— За всё время, что мы знакомы, ты никогда этого не показывал. Почему?
— Я запутался. Поначалу притяжение было почти целиком физическим, и я бы дал ему волю, будь мы знакомы чуть лучше. Или если бы ты показала, что хочешь этого. А потом вмешались чувства, и я побоялся тебя оттолкнуть или оскорбить. Случайно отравить ядом кантрада. Оставить одну с ребёнком. Разбить тебе сердце. Не знаю, Гвен, всё стало настолько сложно, что я не захотел нарушать подобие гармонии и предпочёл сохранить то, что было между нами. Кроме того, я переживал, что противен тебе из-за раны и слабости. Я ведь даже не видел, что там, на спине…
— Ты никогда не был мне противен! — горячо заверила я, переплетая наши пальцы. — Но ты прав, всё было слишком сложно. А приказ Бреура всё равно не позволил бы мне пойти дальше поцелуев.
— Бреур — одна из причин, почему я сдерживался. Он пошёл мне на встречу, доверил безопасность сестры, и обесчестить её было бы плевком ему в лицо. Поэтому я вёл себя подобающе, но в мыслях раздевал и ласкал тебя постоянно.
Я утомлённо улыбнулась. Накатила такая безумная усталость, что веки закрылись сами собой.
— Теперь ты можешь делать всё, о чём мечтал. И столько, сколько хочешь. Никаких возражений с моей стороны, — промурлыкала я.
— Сначала я тебя покормлю, а потом мы поспим хотя бы несколько часов. И если ты думаешь, что я выпущу тебя из постели в ближайшие дни, то очень сильно ошибаешься. Гвен, я настолько сильно тебя люблю, что мне кажется, что для такого чувства должно быть какое-то особое слово. Ты для меня… как моя личная богиня, дарующая жизнь, счастье и тепло. И спать с тобой почти кощунственно, но в то же время невозможно не хотеть этого до исступления.
— А сказал, что не умеешь говорить красивые слова, — щекой потёрлась о его плечо. — И что ты там упоминал насчёт кормления? Я ужасно голодна…
Ирвен посадил меня на постели и действительно покормил. Сам. Не позволил взять приборы, давал еду руками, как настоящий дикарь, только ласковый. Жадно смотрел, как ем я, и не менее жадно ел сам. Мы настолько остро чувствовали себя живыми, что были пьяны этим ощущением.
Поев, мы снова прижались друг к другу и затихли, спрятавшись от всего мира под тонким покрывалом.
— Знаешь, меня всё-таки удивляет, что этот Странник сразу признал, что он — не ты. Это как-то… неправильно.
— Ну почему? — зевнул Ирвен. — Если он чувствовал себя достаточно могущественным, то почему бы и нет? Притворяясь мною, он бы лишь провоцировал тебя на поиск несоответствий. Ты бы наверняка попыталась снова поговорить об этом с другими. Вместо этого он наверняка задумал как-то договориться с тобой. Возможно, решил, что ты меня не любишь и обрадуешься другому мужу в моём обличии. В последний день все мои мысли вертелись вокруг того, что ты действительно не хочешь этого брака и ненавидишь меня… и что мне придётся долго завоёвывать твою любовь и доверие, если мы выживем. Я всегда с непониманием и даже презрением относился к мужчинам, которые не принимали отказов и продолжали настаивать и выбивать из женщин взаимность. Но когда сам оказался в таком положении, просто не смог отступиться и решил, что мне удастся завоевать тебя рано или поздно.
— Будем считать, что всё так и вышло, только не рано и не поздно, а вовремя, — зевнула я, устраиваясь в объятиях Ирвена поудобнее, осоловевшая от сытости, измотанная тревогами и сморённая негой от первой близости. — Ты не представляешь, как я счастлива, что ты не отступился.
— Представляю и даже чувствую, — прошептал он мне на ухо и нежно поцеловал в шею. — А теперь спи. И не вздумай больше отдавать мне силы, дальше я справлюсь сам.
Кажется, он сказал что-то ещё, но я уже засыпала, тая в горячих объятиях мужа.
Даже в глубоком сне явственно ощущалось его присутствие и тепло печати. Сложно описать словами спокойствие и умиротворение, которые я испытывала. Но их разорвал нервный стук в дверь наших покоев:
— Ноблард Блайнер! Ноблард Блайнер! У нас в гостиной дознаватели Имперской Службы Правопорядка, и они требуют, чтобы вы немедленно к ним вышли.
Я приоткрыла глаза и сморщилась, ослеплённая бьющими в щели между гардинами лучами закатного солнца.
— Что? — отозвался Ирвен хриплым ото сна голосом.
— Дознаватели. Они говорят, что против вас действует третий протокол.
— Третий протокол? — потёрла я глаза. — Что это значит?
Ирвен подскочил с постели и начал одеваться.
— Арест, — коротко ответил он.
Тридцать пятый день эбреля. На закате
В вестибюле нас уже ожидали разъярённый до последнего предела Кеммер и трое незнакомцев, у одного из которых на виске не было родового узора, и я спросонья не сразу сообразила, что он просто не маг. Полуденник. Гвендолина сталкивалась с ними довольно редко и старалась их избегать. Они терпеть не могли магов, и последние отвечали взаимностью.
