«Выбор России» получил четыре комитета Думы, самый важный и большой комитет по бюджету по договоренности с Григорием Явлинским был отдан «Яблоку». Гайдар стал рядовым членом этого комитета с нерядовым политическим весом, а возглавил его самый толковый, по мнению Егора, представитель «Яблока» Михаил Задорнов, будущий министр финансов. В тот же Комитет входил будущий вице-премьер Александр Жуков, в то время представлявший депутатскую группу «Союз 12 декабря», куда входили Ирина Хакамада и Борис Федоров, либералы, но не гайдаровцы. Александр Починок, специалист по налогам, заседал в том же комитете от «Выбора России» – он был одним из тех, кому как профессионалу по-настоящему доверял Гайдар.
Популистскими фракциями готовились антиреформаторские законы, а чтобы их остановить, приходилось писать свои варианты законопроектов на те же темы. Каждый проект закона обсуждался на фракции и на ее президиуме почти постатейно. Это был настоящий парламент с настоящей парламентской борьбой. В какой-то момент, чтобы включить в процесс правительство, существовавшее отдельно, однако в своей реформаторской части поддерживавшееся «Выбором России», Гайдар придумал своего рода «комиссию по противодействию Госдуме» – институт представителей правительства в парламенте. Идея была принята, а в министерствах со временем появились посты статс-секретарей, отвечавших за связи в том числе с парламентом.
Как когда-то «Коммунист» и «Правда», теперь для Егора главным каналом донесения своих ключевых идей на злобу дня стали «Известия», основной источник информации для российского образованного класса, привыкшего читать эту газету годами, если не десятилетиями. Конкуренция в сегменте качественной прессы в те годы усилилась с появлением «Независимой газеты» и газеты «Сегодня», которые завоевывали более молодую качественную аудиторию, новую постсоветскую интеллигенцию. Тем не менее тираж «Известий» и общероссийское распространение газеты являлись очевидными преимуществами для Гайдара, которому необходимо было объясняться с массовой и в то же время высокообразованной аудиторией. И для этого в качестве трибуны он регулярно выбирал газету Игоря Голембиовского, ставшего главным редактором в 1991 году.
10 февраля в «Известиях» была опубликована принципиально важная для понимания позиции Гайдара статья «Новый курс. Возрождение государственного регулирования обогащает богатых и разоряет бедных». По сути, это был манифест «нового Гайдара», лидера демократического движения, не чиновника, а политика.
«Экономика избежала летального исхода, более чем возможного в 1991 г., – писал Егор. – Но не удалось создать серьезный задел для решения главной задачи – структурной перестройки всей экономики, массированных инвестиций, обновления технической базы, роста производства, возникновения здорового среднего класса. Реформы не исчерпали себя, их просто прервали».
Если у правительства нет единой идеи, рассуждал Гайдар, ему трудно противостоять лоббистам. Идеология «пусть идет как идет» на самом деле означает «пусть валится как валится»: «Сиюминутное спасение производства путем бумажных инвестиций есть помощь конкретным руководителям отрасли ценой ограбления России».
Гайдар не был бы Гайдаром, если бы не погрузил конъюнктурный анализ в широкий исторический контекст: он сравнил бег России к мировой цивилизации с апорией об Ахиллесе и черепахе, согласно которой Ахиллес никогда не сможет догнать черепаху: «Трагический, „рваный, квантованный“ цикл русской истории, истории рывков и стагнации… Беда русских реформ была в том, что, столкнувшись с очередной необходимостью ответить на вызов времени, лидеры страны шли, казалось бы, единственно возможным путем: напрягали мускулы государства».
Гайдар видел в этом ключевую ошибку и одновременно корень проблем. И вспоминал «Медного всадника» Пушкина: «О, мощный властелин судьбы! / Не так ли ты над самой бездной / На высоте, уздой железной / Россию поднял на дыбы?»
«Опыт показал: за рывком неизбежны стагнация и (или) обвал. Страна не может долго стоять на дыбах». Получалось так, что империя – и Российская, и Советская – в результате боролась не только с внешним миром, но и со своим же обществом: «„Узда железная“ быстро ржавела и становилась цепью, впившейся в живое мясо страны». «Все живые силы страны существовали, противостоя государству», «шла „холодная война“ между обществом и государством».
Идея реформы 1991 года, обращал внимание Гайдар, была совершенно другая – и речь здесь не только об экономике: «Тогда, в первые месяцы 1992 г. … это был „методологически новый“ рывок в русской истории: не государство опять пришпорило народ, а государство отпустило вожжи, и действительно „невидимая рука рынка“ потянула телегу из грязи».
Затем Гайдар снова обратился к текущему моменту: государство возвращается. Но здесь важны не только и не столько идеологические моменты, сколько задачи «сугубо приватного характера – усиление роли государства ради возможности спешного обогащения за счет государства… В государстве новейшие практики-государственники видят не Медного всадника, а огромную дойную корову».
