— Благодарю, — кивнула я, поставила тяжёлые саквояжи на пол и ещё раз осмотрелась, мысленно отмечая, что нужно сделать в первую очередь, а потом принялась за работу.
Конвоир с усмешкой наблюдал за тем, как я раскрываю саквояжи в поисках мыла и чего-то, что не жаль пустить на тряпки. К счастью, Нони оказалась куда прозорливее и опытнее меня — положила в саквояж Ирвена не только одежду и несессер с гигиеническими принадлежностями, но также набор деревянной посуды, щётку, губку и несколько кусков хозяйственного мыла.
Заколов волосы, я сначала до блеска вычистила умывальник, потом заткнула слив, набрала воды и вымыла все остальные предметы мебели в камере, включая стеллаж. Тюремщик не сводил с меня глумливого взгляда, видимо, наслаждался тем, что аристократка вынуждена работать руками. Почему-то его ехидная усмешка не обижала, а лишь придавала сил и задора. Знал бы он, какая из меня аристократка, наверняка разочаровался бы.
Несмотря на стылую прохладу камеры, я даже вспотела, зато время пролетело незаметно. Оттерев кособокий стеллаж, передвинула его поближе к умывальнику, чтобы было удобнее. А опустевший угол оставила как есть — туда можно будет позже задвинуть саквояжи или поставить один из стульев.
Закончив с уборкой в камере, огляделась. Теперь здесь пахло не затхлостью, а хозяйственным мылом. Поверхности выглядели чистыми, старые матрасы я обернула в казённые засаленные одеяла — для мягкости, а сверху надела подготовленные Нони плотные чехлы. На подушки — толстые наволочки. Заправила постели и накрыла сверху лёгкими пуховыми пледами. Один саквояж практически опустел, а во втором остались только книги и одежда. Вынимать последнюю не стала, на стеллаже всё равно не оставалось места, да и не хотелось бы, чтобы наше нижнее бельё лежало на виду у тюремщиков.
Разобрав вещи, пообещала себе выписать Нони огромную премию за предусмотрительность. Составила небольшой список того, чего не хватает: ещё два комплекта постельного белья, новые подушки вместо этих измочаленных жизнью мешков с соломенной трухой, кожаные перчатки — в первую очередь для уборки, новые тряпки и щётки, потому что эти точно придётся выкинуть.
Оставшись довольной результатом уборки в камере, закусила губу, тяжело вздохнула и отправилась в «ванную». Из хорошего в ней был только размер. Крошечное помещение убирать быстрее. На этом положительные моменты заканчивались.
Подоткнув подол, я сначала залила помещение водой, чтобы смыть самую поверхностную грязь и размочить застарелую. Затем накрошила мыла и засыпала всё помещение, оставив отмокать на полчаса. Чуть не завизжала, наткнувшись на тараканье гнездо в углу. И чуть не разревелась, когда осознала, что проведу в этой тюрьме если не годы, то месяцы жизни.
Но всё же взяла себя в руки, пожертвовала небольшое полотенце, соскребла им всю самую мерзкую грязь, а потом засыпала помещение мыльной стружкой снова. Хорошо, что деревянная ложка оказалась достаточно крепкой и не сломалась, пока я яростно скребла ею по бруску хозяйственного мыла.
Пришлось повторить операцию пять раз, но в итоге там стало чисто. Не приятно, не уютно, не приемлемо, однако достаточно чисто для того, чтобы встать на пол даже босыми ногами. Каменные плитки оказались серого, а не коричневого цвета, а стены посветлели на два тона. Медная лейка душа теперь тускло блестела, а я наконец смогла находиться в этом помещении, не зажимая от отвращения нос.
С остервенением вымыв руки, я достала из саквояжа чистое платье с открытой спиной, сполоснулась и переоделась, а пропитанное потом платье простирнула, отжала и подвесила под потолок — стекать и сушиться.
Судя по всему, близился рассвет. За крошечным узким окошком под потолком серело небо, а на меня накатили усталость и голод.
— Рассветник! — равнодушным голосом оповестил тюремщик, и вскоре один из служащих принёс миску каши с ломтём пышной лепёшки.
Голод — лучшая приправа, поэтому еда показалась вкусной. Кашу я съела быстро, а вот хлеб и небольшой кусок засохшего сыра, что прятался под ним, оставила мужу. Вдруг его недокармливали?
Помыв миску, завалилась на постель. Всё равно от меня больше ничего не зависело, а истощать и без того невеликие силы дневным бдением смысла не было — встречу с Ирвеном оно не приблизит, а после многочасовой уборки я устала.
Скорее бы увидеть мужа!
Первый день майрэля. Обед
Меня разбудил лязг решётки. Пока сонный разум соображал, что это может означать, в камеру вошёл Ирвен, и решётка закрылась за ним. Я сначала приподнялась на локте, а потом села, потирая глаза. Протянула мужу руку, и он принял её, а потом скользнул к нарам и встал передо мной на колено. Поцеловал сначала тыльную сторону, затем — внутреннюю часть ладони, щекоча отросшей щетиной. Чёрные волосы лежали на голове тугими влажными спиралями, я заправила одну из непослушных прядей ему за ухо, ощущая себя до невозможности счастливой. Как только любимый оказался рядом, все неудобства камеры утратили значение.
По груди разливалось тепло, а печать мягко горела, побуждая развернуться к Ирвену спиной и прижаться ею к его груди.
