Петр Егорович сегодня признается, что с года 1988-го, со своих девяти лет, из разговоров с отцом он знал, что страна и ее экономика разваливаются. Гайдар это понимал. Те, на кого он работал и кого пытался убедить в необходимости смены политики, этого понимать не хотели.
В феврале 1989-го на заседании Политбюро Горбачев эмоционально призывал соратников отказаться от разбазаривания денег и ресурсов. А 3 ноября того же года то же Политбюро все-таки уступило давлению нефтегазового лобби и приняло решение о строительстве нефтегазохимических комплексов в Тобольске, Сургуте и Новом Уренгое. Спустя неделю решение было оформлено постановлением Совета министров СССР – и это несмотря на отрицательные оценки проектов Государственной экспертной комиссии Госплана Союза, Госстроя СССР и Внешэкономбанка, предупреждавшего о рисках роста внешней задолженности страны. «Задержка ввода хотя бы одного Тобольского комплекса на один год, – писал Гайдар в экономическом обзоре в «Коммунисте» уже в начале 1990 года, – обернется для страны необходимостью погашения кредитов в размере 287 миллионов долларов». Последующие события Егор Тимурович описывал так: «После всего этого появляется принятое 29 ноября постановление Государственной экспертной комиссии Госплана СССР, где указывается на необходимость пересмотра валютно-финансовых условий строительства Тобольского комплекса и непроработанность технико-экономического обоснования в целом по Сургутскому. Теперь оно имеет лишь историческую ценность. В 1990 году намечается выполнить строительно-монтажных работ по Сургутскому комплексу на 95 миллионов рублей, Тобольскому – на 18 миллионов, Новоуренгойскому – на 30 миллионов рублей».
А дальше – эхо домашних возмущенных восклицаний Егора, которые запомнил маленький Петя: «Кто будет отвечать за неизбежные валютные потери страны, покажет время. Пока же лица, принимающие решения, явно уверены – никто. А раз так – можно тащить страну в долговую яму».
Пошел обратный отсчет времени до гайдаровских реформ. За все эти потери, в том числе провал в глубочайшую долговую яму, спустя два года ответит сам Гайдар. А те, кто принимал эти и другие решения, останутся в стороне, изображая оскорбленную невинность.
В начале 1989 года вышел в свет уже упоминавшийся однажды сборник статей «Постижение», и в нем была опубликована статья Сергея Васильева и Бориса Львина «Социальные механизмы экономической реформы и характер переходного процесса». Она была примечательна тем, что в ней вещи – открыто и прямолинейно – назывались своими именами. Настоящая экономическая реформа не может быть одновременно глубокой и мягкой. Тогда это не реформа, а очередное «совершенствование». Глубина реформы достижима только благодаря ее жесткости. «В экономическом плане нам не приходится рассчитывать на постепенный переход к рынку. Рынок не может функционировать в несбалансированной экономике, а сбалансированность невозможно обеспечить без рынка». При этом вполне очевидно, что «реформу придется проводить в условиях сильной несбалансированности, а чтобы дать эффект, она должна быть достаточно сконцентрированной во времени, т. е. разовой реформой, а не цепью частичных реформ».
Пророчили авторы и неизбежную непопулярность такого рода глубоких и жестких реформ: «В социальном плане консенсус в пользу реформы будет иметь место разве что в начальный период, когда все (или почти все) будут едины в неприятии предшествующего режима». Содержался в статье и намек на то, что такого рода реформы возможны только в обществе, достигшем «принципиальной однородности»: «Мы имеем в виду не вообще советское общество, а российское».
Такой вот безжалостный капиталистический реализм. И очень точный прогноз. Если учесть, что статья писалась в 1988 году, можно только удивляться тому, как детально за три года до начала гайдаровских реформ были предсказаны ее обстоятельства.
Пока Егор мог только писать: статьи – главный инструмент попыток влияния на политику. А собственно всесторонний анализ того, с какой системой приходилось иметь дело, – это книга, написанная в 1987–1989 годах и опубликованная в издательстве «Наука» уже в 1990-м, «Экономические реформы и иерархические структуры». (Эта работа была упомянута, когда описывался смысл теории административного рынка как одного из идейных источников «ленинградско-московской школы».) И еще – в то же самое время и примерно о том же – докторская диссертация «Экономическая политика и хозяйственная реформа. Проблемы взаимосвязи». По теме диссертации опубликовано 30 печатных работ общим объемом свыше 40 печатных листов. Это объем двух романов Томаса Манна… В автореферате отмечено: «Положения, развитые в диссертации, нашли отражение в записках в директивные органы по проблемам развития хозяйственного механизма и экономической политики в условиях реформы. Результаты исследований обсуждались на заседаниях ученых советов и семинаров ЦЭМИ АН СССР, ИЭП НТП АН СССР, ВНИИСИ АН СССР, МНИИПУ и других институтов».