В результате «коррупция становится не побочным продуктом, а детерминантой (по меньшей мере одной из детерминант) политического процесса».
Почти во всех своих главных статьях и книгах Гайдар показывал дилемму или развилку. Так и в этой статье: «Обильные государственные расходы, запретительно высокие, но все равно не поспевающие за ними налоги, дорогое коррумпированное государство, бремя содержания которого парализует инициативу общества, его способности к саморазвитию, или последовательный отказ от бюрократических излишеств, освобождение простора частной инициативы и предпринимательства, сокращение неэффективных государственных расходов и опирающееся на него снижение реального налогового бремени – вот суть выбора, перед которым сегодня оказалась Россия».
Далее – целеполагание, вытекающее из признания ошибок – уступок напору отраслевых лоббистов в 1992-м: «Мы обязаны возобновить реформы даже не с того места, где они остановились сегодня, а с того, где они начали буксовать в середине 1992 г.»
23 февраля 1994 года Госдума проголосовала за амнистию членам ГКЧП, участникам столкновений 1 мая 1993 года, а главное – фигурантам событий сентября – октября 1993-го – «в целях национального примирения, достижения гражданского мира и согласия». Прошло всего-то четыре с половиной месяца после гражданской войны, и вот на свободу среди прочих вышли Руслан Хасбулатов, Александр Руцкой, «министр обороны» мятежников Владислав Ачалов и его «зам» Альберт Макашов, лидеры радикальных организаций Виктор Анпилов, Станислав Терехов, Александр Баркашов. Инициатором амнистии был Владимир Жириновский, не поддержали его в основном проельцинские фракции, хотя, например, Сергей Шахрай был активно за.
Гайдар, который еще несколько месяцев назад находился в эпицентре фактической гражданской войны, воспринял амнистию чрезвычайно близко к сердцу. К тому же утверждение амнистии стало еще одним поражением «Выбора России» – вторым после первого места жириновцев на выборах.
3 марта в «Известиях» он чрезвычайно эмоционально объяснил свою позицию в статье «Кто уступает экстремизму, тот становится его жертвой». Акт освобождения он назвал амнистией «мятежу, огню, террору». Гайдар видел политическую логику в действиях сторонников амнистии: «…сегодня, пока политическое море не штормит, роль системной оппозиции не слишком заметна. А вот если удастся вызвать новые волны, раскачать лодку, то тогда те же коммунисты Зюганова могут оказаться „центром“, к которому вынуждена апеллировать и та, и другая стороны… Спровоцировать пожар, чтобы оказаться в роли пожарных».
В статье Гайдар фактически изложил основы тактики «Выбора России» – пытаться формировать максимально возможное поле для компромиссов разумных политических сил и фигур, поддерживать Ельцина, при этом во многом с ним не соглашаясь, поддерживать правительство в тех ситуациях, когда оно принимает рациональные решения, и оппонировать ему в тех случаях, когда оно ведет себя прямо противоположным образом.
Интересно, что исторически самое первое послание президента Федеральному собранию было зачитано Ельциным на следующий день после объявления Думой амнистии. Оно было посвящено укреплению государства, что, в сущности, логично в эпоху, последовавшую за радикальной реформой, отступлением от нее, жестоким эпизодом борьбы за власть, окончанием двоевластия. Под укреплением государства, впрочем, различные политические силы понимали совсем разное.
11 марта в ходе заседания Госдумы Гайдар высказался о своем понимании укрепления государства – через призму бюджетной политики: «Если вы внимательно проанализируете этот бюджет (а это действительно стержневой документ экономической политики), вы увидите, что в нем предполагается наиболее высокими темпами наращивать расходы не на здравоохранение, не на образование, не на культуру, а на содержание государственного аппарата. В нем впервые за последние годы намечена линия увеличения доли государства в валовом внутреннем продукте. Если раньше с трудом, сокращая военные расходы, сокращая субсидии, мы все-таки шаг за шагом продвигались к более дешевому государству, то сейчас намечается линия на более дорогое государство… Мы глубоко убеждены в том, что выход из сегодняшнего состояния российской экономики один – это действительно путь укрепления российской государственности, но не за счет увеличения числа чиновников (и увеличения числа взяток, которые они будут иметь возможность получать). Это путь радикальных реформ, направленных на всемерное сокращение неэффективных государственных расходов, на сокращение государственного аппарата, на отказ от ненужных, по существу лишь порождающих коррупцию, форм регламентации хозяйственной жизни, которые нам так и не удалось одолеть, начиная от лицензирования различных видов деятельности и кончая адресным регулированием внешней торговли, которое стало важнейшим источником коррупции по всей России… Я убежден, что сильное российское государство – это не государство, бряцающее оружием и пытающееся запугать соседей. Это государство с сильной валютой, с низкими налогами, с надежными гарантиями собственности, с надежным правопорядком».