— Гвен… — хрипло пробормотал он. — Ты не представляешь, как много для меня значит твой поступок. Я бы хотел сказать, что тебе не стоило этого делать, но получилось бы фальшиво. Я никогда не попросил бы тебя разделить наказание за ошибку, совершённую мною, но я не в силах отказаться от поддержки, которую ты решила мне дать.
Ирвен приподнялся с колена и сел рядом. Крепко обнял. Одна горячая ладонь легла на лопатки, погладив место печати, а вторая — на затылок. Наши лица оказались так близко, что я дышала мужем и видела только его необыкновенные глаза, затопленные сейчас нежностью и восхищением. Потянулась, чтобы прикоснуться к единственным губам, способным целовать меня так, что я забываю обо всём на свете, и вздрогнула всем телом, когда тюремщик резко стукнул кулаком по своему столу и рявкнул:
— Не увлекайтесь тут!
Замерев, как ребёнок, пойманный ночью за воровством конфет из общей вазочки, широко распахнула глаза, глядя на Ирвена.
Его слегка шершавые пальцы дотронулись до моей скулы и провели по ней, а затем спустились к шее и замерли на ключице.
— Я бесконечно рад, что ты рядом, — едва слышно проговорил муж.
— Ты забыл? Мы либо выплывем, либо пойдём ко дну. Вместе. Вдвоём, — прошептала я в ответ.
Он качнулся в мою сторону, чтобы поцеловать, но в последний момент с трудом сдержался, стиснув челюсти.
— Расскажи мне, что произошло? И почему ты ничего не сказал раньше? — попросила его, отвлекая.
— Хотел, но так как гордиться особо нечем, я решил приберечь эту часть до момента, когда мы выясним всё остальное, — ответил Ирвен. — Если честно, когда всё произошло, я не думал о последствиях. Не думал, что Боллару хватит наглости подать в суд. Вообще не думал. Ты едва не погибла у меня на глазах. Дважды. Сначала в круге ритуала, потом свалившись с балкона. Твоё лицо в этот момент. Одержимое и при этом обречённое. А после — испуганное и чужое, когда ты очнулась без памяти. Ты не представляешь, как мучительно было видеть тебя такой. А потом видеть его — торжествующего, насмешливого и ехидно говорящего, что для тебя готово место в склепе.
— Я тебя не осуждаю и прекрасно понимаю, — прошептала, сочувственно сжимая его плечи.
— Наверное, Кеммер на моём месте сдержался бы. А я — нет. Атаковал так, как меня учили. Сначала короткий удар в солнечное сплетение, чтобы сбить дыхание и отрубить доступ к магии. Потом — ещё один в челюсть, помощнее, чтобы дезориентировать. Потом сломал ему пальцы, чтобы он меня не парализовал. А потом… несколько раз приложил его головой об стол. Сильно приложил, он вздрогнул и затих. Я поначалу посчитал, что убил его, но целителя так сложно убить… Так что я оставил его как есть и ушёл. Мне было абсолютно плевать на последствия. Казалось очень маловероятным, что у нас с тобой вообще хоть что-то получится и что придётся нести ответственность за то, что я сделал. А ещё я был на пределе, слишком нервным выдался последний месяц. Удивительно, что Боллар выжил, если честно.
— Было бы хуже, если бы умер. Наверное…
— Срок был бы больше, это точно. Но он запросил такую несусветную компенсацию, что правозащитник всерьёз посчитал, что там лишние нули. Несколько раз связывался с Болларом, чтобы тот подтвердил сумму.
— Бреур хочет тебя разорить? — с тревогой спросила я.
— Нас. И да — он хочет гораздо больше денег, чем у меня есть. Но не думаю, что он их получит. В судебной практике просто нет прецедентов с подобными выплатами в качестве компенсаций за причинение обратимого вреда здоровью.
Я глубоко вздохнула, переваривая новости.
— А что говорит твой адвокат?
— Что дело однозначно удастся переквалифицировать из политического в нападение на почве личной неприязни. А вместе с твоими свидетельствами получится стройная и сильная версия. Это вторая причина, по которой я рад, что ты здесь, Гвен. Я всё это время переживал, что Бреур снова до тебя доберётся. Ячер и Ким заверили, что с тобой всё в порядке…
— Бреур пытался меня найти, но Нони его не впустила. Сказала, что мне нездоровится, вероятно, он подумал, что меня посадили на цепь или нечто подобное. А возможно, он специально организовал твой арест, чтобы добраться до меня.
— Такая мысль у меня тоже возникла, — едва слышно прошептал Ирвен, — и как только я увидел Кима, сразу же попросил приставить к тебе охрану. Он так и сделал.
— Я даже не знала, что Кеммер организовал охрану, — я говорила так тихо, что муж скорее читал по губам, чем слышал.
Он повернулся к тюремщику спиной и практически целиком закрывал меня от чужого досужего любопытства.
— Охранники специально действовали скрытно, чтобы тебя не пугать. А когда ты вернулась в имение после разговора с Ячером, они оставались снаружи. А ещё парочку Кеммер приставил к Бреуру, чтобы следить за его передвижениями, — Ирвен погладил меня по спине. — Я же не мог допустить, чтобы он снова тебе навредил. Но просить о подобном в момент ареста, при дознавателях тоже не мог, я же не знал, в чём конкретно меня обвиняет Бреур, и поначалу посчитал, что в похищении тебя. Это было бы логичнее. Тогда требование приставить к тебе охрану сыграло бы против меня. И только позже я понял, что если бы меня обвинили в твоём похищении, то и тебя бы забрали сразу.