Евгений Ясин вспоминал: «В Давосе вся российская делегация жила в одной гостинице. В баре сидели Березовский и Чубайс. Там у меня на глазах (я, правда, ничего не слышал – сидел на большом расстоянии) начался разговор о коалиции бизнеса и бюрократов за Ельцина. Вот Чубайса свалили, а потом позвали делать эту работу».
В марте Ельцин принял крупных предпринимателей в Кремле, разговор оказался неожиданно жестким – гости президента говорили о неэффективности штаба во главе с Сосковцом, которого Коржаков давно хотел сделать фактическим «регентом» при живом Ельцине. Как результат, была создана так называемая аналитическая группа, которая и привела летом Ельцина к победе в президентских выборах. Группу по общему настоянию, с чем президент согласился, возглавил Анатолий Чубайс. Но прежде чем сформировать новый штаб, пришлось пройти еще через одно испытание – не только либеральным помощникам президента, Чубайсу, Гайдару. Стране. О чем она и не подозревала.
7 февраля в «Известиях» члены Президентского совета, некоторые из которых идеологически были близки к Гайдару (например, литературовед Мариэтта Чудакова), выступили за консолидацию вокруг Ельцина. 15 февраля в родном Екатеринбурге Ельцин объявил о решении баллотироваться в президенты. Гайдар назвал это третьей ошибкой Бориса Николаевича после отказа от ускорения реформ в декабре 1993 года и начала Чеченской войны.
В то же время он понимал, что после того, как Явлинский отказался поддержать Немцова, а сам Борис благоразумно отказался от участия в президентской гонке, хороших решений нет. Как не было решением предложение Гайдару баллотироваться самому. Он немедленно это предложение отверг.
29 февраля Ельцин пригласил Гайдара для разговора. Егор неожиданно для себя отметил, что видит прежнего президента – мобилизованного и активного: «Такое ощущение, что не было этих пяти лет, как будто мы снова в октябре 1991 года». Тогда у Егора закралось сомнение в собственной правоте и категоричности.
По оценкам Чубайса, поддержка Ельцина «Демвыбором России» давала бы дополнительных 1–2 %. Но поддержка партии, а значит, Гайдара ему нужна была не в политтехнологическом, а в человеческом смысле. И он эту поддержку получил, хотя Егору Тимуровичу развернуть мнение в партии было непросто. Как оценивал потом ситуацию Чубайс, «Егор сыграл роль магнита для избирателей, хотя и не очень сильного». «Гайдар рядом с предвыборным штабом и рядом не стоял», – рассказывал Леонид Гозман. Этого от него никто и не требовал.
Гайдар вспоминал: «После того как Ельцину удалось в течение марта сделать предвыборную ситуацию в стране двухполюсной, наша позиция, по существу, стала очевидной. При выборе между Зюгановым и Ельциным мы, как демократическая партия, просто обязаны поддержать Ельцина».
Окончательное решение о поддержке было принято на съезде партии 18 мая. Одним из аргументов Гайдара был моральный: «Ну если мы сами, дорогие друзья, договорились, что это реальный выбор между Зюгановым и Ельциным, и мы на самом деле надеемся, что Ельцин победит. Мы хотели бы, чтобы кто-то другой взял на себя моральную ответственность за эту победу, потому что у нас такие чистые, „белые перчатки“… Мне кажется, что это как раз позиция, уязвимая с моральной точки зрения».
Выбор, подчеркнул тогда Гайдар, – не за власть, а за «шанс нормального, цивилизованного развития России».
До того как партия Гайдара поддержала Ельцина, случился по-настоящему драматический эпизод, который мог спровоцировать еще один акт гражданской войны. 15 марта Дума (точнее, коммунисты, что в то время было одно и то же) пошла на предвыборное обострение противостояния – отменила решение Верховного Совета РСФСР от 12 декабря о денонсации Договора об образовании СССР: «Подтвердить, что Соглашение о создании Содружества Независимых Государств от 8 декабря 1991 года, подписанное Президентом РСФСР Б. Н. Ельциным и государственным секретарем РСФСР Г. Э. Бурбулисом и не утвержденное Съездом народных депутатов РСФСР – высшим органом государственной власти РСФСР, не имело и не имеет юридической силы в части, относящейся к прекращению существования Союза ССР». Это означало, что Советский Союз тем самым – в представлении российских депутатов – возрожден. Разумеется, никаких правовых последствий этот чисто символический акт не мог иметь, зато он должен был разбудить зверя в Ельцине. И провокация достигла цели.
Президент думал не слишком долго. 17 марта, при «поддержке» Коржакова, который мог сохранить «контроль» над президентом только в результате остановки электорального процесса, Ельцин дал поручение готовить роспуск Думы, запрет КПРФ, перенос выборов, соответствующие указ и обращение к народу. В ответ на это помощники из гражданского (не силового) крыла написали меморандум с аргументами против такого решения.
18 марта в шесть утра Ельцин проводил совещание. Против чрезвычайных мер выступили премьер Виктор Черномырдин и министр внутренних дел Анатолий Куликов. Остальные поддержали роспуск, запрет, перенос. Дочь президента Татьяна Дьяченко позвонила Чубайсу. Первый, кому Анатолий Борисович ретранслировал плохую новость, был Гайдар.
