и я был почти уверен, что он откажет. Но он предложил сделку. Деньги и брак с одной из его сестёр в обмен на две лишние недели жизни. Я отказался, потому что… не знаю… всегда с отвращением относился к идее договорного брака и говорил, что женюсь только по собственному желанию. Посчитал, что пара дней жизни не стоят того, чтобы отказываться от убеждений. Кроме того, Бреур говорил со мной в этой его манере… Не знаю, если бы ко мне пришла одна из твоих сестёр и искренне попросила жениться на ней, я бы, возможно, согласился. Но только не Кайрэна. Хоть я и не знаком с ней лично, мне передавали некоторые её слова. Я в курсе, как она всегда относилась к Блайнерам, и не стал бы марать свои последние дни её обществом. Многие приятели говорили, что она — та ещё гадина…
— Кхм-кхм… — закашлялась я, потому что слышать это было неожиданно.
В воспоминаниях Гвендолины Кайрэна была решительной, смелой и дерзкой, и уж никак не гадиной. Возможно, стервочкой, но только с теми, кто пытался её обидеть.
— Кайрэна просто ненавидит Блайнеров. По ней и младшим близняшкам смерть родителей ударила сильнее всего. Кроме того, ей всего девятнадцать. Думаю, что со временем… она поймёт, что всё с этим проклятием обстоит не так просто и не так однозначно.
— Ты помнишь, из-за чего погибли родители Гвендолины? — спросил вдруг Ирвен.
— Да. Они пытались провести ритуал снятия проклятия. Такой же, как Бреур наказал провести мне, только он добавил небольшие изменения. Родители считали, что, пожертвовав собой, они освободят нас от проклятия, но у них ничего не вышло. Они умерли напрасно. И это стало большим ударом для Бреура. Он несколько раз дорабатывал ритуал, но… не попробуешь же. Аделина предлагала вытянуть жребий, но Брен… — я запнулась. — Бреном его называли дома. Ему не очень нравится его полное имя. Так вот, Бреур отказался. Он сам не мог участвовать, потому что он — единственный, кто может передать родовое имя дальше, и если он погибнет, то род прервётся. Тогда Аделина предложила тянуть жребий среди семерых сестёр, но он запретил. Сказал, что он не собирается… прятаться от проблем за женскими юбками. И они отложили этот вопрос до тех пор, пока ситуация не станет катастрофической. А потом я оказалась в теле Гвен, и Бреур сделал то, что сделал. Знаешь, я его даже не виню теперь… — я закусила губу. — Теперь, когда мне доступна память Гвендолины, мне его жаль. Всех их жаль.
— Ты же не можешь говорить этого всерьёз? — нахмурился Ирвен.
— Могу. Сама я не пожалела чужемирца, захватившего твоё тело, так что не мне судить Бреура. Я бы не хотела оказаться на его месте. И если ты не станешь возражать… я всё же попрошу твою тётю обратиться к Танате и снять проклятие.
— Мы с Кеммером уже просили, пока ты была в беспамятстве. Она отказала. Разозлилась на нас обоих и заявила, что Боллары — дурное семя, и для всех будет лучше, если их род угаснет. А ещё она была категорически против нашего брака и отказалась помогать. Тётя очень упряма, и нам не удалось её переубедить.
— Значит, я попробую сделать это сама, позже. Кто знает, может, у меня получится показать ей события в ином свете.
Ирвен задумчиво гладил меня по обнажённому бедру и внимательно вглядывался в моё лицо. Я впервые смогла во всех деталях рассмотреть его глаза — приглушённо-голубого цвета, как зимнее утро, с тёмной окантовкой радужки. Они сияли, как два топаза в оправе из чернёного серебра.
— Ты слишком добра.
— Бреур поступил со мной жестоко, но он защищал интересы семьи и хотел лучшего для себя и своих сестёр.
— Он мог просто отречься от тебя.
— Мог, — согласилась я. — Но он предпочёл извлечь выгоду из страшной ситуации, в которой оказался. В воспоминаниях Гвендолины он — заботливый и любящий брат. Это всё, что я могу сказать. И теперь я лучше понимаю, почему в Доваре так не любят чужемирцев. Видеть в теле родного человека чужака — это действительно больно и отвратительно. Думаю, если бы ты был знаком с настоящей Гвендолиной, то отнёсся бы ко мне иначе.
