Конечно, это была идеальная модель. И не всегда она срабатывала, возникло множество проблем, в том числе криминального свойства, с исчезавшими вместе с ваучерами чековыми инвестиционными фондами. Но ваучерная приватизация стартовала в срок, в октябре 92-го, была доведена до конца, как и малая (уже к сентябрю 1992 года было приватизировано 18 тысяч магазинов, предприятий службы быта и общественного питания, доходы от приватизации превысили 10 миллиардов рублей), а экономика России стала частной и рыночной.
Несмотря на болезненные неудачи и усталость реформаторского «материала», Гайдар чувствовал, что первый этап преобразований все-таки завершен. Спустя 14 лет, когда уже увидела свет его книга «Гибель империи», в одном из интервью он говорил: «…к тому времени, когда в конце мая – начале июня 1992 года я понял, что непонятно, каким образом на основе действий, которые никакой экономической теорией не описываются, нам удалось избежать голода, я понял, что, собственно, самое главное в своей жизни я сделал. Да, потом меня будут проклинать, рассказывать, что я провел операцию без наркоза. А у меня не было наркоза… Меня как-то попросили на узком семинаре… рассказать макроэкономическую историю кризиса 1991–1992 годов… Я подробно, естественно, с цифрами рассказал и спросил присутствующих, которых было человек 25: ну вот вы, такие опытные люди, чтобы вы в этой ситуации посоветовали мне сделать? Двухминутная пауза. Потом министр финансов Мексики сказал, что в этой ситуации он бы немедленно застрелился. Все остальные выходы гораздо хуже».
В мае – июне, проигрывая аппаратные тактические бои, гайдаровцы занялись стратегией. К июлю была подготовлена так называемая «Программа углубления экономических реформ». Единственная из правительственных программ, которая, по замечанию Владимира Мау, была полностью выполнена. Причем почти в срок. По плану экономический рост на рыночной основе должен был стартовать в 1996 году, но в силу множества обстоятельств и зигзагов российской истории он начался с небольшим опозданием – в 1997-м.
Яков Уринсон вспоминал: «Над этой программой по заданию Гайдара работала на даче в «Волынском» команда во главе с Ясиным. Участником этой команды был и я. Программа (она получила название «Программа углубления реформ») была подготовлена, подписана Гайдаром и обнародована, но формально принята не была. При ее обсуждении в Верховном Совете РСФСР звучали отдельные здравые замечания, но в основном – политически мотивированная ругань в адрес Гайдара и его команды».
Уринсон писал раздел программы по структурной политике и был жестко раскритикован Чубайсом: архитектор приватизации утверждал, что никакой «селективной» промышленной политики в условиях реформ быть не может. Она оборачивалась тем же, что и льготные кредиты. Уринсон признал правоту Чубайса: «Всякая политика такого рода заканчивается тратой денег, воровством и блатными делами».
С такого рода предложениями, исходившими от «Гражданского союза», гайдаровской команде предстояло бороться осенью 1992-го. Про эту экономическую идеологию Сергей Васильев писал в неопубликованной статье: «Мировой опыт свидетельствует о неэффективности структурной перестройки на основе априорно задаваемых приоритетов. Совершенно невозможно просчитать, какая из специализаций страны окажется наиболее эффективной».
«Гражданский союз» начал серьезную игру еще в августе: в союзе с хасбулатовским Верховным Советом было созвано совещание товаропроизводителей. Было анонсировано участие Ельцина (о чем он и не подозревал) и требование «сформировать правительство народного доверия» (что слишком явно демонстрировало замысел). Ни Ельцина, ни Гайдара на совещании, естественно, не было. Эффект в тот раз в политическом смысле оказался нулевым.
В программе команды Гайдара, только-только выбравшейся из-под хаотического нагромождения срочных «шоковых» мер, перемешанных с компромиссами, и давшей самой себе задание разобраться теперь с моделью будущего, выделялось три этапа преобразований. Первый, все еще продолжавшийся: либерализация (в том числе оставшихся регулируемыми цен) и финансовая стабилизация. Второй: восстановление народного хозяйства, институциональные изменения, создание условий для развития предпринимательства и конкуренции (приватизация), реформа социальной сферы, создание равных условий для отечественных и иностранных инвесторов, рыночное законодательство, реформа госуправления, укрепление правоохранительной и судебной системы, которая должна стоять на страже частной собственности, устранение препятствий для выхода на рынок новых предприятий, поддержка малого бизнеса. Третий: экономический подъем.
В программе намечались структурные реформы, включая пенсионную (впервые речь зашла о частных и страховых пенсионных системах), адресный характер социальной поддержки, борьба с бедностью методом увеличения числа состоятельных и предприимчивых, а не способами «ковровой» господдержки всех социальных слоев.
В 1996 году реформаторы предполагали увидеть реформированную экономику: открытую, демилитаризованную, с сильным частным сектором и системой социального партнерства и целевой соцподдержкой, «с государством, взимающим умеренные налоги и экономно расходующим средства налогоплательщиков».
