Гайдар ответил: «…тяжело видеть, как люди, которым Вы сегодня доверяете, просто компрометируют Вас своими лживыми донесениями и беспомощными действиями, как это было, например, при разрешении кризиса с заложниками в Первомайском… К сожалению, много общаясь с людьми, с избирателями в разных регионах России, прекрасно понимаю, какой груз ответственности в глазах людей за сегодняшние непростые проблемы лежит на тех, кто взял на себя политическое мужество начать преобразования, а значит, в первую очередь на нас с Вами. Именно поэтому сегодня выдвижение Вашей кандидатуры как центра противостояния коммунистам не кажется мне правильным решением».
Кто-то же в этом должен был быть виноват. Вот просто во всем. Кого-то нужно было сбросить в год выборов с воздушного шара, чтобы он прекратил высокоскоростное падение. В январе 1996-го Ельцин объявил, что во всем виноват Чубайс. И с треском уволил его. В интерпретации Ельцина postfactum это звучало как «в очередной раз группа Коржакова – Сосковца сумела меня с ним поссорить». «Кто же будет нас защищать? Что нам делать?» – спросил Чубайса вечером 15 января Евгений Ясин. «Работать – столько, сколько сможете», – ответил экс-первый вице-премьер.
Тогда же был уволен глава администрации президента Сергей Филатов, чье имя было связано с демократической линией в Кремле, а на его место поставлен человек, который среди прочих нес ответственность за начало войны в Чечне, – бывший министр по делам национальностей Николай Егоров. После событий в Буденновске он был отправлен в отставку, а теперь триумфально возвращен в высшую власть. Филатов же был назначен в предвыборный штаб Ельцина, контролировавшийся главой Службы безопасности президента Александром Коржаковым и шефом ФСБ Михаилом Барсуковым. Возглавлял эту структуру Олег Сосковец. Что характерно, Ельцин еще не заявил публично о том, что будет выдвигаться в президенты. А Филатов словно в наказание за докладную записку главе государства сентября 1995 года об усилении группы Коржакова – Барсукова – Сосковца был помещен в качестве сотрудника непосредственно в эту группу, где ему поручили работу с интеллигенцией.
На этот раз, в отличие от 1994 года, Гайдар, естественно, отговаривать Ельцина от решения об отставке Чубайса не мог. Он был в оппозиции. И увольнение Чубайса лишь добавляло уверенности в том, что свой прежний курс президент явным образом поменял. С чем не был согласен сам Анатолий Борисович. Однажды Гайдар вспоминал: «Ельцин очень ценил эффективность и жесткость. Чубайс перед ним не лебезил. Сначала это его раздражало, а потом, напротив, вызывало уважение. „Ты хочешь пойти с этим к Ельцину, да ты с ума сошел!“ – говорили Чубайсу, когда он, например, боролся с налоговыми льготами организациям типа Национального фонда спорта. И действительно поначалу это вызывало у Ельцина крайне негативную реакцию. Но Толя выходил от него с подписанной бумагой».
Гайдар в Ельцина не верил. А Чубайс, несмотря ни на что, верил.
Демократы в лихорадочной спешке перебирали фамилии. Возникал даже вариант Михаила Горбачева, что выдавало неспособность представителей демдвижения реалистически оценивать ситуацию. Как и в случае с Черномырдиным: на него можно было поставить, но он ни в коем случае не пошел бы против Ельцина. Только если бы сам президент сделал ставку на своего премьера. После того как появилось сразу несколько инициативных групп по выдвижению Виктора Степановича (причем в буквальном смысле инициативных, не назначенных сверху), сам ЧВС в начале февраля ушел от греха подальше в отпуск. После резкого и слабомотивированного разрыва договоренностей Явлинским весной 1995 года «Демвыбор» не был готов поддерживать лидера «Яблока». Слишком свежи воспоминания… Раздавались и голоса в пользу отмены выборов.
Для Гайдара, который ставил перед собой задачу не допустить возвращения к власти (и не только в парламенте) коммунистов, оставался один вариант – Борис Немцов, молодой и харизматичный губернатор Нижегородской области.
Немцов нравился и Ельцину – как минимум до той поры, когда губернатор выступил против войны в Чечне и в считаные дни января 1996-го в одной только Нижегородской области собрал более миллиона подписей с требованием прекратить бойню, показав часть из них лично главе государства. Президент дважды называл Бориса своим преемником – при посещении Нижнего Новгорода в 1994 году и позднее, представляя его Биллу Клинтону. Яркий, образованный, умеющий разговаривать с представителями любых социальных и профессиональных групп, 36-летний высокий красавец с непокорной черной шевелюрой – таких людей в окружении Бориса Николаевича не было. Приверженность демократическим ценностям и относительный успех региональных реформ, которые Немцов разрабатывал вместе с Явлинским, и в то же время естественная «территориальная» дистанцированность от гайдаровских преобразований превращали Бориса в идеального кандидата для демократических избирателей, расколотых своей лояльностью либо Гайдару, либо Явлинскому.