Иерархические структуры, по Гайдару, – это «группы, заинтересованные в сохранении сложившейся системы хозяйствования» и способные тормозить реформы и «торпедировать намеченные преобразования» – о них-то он и писал в течение нескольких лет в своих статьях, становившихся все более полемически заостренными. Теория превращалась в практику, попытки убедить в своей правоте оборачивались войной с влиятельными лоббистами.
«Слабость контроля рынка за эффективностью использования ресурсов создает… широкие возможности существования предприятий, покрывающих собственное расточительство за счет общегосударственных средств» – так описывал иерархические системы Гайдар, и это описание подходит не только для периода конца 1980-х, но и гораздо более позднего времени, когда демонтаж достижений реформ 1990-х завершился формированием авторитарной политической системы в политике и государственного капитализма в экономике.
Главный ресурс иерархических структур – власть. У кого власть – у того и ресурсы. У кого власть – у того и собственность: об этом Гайдар напишет спустя несколько лет в «Государстве и эволюции», анализируя риски появления государственного капитализма в России. В борьбе за ресурсы иерархические структуры меряются политическим и административным весом, социальным статусом, торгуются. Это – иерархические торги, «в рамках которых формируются плановые сделки, т. е. набор взаимных обязательств. Эти требования, как правило, носят неформальный характер».
В работе, написанной совместно со Станиславом Шаталиным и опубликованной в 1989 году, – «Экономическая реформа: причины, направления, проблемы», Гайдар так описывал иерархический торг: «Предприятия добиваются увеличения ресурсов, выделяемых им для обеспечения выполнения плана, а вышестоящий орган – больших результатов в обмен на выделенные ресурсы».
Гайдар показал разные варианты экономики торга на разных уровнях советской иерархии и тем самым последовательно изложил в том числе теорию административного рынка, которую разрабатывали его коллеги Авен, Широнин, Кордонский, Найшуль. Та система, которая сложилась в 1990-х, конечно, несла в себе черты прежней советской экономики согласований. Только исчезла шкала, по которой можно было мерить статусы претендентов на государственную поддержку, тем более что и поддерживать было нечем – в бюджете не было денег. Ни для красных директоров, ни для отраслевых лоббистов. Но если бы в стране не было ничего, кроме коммерциализованного административного рынка, никакие реальные бизнесы, ставшие кровеносной системой экономики, не заработали бы. А они заработали, как и рыночная экономика.
Именно в ключевых игроках административного торга Гайдар видел основных оппонентов рыночного развития. Что в конце 1980-х, что в 1990-х, что в нулевые годы. В «Экономических реформах и иерархических системах» он описывал не только текущую ситуацию, но и политэкономические сложности будущей системы государственного капитализма, которая окончательно оформится через четверть века: «Трудности представительства интересов таких широких групп, как потребители, налогоплательщики, безработные, ослабляют их позиции в торге за ресурсы. Они значительно сильнее у хорошо организованных групп, ориентированных на перераспределительные процессы и представляющих интересы отдельных отраслей и регионов. Но перераспределительные коалиции затрудняют адаптацию общества к новым технологиям, переструктуризацию ресурсов в соответствии с изменившимися условиями, а потому сдерживают экономический рост».
Ключевое словосочетание, заимствованное у американского экономиста Мансура Олсона, – «перераспределительные коалиции», было, возможно, впервые употреблено в научной литературе по-русски. Именно они, эти коалиции, определяли контуры экономической политики в СССР и тормозили реформы. Именно они будут способствовать затягиванию процесса реформирования экономики в 1990-х и возьмут власть в начале нулевых.
Иван Фролов покинул «Коммунист» в 1987-м, успев поменять команду, а значит, и сам журнал. Он работал помощником Михаила Горбачева. В 1989-м лидер перестройки поздновато, но все-таки обратил внимание на главную газету страны: в сфере медиа все бурлило и кипело, а она стояла как скала, на которой были высечены знакомые бородатые профили основоположников марксизма-ленинизма. Фролов был назначен главным редактором «Правды» и одновременно – секретарем ЦК КПСС. Нетривиальное сочетание: Горбачев хотел добавить Ивану Тимофеевичу аппаратного веса. Позже Фролов станет членом Политбюро.
Кадровое усиление – один из способов реформирования издания. Но одно дело менять содержание и состав журнала, совсем другое – огромной ежедневной газеты, в которой работают сотни человек. Фролов имел богатый опыт управления теоретическими журналами – «Вопросами философии», «Проблемами мира и социализма», «Коммунистом», умел лавировать между необходимостью расширять аудиторию, оставаться приличным человеком и в то же время идти на компромиссы с верхними людьми. Но в «Правде» и это делать было гораздо сложнее. Он пытался искать надежные кадры. «Коммунист» старался не трогать. Но – пришлось. Другого кадрового резервуара Фролов не видел.