Осталось только увлечь этой программой Верховный Совет. Что было уже решительно невозможно.
В ответ на подготовку среднесрочной программы правительства поднялась новая волна программотворчества – на фундаменте уже состоявшейся либерализации делать это было проще, не говоря уже о готовности снести крайне непопулярное правительство и порулить процессами восстановления экономики. Возник рынок программ. В ноябре, выступая на очередной сессии Верховного Совета, Гайдар перечислил некоторые из них – «Гражданского союза» (с «селективной» промышленной политикой и планами заморозки цен, с поддержкой предприятий, а не людей – в чистом виде философия красных директоров), группы экспертов президента (под руководством известного экономиста Игоря Нита), оргкомитета съезда товаропроизводителей и проч.
Программа «Гражданского союза» была передана Ельцину из рук в руки: лоббисты добились персональной встречи с ним при участии Аркадия Вольского и Александра Руцкого. Возникало впечатление, что с президентом встречается будущий кабинет министров.
Тогдашний пресс-секретарь главы государства Вячеслав Костиков вспоминал, что «Гражданский союз» наметил кадровые перестановки в правительстве, предложив заменить Полторанина, Шохина, Козырева, Нечаева, Хлыстуна на своих кандидатов и убрать Бурбулиса. На позицию Шохина предлагался близкий Вольскому человек, бывший народный депутат СССР Александр Владиславлев. На пост министра экономики выдвигались Евгений Сабуров (знал ли он сам об этом?) или последний председатель Госкомстата СССР Вадим Кириченко (отец резко критиковавшего правительство Гайдара талантливого журналиста Никиты Кириченко, первого главного редактора журнала «Эксперт»).
Свидетель этого события Вячеслав Костиков писал: «Понимая, что требовать от Ельцина головы Гайдара было бы слишком нагло, все согласились, что Егора Тимуровича можно оставить.
– Но вы понимаете, что при таких глобальных изменениях в правительстве Гайдар уйдет сам. Нет, Гайдара я не отдам. Гайдар – это попадание в десятку. Лучше мы не найдем, – отрезал президент».
И тем не менее «Гражданский союз» добился главного эффекта – казалось, что Ельцин торговался с лоббистской организацией по составу правительства. В номере от 4 ноября газета «Коммерсантъ» писала: «…известно, что „Гражданский союз“ не намерен требовать отставки Гайдара, но будет настаивать на том, чтобы его люди получили важнейшие министерские портфели, в том числе министра экономики. Главной особенностью нового правительства должно стать то, что министры будут персонально ответственны не только перед президентом и парламентом, но и перед „Гражданским союзом“, давшим им рекомендации на занимаемые посты. Таким образом, „Гражданский союз“ фактически получит статус правящей партии».
Комментируя все эти программы на сессии Верховного Совета, Гайдар четко сформулировал, с чем из предложенного он не может согласиться. Во-первых, «опасно пытаться решить острые экономические проблемы реставрацией традиционных моделей прямого адресного регулирования и распределения ресурсов». Во-вторых, правительство «категорически против идей, связанных с возможностью оживления экономики за счет массивной инфляционной накачки ничем не обеспеченной денежной массы». В-третьих, гайдаровцы не согласны с идеями о «необходимости и возможности стабилизации экономики на основе широкого замораживания цен и заработной платы».
То есть правительство как минимум выступало против идей, которые могли перечеркнуть все то, что было сделано начиная с января и что составляло суть и смысл рыночной экономики.
Гайдар опять-таки не ленился объяснять. Например, говорил о том, что логика развития нормальной экономики состоит не в росте любой ценой чего попало или того, на что отлоббированы государственные деньги. Главное, чтобы росло производство товаров, нужных потребителям: «Наша задача не восстановить, не дай бог, объем производства в том же виде и в той же структуре, в которой он существовал в 1989 году. Это не стабилизация экономики, а лишь реставрация ненужной, милитаризованной структуры. Наша задача состоит в том, чтобы… экономика повернулась к нуждам человека… В этом году мы сократили производство (я говорю не о производстве, а о закупках из государственного бюджета) танков в 34 раза, боевых машин пехоты – в 18 раз, полевой артиллерии – в 33 раза».
Кстати, в августе 1992-го, в годовщину победы над путчистами – всего-то ведь год прошел, а казалось, что целая эпоха, – Егор позволил себе расслабиться. С верными оруженосцами Ярошенко и Головниным и с еще несколькими соучастниками событий он подъехал на микроавтобусе к Краснопресненской набережной и оттуда вместе с ними пошел пешком к Белому дому. «Народ обалдевал, видя живого Гайдара, – вспоминал Виктор Ярошенко. – Мы еле прорвались через собравшуюся – доброжелательную – толпу к Белому дому, были впущены внутрь, где выпили в каком-то кабинете».