История отношений Егора и Бориса началась, естественно, в 1992-м. И первое, что отметил Немцов, – это сочетание в Гайдаре интеллигентности с жесткостью и решительностью. Контакты премьера и губернатора не были благостными. Сначала премьер увещевал жаловавшегося ему губернатора: хлеба на два дня осталось, мазута на три – это у всех так. Был и конфликт, связанный с кризисом наличного обращения, – Борис придумал региональную валюту, «немцовки». Тогда Гайдар и Немцов сильно поругались, и Егор даже предположил, что Борису пора отправляться на покой, на что губернатор ответил: «Не вы меня назначили, не вам меня снимать».
Была и ситуация, когда Немцов сильно Гайдару помог, распознав резолюцию с поддельной подписью и. о. премьера России об отгрузке бэтээров в Азербайджан во время Карабахской войны.
Лучше узнать Гайдара Немцову помог эпизод с решением вопроса подъема Чебоксарского водохранилища, против чего выступало руководство Нижнего Новгорода, опасаясь затопления города и заболачивания Волги. Егор, который быстро и жестко вел совещание по этому поводу, выслушав аргументы участников, коротко и категорично подвел его итоги: «Водохранилище поднимать не будем. Решение принято».
После этого совещания заместитель Немцова, человек старой советской закалки Иван Скляров предложил Борису отблагодарить Егора – всего-то бутылкой арзамасской (то есть из родовых гайдаровских мест) водки, двумя банками черной икры и матрешками. Классический советский набор с изъявлением благодарности за правильное решение вопроса. Немцов вспоминал: «Вот со всем, что бог послал, поднялся я к Егору Тимуровичу: „Можно к Егору Тимуровичу?“ – „А что такое?“ – „Ну, я ему кое-что забыл передать“. Открывается дверь, я захожу: „Вот, Егор Тимурович, спасибо вам большое“. Он покрылся пятнами, он топал ногами, он на меня кричал, он меня выгнал в конце концов. Со всем: с водкой, с икрой, со всей программой. Значит, я уже не помню, кубарем свалился с пятого этажа, наорал на Склярова. Это к вопросу о честности…»
Ничего ужаснее, чем эта «благодарность», и придумать-то было невозможно. Тогда уже стало понятно, что пришел руководитель нового типа, который принимает решения, но «порешать вопросы» с ним в принципе невозможно.
Все эти эпизоды стали своего рода предисловием к большой дружбе. Так что Гайдар не поленился и поехал к Немцову в Нижний Новгород – уговаривать его стать кандидатом от демократов. Немцов отказался. Возможно, не верил в победу. Не верил в то, что голоса демократических избирателей не будут раздроблены, не верил в то, что Ельцин не пойдет не выборы. Да и вообще гораздо комфортнее себя чувствовал в качестве руководителя большого российского региона. Понимал, что на кандидатстве его харизма может сгореть, – не хотел быть неудачником. В 1997-м дочь Ельцина Татьяна Дьяченко уговорила Немцова перейти на должность первого вице-премьера в правительство. Борис не хотел, но аргумент, согласно которому нужно было «помочь папе», оказался для него не пустым. Харизма Немцова сгорела в высших слоях московской политической атмосферы. Чего он, собственно, и боялся. Главное же, на что намекнул Гайдар в выступлении на политсовете ДВР 24 февраля: «Нет ни у кого сомнения в том, что Немцов, конечно же, согласился бы баллотироваться, если бы Явлинский поддержал его кандидатуру».
Тогда еще Гайдар считал кандидатуру Ельцина непроходной, но полагал, что надо продолжать поддерживать диалог и с ним, и с Явлинским.
После президентских выборов Гайдар признается: «Теперь могу сознаться: я не верил, что Черномырдин или Немцов сумеют всерьез конкурировать с Зюгановым. Должно быть, и они не верили… Я был в отчаянии!»
«Я хорошо представляю наших избирателей – избирателей ДВР, – которые не проголосуют за Явлинского, но охотно проголосовали бы за Немцова, – рассуждал в те дни Гайдар. – Я представляю избирателей „Яблока“, которые никогда не проголосовали бы за Гайдара, но проголосовали бы за Немцова. Но здесь нужна была хотя бы предпосылка: нужно согласие Григория Алексеевича Явлинского на эту коалицию, иначе – просто разделение голосов, а это бессмысленно. К сожалению, в ходе наших переговоров добиться такого согласия так и не удалось».
Получалось, что выдвижение Ельцина и Явлинского блокировало возможное выдвижение Черномырдина и/или Немцова.
В самом начале февраля в Давосе прошел очередной экономический форум, превратившийся в бенефис Геннадия Зюганова, представшего перед иностранными инвесторами доброжелательным социал-демократическим кандидатом. Но 5 февраля на «избирательном участке» в Давосе собрал пресс-конференцию Чубайс и сравнил высказывания лидера коммунистов (и наиболее вероятного на тот момент победителя президентских выборов) в Швейцарии с партийной программой КПРФ, предупредив, что Западу, очарованному «выездной моделью» Зюганова, придется разделить ответственность за кровавую национализацию собственности. Наблюдавшие за этими сценами олигархи признали правоту Чубайса. И именно в Давосе родился «пакт» в поддержку на выборах Бориса Ельцина. Крупным собственникам было что терять, и, как бы банкиры ни были циничны и адаптивны, поверить Зюганову они не могли.