«Он позвонил мне в семь утра, – вспоминал Егор, – и сказал: „У нас большие неприятности, срочно приезжай“. Я в принципе человек спокойный, но в то утро, бреясь, от волнения едва не отрезал себе пол-уха. Мы договорились, что он пойдет уговаривать Ельцина не делать глупостей, а я отправился в американское посольство звонить Клинтону, чтобы он убедил Бориса Николаевича не отменять выборы. Кровью, которая текла из уха, я залил весь Спасо-Хаус, резиденцию посла. Это был, возможно, самый опасный момент в постсоветской истории России».
Ельцин отменил свое решение, прежде всего прислушавшись к Чубайсу, одним из аргументов которого был следующий: коммунистическая идеология остается в головах людей, отменить ее указом президента нельзя. В книге Ельцина «Президентский марафон» эти события описаны так: «Мы разговаривали около часа. Я возражал, повышал голос. Практически кричал, чего вообще никогда не делаю. И все-таки отменил уже почти принятое решение».
19 марта тоже было днем важнейших событий. Президент провел встречу с представителями крупного бизнеса, на которой они обрушились с критикой на штаб Сосковца. В тот же день президент сам начал оттеснять клан Коржакова – Барсукова – Сосковца: создал Совет избирательной кампании, куда ввел Чубайса, Игоря Малашенко, Татьяну Дьяченко – челночного дипломата между президентом и либеральным крылом. А затем сформировал реальный штаб кампании, который боролся не за власть Сосковца над Ельциным, а за победу Ельцина – аналитическую группу под руководством Анатолия Чубайса.
Возможно, тогда и созрело решение Гайдара на некоторое время удалить семью из страны – на случай развития экстраординарных ситуаций с выборами. Строго говоря, на случай гражданской войны. Сын Паша только должен был пойти в начальную школу. Он был отправлен с бабушкой и дедушкой в Прагу, где им очень не нравилось. Петя и Ваня поехали на учебу в Лондон. Сам Егор Тимурович, естественно, уезжать не собирался. Как и страховаться – физически и юридически. Приведение приговора ревтрибунала в исполнение не является страховым случаем…
И опять Чубайс звонил в неурочный час Гайдару – ночью 19 июня. Слова были впечатляющими: «Это конец». Ответ Коржакова оказался чрезвычайно серьезным. Вот уж в самом деле месть – это блюдо, которое подают холодным: в промежутке между двумя турами члены избирательного штаба Сергей Лисовский и Аркадий Евстафьев были задержаны по команде силовиков на выходе из Дома правительства с коробкой из-под ксерокса, в которой лежало более 500 тысяч долларов. Это были деньги, которыми организаторы кампании расплачивались за публичные мероприятия и шоу. «Коробка из-под ксерокса» на долгие годы стала символом неформальной «оркестровки» выборов в России. Тогда для Коржакова было важным выбить из игры людей Чубайса, чтобы получить безбилетником все блага и достижения кампании, организованной не им – Ельцин в то время уже шел к победе. Или, наоборот, сорвать второй тур выборов, вернувшись к мартовскому сценарию их отмены, тем более катастрофическому.
Аналитическая группа воевала на два фронта: на внутреннем – за Ельцина – с Коржаковым, на внешнем – за победу Ельцина на выборах – с Зюгановым. В ту ночь решался вопрос, кто победит в войне за Ельцина – силовики или гражданское крыло. Наутро Борис Николаевич расстался с Коржаковым, Барсуковым и, как выразился на пресс-конференции Чубайс, «их духовным отцом Сосковцом». Анатолий Борисович заявил, что благодаря произошедшему вбит последний гвоздь в гроб коммунизма. Эту фразу запомнили на долгие годы. В то же самое время генерал Александр Лебедь, занявший в первом туре президентских выборов третье место, поддержал Ельцина и получил пост председателя Совет безопасности. Что, безусловно, расширило электоральную базу действующего президента. Лебедь поучаствовал в заколачивании метафорической крышки этого метафорического же гроба.
По поводу интеллигентских сомнений насчет генерала Гайдар иронически заметил: «Александр Иванович самое умопомрачительное воздействие оказывает на тех, кто никогда не видел нормального старшину. А я сам из военной семьи…»
…Гайдар много раз советовал Ельцину отправить в отставку Коржакова и Барсукова как охранников, стремившихся взять власть и делать большую политику, манипулируя президентом. Егор был органически чужим для этих людей во всем. Когда в 1992 году Коржаков еще не выходил из роли охранника, он просил Гайдара как фактического премьер-министра закупить «мерседесы» для больших начальников. Нашел к кому обращаться. Егор тогда ответил: если президенту надо, пожалуйста, можно купить один. Один!
«Администрация Ельцина – это не наша администрация. Правительство Черномырдина – это не наше правительство. А победа – наша!» Так Егор Гайдар сразу после выборов 1996 года в интервью Илье Мильштейну из «Нового времени» охарактеризовал политическую ситуацию. О том, что Гайдар и его партия в результате поддержали Бориса Николаевича, он рассуждал с привычной рациональностью: да, Ельцин знал, что для Егора победа Зюганова означала бы моральную катастрофу (а может быть, и физическую), знал – и использовал его. «Ну и слава богу!.. Ельцин для меня – орудие истории… Не стану утверждать, что без меня он бы проиграл. И все же во втором туре моя поддержка была ему потенциально полезна. От позиции нашей партии в какой-то мере зависели голоса интеллектуальной элиты». Что чистая правда: многие представители интеллигенции голосовали не столько за Ельцина, сколько против Зюганова. Гайдар в этом интервью и сам не постеснялся назвать Бориса Николаевича «злом наименьшим».