— Вряд ли. Я люблю тебя именно такой, какая есть.
Ирвен снова наклонился и поцеловал меня, на этот раз куда горячее.
— Не переводи тему, — промурлыкала я, разрывая поцелуй. — Как ты подделал дату?
Тридцать пятый день эбреля. Полдень
— Ах да. Свидетельство о браке. В первый же день, когда ты появилась в имении, я… ну не влюбился, конечно, но, скажем так, обратил на тебя внимание… много внимания. Очень много внимания! Когда ты вошла в мой кабинет в компании Бреура, я понял, почему ваш отец не отказался от вашей матери. Ты действительно очень красива, но привлекло меня не это. Ты вздрогнула от циничных слов Бреура о моей смерти и попыталась смягчить его резкость, когда он ушёл, и это выглядело искренним порывом. Твоё сочувствие тронуло. А после разговора на крыше… Во мне боролись воспитание и желание. Хотелось поцеловать тебя и соблазнить, потому что где-то на задворках сознания мелькала злая мысль, что терять мне всё равно нечего и стоит получить как можно больше удовольствия от оставшихся дней. Я попытался тебя предупредить, что не следует меня провоцировать, а потом поехал встретиться с дядей. Он так и не завёл семью, выбрав путь жреца. Когда у меня возникали сложности или я сталкивался с моральными дилеммами, он всегда был тем человеком, который давал самый взвешенный совет и никому не рассказывал о моих делах.
— И что он сказал?
— Что жизнь несправедлива и ситуация сложилась поганая, но это не повод вести себя по-скотски. Он также сказал, что взять к себе в дом красивую незамужнюю целительницу — очень опрометчивое решение, и что чувства и притяжение между нами теперь практически неизбежны. Но с последствиями любых наших поступков столкнёшься только ты. Он помог посмотреть на ситуацию с женской стороны. Спросил, хотел ли бы я, чтобы после моей смерти тебя подвергли унижениям и остракизму за внебрачную связь. Разумеется, я этого не хотел. Тогда он предложил оставить свободной строчку в книге. Сказал, что если я всё же решу на тебе жениться, дата на свидетельстве будет совпадать с первым днём, когда ты переехала в имение, и это поможет защитить твою репутацию. Особенно если ты случайно забеременеешь, ведь любой целитель в состоянии вычислить дату зачатия с точностью до недели.
Я широко распахнула глаза, удивлённо глядя на Ирвена. Неужели он всерьёз думал о моей возможной беременности в день, когда мы только познакомились? Это было очень… странно. Но в то же время его можно было понять — когда ты знаешь, что тебе осталось жить две недели, невольно начинаешь планировать… или сходить с ума и идти вразнос, зависит от типа личности.
— Это был всего лишь запасной вариант. Я не собирался на тебя давить или принуждать. Просто чувствовал себя спокойнее, имея возможность защитить твою репутацию.
— Но ранняя дата вызвала бы вопросы… Ведь проклятие предполагало смерть в день бракосочетания.
— Да, вопросы возникли бы, но отвечать на них — не твоя обязанность. Никто из проклятых Болларов ещё не сочетался браком, так что прецедента не было. Ситуацию обязательно обсудили бы все светские сплетники, но до тех пор, пока ты юридически защищена свидетельством о браке, они могли лишь разговаривать. Тебя не посмели бы исключить из общества или отказать тебе в работе. А если бы ты случайно забеременела, то наш ребёнок стал бы моим законным наследником, а значит, имел бы право на защиту моей семьи. Кеммер бы о вас позаботился.
— Кеммер меня недолюбливает, если говорить мягко.
— И что? Он и не обязан любить тебя, ему достаточно относиться к тебе уважительно и выполнять мою волю. Он бы сделал для моей жены то, о чём я его попросил, несмотря на свои эмоции.
Слова Ирвена затронули болезненные воспоминания. Моя семья из прошлой жизни считала иначе. Они думали, что могут решать за меня и причинять боль во имя своего «мы знаем как лучше и действуем тебе на благо». А Кеммер вёл себя по-другому. Он говорил брату, что против его затеи, но всё равно поддерживал поступками. Это было так странно и в то же время вызывало восхищение. Пожалуй, такой деверь достоин того, чтобы попытаться с ним подружиться.