А. К.) выборов 2007 года. Вопрос об участии в выборах может быть поставлен лишь в случае резкой либерализации избирательного законодательства. В сложившихся условиях бойкот выборов – фактически единственное реальное средство политической борьбы, оставшееся в арсенале оппозиции. Долой выборы без выбора!»
Друзья Гайдара свидетельствовали: Егор страшно волновался. Но еще больше – гордился. Его просто распирало от гордости за дочь. Гены! Гены проснулись. То, что он не мог себе позволить, но, наверное, очень хотел бы сделать, – взять и повиснуть на Большом Каменном мосту, показывая большую фигу Кремлю, – сделала за него Маша.
И был страшно горд, когда спустя какое-то время Леонид Гозман и новый лидер СПС Никита Белых приехали к нему в Дунино, по выражению Леонида Яковлевича, «просить руки его дочери». В политическом смысле: возглавить московский список партии на выборах, влить свежую кровь, привлечь молодых избирателей, использовать в политических целях громкую фамилию. Гайдар веселился: «До чего дожил – дочь на царство зовут!»
План был хороший. Толку от него было мало. СПС раздирали внутренние противоречия. Внешняя среда была во всех смыслах неблагоприятной. В ноябре 2007-го на «Марше несогласных» в Питере были задержаны Борис Немцов, Никита Белых и Леонид Гозман. Гозману омоновцы сломали руку.
К партии все это имело мало отношения. СПС потерпел разгромное поражение и снова не прошел в парламент. Осенью 2008-го «Союз правых сил» самораспустился. Интересная сложилась семейная ситуация: Мария Гайдар была категорически против роспуска партии, Егор Гайдар – за. На руинах «Союза правых сил», который, в свою очередь, вырос из «Демократического выбора России», Кремль решил на всякий случай создать искусственную квазипартию, так же искусственно объединив обломки старых партийных проектов в нечто под названием «Правое дело». Удивительным образом Гайдар считал, что участвовать в этом мероприятии все равно надо, чтобы держать «поляну». Он настаивал на том, чтобы Леонид Гозман стал сопредседателем партии наряду с Георгием Бовтом и Борисом Титовым, «продуктами разных сфер». Даже Чубайс не был целиком за – при решении вопроса он воздержался. Но Гозман послушался Гайдара и еще некоторое время участвовал в этом проекте, который потом использовался как партийная база для кандидата в президенты миллиардера Михаила Прохорова.
О деликатных международных миссиях Гайдара последних лет мало что известно. Судя по рассказам тех людей, с которыми удалось поговорить, это были инициативные переговоры, иногда с одобрения российских официальных лиц, касавшиеся ядерных сюжетов, которые вдруг актуализировались в середине и особенно во второй половине нулевых.
В 2006 году американцы, обеспокоенные ядерной угрозой со стороны Ирана, достигли договоренности с Польшей и Чехией о размещении системы противоракетной обороны (ПРО) в Восточной Европе. Российское политическое руководство восприняло это как прямую угрозу. Появилось огромное и густо унавоженное поле для конфронтации с Западом и политических спекуляций.
Гайдар, на всю жизнь «раненный» Карибским кризисом, пережитым им в детстве на Кубе, а затем – ответственностью за ядерную державу в стадии распада, очень серьезно относился к проблемам нераспространения ядерного оружия и ядерного баланса. Вторым мотивом этого серьезного отношения было ясное понимание, что любая конфронтация России с Западом, в том числе на основе ядерных разногласий, усилит антиамериканские настроения в нашей стране и одновременно ожесточит и без того весьма воинственный российский истеблишмент, ускорив его милитаризацию. А значит, и милитаризацию государственного бюджета. Как следствие, это может привести к развалу бюджетной сбалансированности. Что будет означать серьезные проблемы для российской экономики. Именно это и произошло впоследствии.
Логика была точно такой же, как и в ситуации с бомбардировками НАТО Сербии в 1999 году: не будите антизападные настроения в России, тем самым не подрывайте основы, а потом уже – остатки демократии в стране.
С 2006 года, еще до отравления, он забил тревогу. В марте выступил с резкой статьей «Ядерный баланс: опасные игры» по поводу возможного размещения американской системы ПРО в Польше и Чехии: «В основе советского военного планирования лежала концепция „ответно-встречного удара“. Речь шла о нанесении ядерного удара при появлении угрозы со стороны противника. Шансы на то, что эта доктрина в России вновь войдет в моду, за последние дни увеличилась… На протяжении последних лет я и многие мои коллеги вели нелегкую борьбу за сохранение в России ответственной финансовой политики на фоне экстремально высоких цен на нефть. Элементом этой борьбы был Стабилизационный фонд. Боюсь, что борьба проиграна. Куда теперь пойдут средства Стабилизационного фонда, догадаться нетрудно».