Полуденники жили с верой, что ночью, под покровом темноты, в мире царит зло, поэтому практически никогда не выходили из своих домов от заката до рассвета. Полуночников они считали скверной, опасались и презирали, но терпели как вынужденную меру для защиты от драконов и порождений их тёмной магии.
Именно поэтому смешанная компания дознавателей показалась странной.
— Ирвен Гвеллайн Блайнер, вы арестованы за нападение на члена Синклита, — зычно проговорил полуденник.
— О чём он? — встревоженно спросила я, переводя глаза с одного мужчины на другого. — Что происходит?
Кеммер сделал шаг вперёд, впился злым взглядом в лицо брата и прорычал:
— Ирв, ты совсем идиот? Только умственно отсталый мог выкинуть такой фортель!
— Мне было всё равно, — насмешливо отозвался Ирвен.
— Пожалуйте ваши запястья, — пробасил полуденник, делая шаг к мужу.
В руках дознавателя были кандалы. Я уставилась на них в ужасе, всё ещё не понимая, что происходит. На какого члена Синклита мог напасть Ирвен? И когда?
— Ким, свяжись с правозащитником, пожалуйста. Я откажусь давать показания без моего адвоката, — муж повернулся ко мне и успокаивающе проговорил: — Не паникуй, Гвен.
Не паниковать⁈ Да я едва не лопалась от страха, непонимания и возмущения!
— В чём его обвиняют? — повернулась я к одному из магов.
Он неторопливо изучил взглядом мой наспех надетый, рваный свадебный наряд и висок с отметиной о недееспособности, а потом лениво ответил:
— Всю информацию вы сможете получить у правозащитника.
Ирвена там временем заковали в кандалы. У выхода стояла ошарашенная, бледная Нони, а Кеммер практически дымился от гнева. На меня он посмотрел с такой яростью, что почти обжёг взглядом холодных глаз. Его ненависть была осязаемой, но я не отступила и не стушевалась под её гнётом.
— Кеммер, что случилось?
Он рявкнул:
— Позже!
Пока Ирвена выводили из дома, меня трясло от шока. Мужа усадили в большой чёрный экипаж с крошечными окошками, забранными решётками, и тот тронулся, увозя Ирвена прочь. Кеммер не сказал мне ни слова. Зло печатая шаг, направился к воротам, ведущим в цокольный этаж дома, и несколько минут спустя выехал на подъездную дорожку за рулём другого экипажа — современного двухместного магомобиля. Его колёса бешено крутились, из-под них фонтаном брызгали мелкие камушки.
Когда мобиль умчался прочь, я повернулась к Нони и спросила:
— Вы знаете, что случилось?
— Не больше вашего… — пролепетала она.
— Пожалуйста, подайте экипаж с водителем, я поеду следом.
— Да, нобларина Блайнер, — кивнула она.
Я кинулась в свои старые покои — надеть приличное платье. Ехать в рваном подвенечном однозначно не стоило, реакция дознавателя на мой наряд была достаточно красноречива. Заодно я прихватила свидетельство о рождении, хотя не знала, чем оно может помочь.
Выбежав на крыльцо, увидела, что другой мобиль уже подан, а за рулём — взволнованный дворецкий. Стоило мне сесть в экипаж, как он тронулся, не дожидаясь команды. На этот раз дорога до центра города казалась ещё более долгой, чем вчера. Полчаса спустя мы нагнали чёрный мобиль Службы Правопорядка, и мне стало спокойнее. Наконец я догадалась потянуться к мужу сквозь печать, но ничего толком не смогла разобрать в мешанине своих и его чувств. Ощутила лишь то, что он жив, и на этом немного успокоилась.
Наверняка произошло какое-то недоразумение. Или Ирвена оклеветали. Возможно, виной тому Бреур?
Когда экипаж остановился, я выбралась на улицу. На город уже легла пелена по-летнему тёплого вечера. Сумерки сгустились, кафе на противоположной части площади ещё было закрыто, но ставни соседней лавки приглашающе распахнулись. Район полуночников постепенно пробуждался от дневной спячки.
Здание Службы Правопорядка смотрело на город узкими бойницами. Сквозь его толстые стены сочилась равнодушная мрачность, а оно само олицетворяло неотвратимость наказания. Я почувствовала себя преступницей, стоило лишь подойти к парадным дверям. Как ни странно, Кеммер так и не появился, поэтому в приёмную для посетителей я вошла одна.
Гвендолина никогда не имела проблем с законом, а её знания и кругозор были сильно ограничены работой и семейными делами. Она практически ничем не интересовалась и нигде не бывала, кроме дома и пригородной клиники, принадлежащей Болларам, так что полагаться на её память не стоило.
Кроме того, теперь, когда вернулись все воспоминания, у меня появилось странное отторжение как прошлого Гвендолины, так и Инны. Мне не просто не хотелось в него возвращаться, я ощущала его настолько чуждым, словно оно больше не имело ко мне никакого отношения. Будто я посмотрела два долгих, странных фильма, снятых от первого лица, и так как они оба закончились трагично, не хотела больше о них думать. Загадки разгаданы, тайн больше не осталось, и возникло желание двинуться дальше. Происходящее между нами с Ирвеном и его арест были во сто крат важнее, чем любые воспоминания, которые я теперь находила… доставляющими беспокойство.
Я привыкла быть Гвен, и мне наконец начала нравиться моя новая жизнь.