Примерно таким набором аргументов Гайдар пользовался в ходе своих челночных дипломатических миссий, пытаясь построить back-channel, неофициальный потайной ход для контактов России и Запада. При понимании того, как рассказывал помощник Егора Михаил Слободинский, заставший этот период в жизни Гайдара, что «военные заточены на эскалацию». И именно это обстоятельство, считал Егор, было не до конца понятно «гражданским» лицам, принимавшим решения.
«Его вовлеченность в проект остановить Запад с ПРО была очень внутренней, глубинной, личностной и очень для него важной. Но можно, наверное, сказать, что такого характера проектов, которые бы были судьбоносные для России, ему не хватало. Курс страны был очевидно не тот, который его бы порадовал. Но если внутри этого курса у него была возможность делать что-то по-настоящему значимое для страны, то думаю, что это повлияло бы на его состояние», – говорил Анатолий Чубайс.
Как и предсказывал Гайдар, планы размещения ПРО спровоцировали, а может быть, просто ускорили смену внешнеполитического курса России. Начиная с Мюнхенской речи Владимира Путина в феврале 2007 года вектор стал конфронтационным.
Казалось, миссия провалилась: в 2008 году были достигнуты соглашения американцев с Польшей и Чехией о размещении систем ПРО на их территориях. Но уже в 2009 году, с приходом Барака Обамы на пост президента США, эти планы были свернуты. Гайдар мог оценить это и как свою маленькую победу тоже. Пусть и временную. Правда, о том, что она временная, он уже не узнает…
В самом конце лета 2009 года, как всегда, Егор использовал отпуск, чтобы писать. Гайдар завершил еще одну книгу: «Смуты и институты» (до этого были «Экономические записки», а после смерти выйдет работа «Развилки новейшей истории России», написанная совместно с Анатолием Чубайсом). В сущности, это продолжение «Гибели империи» – политэкономия смуты и краха, вслед за которыми начинается становление новых институтов. «Проблема общества с рухнувшими институтами». О, это про нас. Как и проблемы обществ с профанированными институтами…
«После октябрьского переворота, – писал Гайдар, – в кабинете А. Керенского нашли лист бумаги, на котором его рукой написано: „Хлеба на ½ суток!?“»
Как эта фраза знакома и понятна вице-премьеру правительства ноября – декабря 1991 года…
Книга заканчивается октябрем 1993 года – окончанием еще одной смуты, после которой можно было бы заняться строительством новых институтов. Оно пошло, но крайне медленно, констатировал Гайдар, и растянулось на годы: «Рост начался только в 1997 году, был прерван кризисом 1998 года и вновь восстановился в 1999 году. Впрочем, история этих реформ – тема другой книги».
За работой над этой книгой – в голове он, судя по всему, ее уже написал – Егора Гайдара застала смерть.
Это ведь поразительно. Независимо ни от чего, даже вопреки собственному равнодушию к жизни – продолжать работать. Его друг Екатерина Гениева, когда и сама умирала от рака, сформулировала принцип, который распространяла на Егора Гайдара: «Для себя я в последние месяцы выработала следующую позицию. Легенда о католическом святом Лодовико ди Гонзага гласит, что, когда у игравшего в мяч Лодовико спросили, что он будет делать, если завтра настанет конец света, он ответил: „Я буду продолжать играть в мяч“. С моей точки зрения, мы должны продолжать делать то, что мы можем, „играть в мяч“, который есть прообраз нашего профессионального и человеческого призвания и долга, до той поры, пока высшие силы не остановят нас. Но пока есть эта возможность, я точно буду „играть в мяч“».
Егор был страшно занят. Он продолжал «играть в мяч» – делать то, что должен был делать. Неправда, что он был непонятен публике. Никто и никогда так подробно и внятно, с аргументами и документами, не объяснял свою позицию. И не ленился это делать еще и еще раз. Статьи и книги, в том числе вот эта последняя – «Смуты и институты». И та, над которой он работал. Всякий раз новая книга – объяснительная записка.
На гражданской панихиде Анатолий Чубайс спросит, обращаясь в никуда, urbi et orbi: «Да когда же вы, наконец, поймете Гайдара?»
«Ельцин абсолютно не знал Гайдара. Но Гайдара усиленно навязывали Ельцину США, суля России десятки миллиардов помощи. Это не могло не завораживать Ельцина» – так написали в газете «Московский комсомолец» спустя месяц после смерти Егора Гавриил Попов и Юрий Лужков.
До какой степени нужно ненавидеть и не хотеть понимать, чтобы… продолжать не понимать?
Во вторник, 15 декабря 2009 года, во второй половине дня Егор Гайдар приехал в студию государственного агентства РИА «Новости», в то время превращенного усилиями Светланы Миронюк из пропагандистского инструмента в нормальное средство массовой информации (хотя и на короткое время). В плане было 15-минутное интервью Ирине Ясиной для ее программы «Азбука перемен».
Казалось, он был в неплохой форме. Как всегда, официально и нарочито неброско одет. Светлая рубашка, темный костюм, темный галстук с белыми полосками. Предельно собран, четок в объяснении природы кризиса. Правда, употребил все чаще им используемое выражение: «Жизнь покажет».