А. К.). Попросил назначить руководителем группы реформаторов Сергея Игнатьева – в то время помощника президента по экономике. После чего работа началась, и к концу января 1997 года основные концептуальные положения были сформулированы».
«Здесь, конечно, главной темой стала бюджетная ситуация, – отмечал Васильев. – Этот материал мы готовили вместе с Егором Гайдаром и Андреем Илларионовым… Мы понимали, что открывается новое окно возможностей для реформ, поэтому в нашем тексте говорилось и про реформу естественных монополий, и про социальную политику». То есть речь шла о так называемых структурных реформах, без которых трудно было говорить о дальнейшем сколько-нибудь устойчивом развитии экономики. И, пожалуй, это был один из последних эпизодов бесконфликтного сотрудничества Гайдара и Илларионова.
О проблемах нового этапа реформ и об особенностях бюджетного кризиса в ситуации фактического бездействия правительства Гайдар размышлял в режиме оценки текущей конъюнктуры и попыток влияния на политику. Но эти его размышления и шаги были погружены в фундаментальный контекст: 1996-й – начало 1997-го оказались чрезвычайно продуктивными – Егор написал на только «Дни поражений и побед», но и закончил монографию «Аномалии экономического роста» (мы ее упоминали ранее, описывая реалии конца 1980-х), серьезное исследование феномена экономического роста как такового и условий для него в переходных экономиках, в частности в российской экономике образца 1997 года.
Именно поэтому в «Аномалиях…» Гайдар напрямую затронул проблему бюджетного кризиса рубежа 1996–1997 годов и очередной развилки в экономической политике: либо возврат к денежной эмиссии с последующим масштабным кризисом, либо «осуществление ряда реформ, обеспечивающих повышение эффективности бюджетных расходов: ограничение объема государственных обязательств рамками реальных доходов».
Одной из целей такой политики Гайдар называл «снижение темпов инфляции до уровней, совместимых с экономическим ростом» – он всегда настаивал на такой взаимозависимости. И предсказал, что придется делать обновленному правительству в 1997 году: «Когда политические элиты осознают, что откладывать стабилизацию больше нельзя, сокращать государственные расходы приходится более резко и до существенно более низкого уровня, чем в странах, проведших быструю дезинфляцию. Острый бюджетный кризис, совпадающий по времени с осуществлением программы денежной стабилизации, – неизбежная расплата за предшествующую мягкую денежную политику».
В одном из интервью Гайдар констатировал: правительство не сумело использовать тот уникальный шанс, который предоставила «июльская победа». В другой беседе он заметил: «Это правительство было устроено как представительство интересов и групп интересов: ВПК, ТЭКа, АПК и других лоббистских групп. Устроенное таким образом, оно ничего не стало бы делать такого, что радикально нарушало бы интересы этих лобби. Например, нормальная система казначейств – это удар по интересам части банковского сообщества. Поэтому она не появилась, и немалая часть бюджетных денег застревает в коммерческих банках. То же касается РАО „ЕЭС России“, из-за которого у нас такие высокие тарифы на электроэнергию, и крупных нефтяных компаний, утаивающих свои доходы».
Кто-то заметил, что в 1997 году в правительстве Черномырдина роль премьер-министра играл Гайдар. Это сильное преувеличение. Идеологически и по составу это, конечно, могло бы быть его правительство. Кабинет министров, чем-то похожий на правительство реформ 1992 года. Снова в качестве «крыши» активный, вылечившийся после инфарктов и шунтирования Ельцин, новые министры – молоды, образованны, инициативны. Но, тем не менее, это было именно правительство Черномырдина. Причем Черномырдина сильно напряженного ввиду обострившейся внутренней конкуренции в Белом доме, осложненной необходимостью политического маневрирования между олигархами, отраслевыми лоббистами и красной Думой.
Инициатором перемен в кабинете министров-лоббистов был Анатолий Чубайс. Он тяготился работой в администрации президента, а главное – понимал, что пора расшивать узлы в экономике. Делать это можно было, только находясь в правительстве. Еще осенью Чубайс сформировал Временную чрезвычайную комиссию при президенте по укреплению налоговой и бюджетной дисциплины (ВЧК). В декабре руководитель контрольного управления администрации Алексей Кудрин, «выписанный» Чубайсом летом из Питера, докладывал на первом заседании этой комиссии под председательством президента о задолженности перед пенсионерами на конец года в 16,3 триллиона рублей и недоимке предприятий в размере трети федерального бюджета. Кудрин взял на себя смелость сказать, что запланированный бюджет неисполним.
«Чем дальше шло время, – писал Ельцин в «Президентском марафоне», – тем яснее становилось, что первое черномырдинское правительство, сформированное им летом 96-го, решить экономические и социальные проблемы, навалившиеся на страну, не сможет».
6 марта президент выступил с наступательным посланием Федеральному собранию с характерным названием «Порядок во власти – порядок в стране», одним из ключевых авторов которого был Гайдар. Прямо как в октябре 1991-го, когда Борис Николаевич объявлял о начале реформ. Восстановление порядка спустя пять с небольшим лет виделось в «энергичном завершении экономических, социальных, правовых реформ».
7 марта Чубайс возвращался в кабинет министров с фактически гайдаровским мандатом: первый вице-премьер и министр финансов – мощное сочетание. Черномырдин нервничал, не понимая, ведется ли под него подкоп, но с Анатолием Борисовичем они уже пуд соли съели, и он знал, что его старый новый первый зам никогда не нарушает правил аппаратной и политической иерархии.
Потом начались назначения вице-премьеров и министров. Ушли члены правительства, состоявшего из несовместимых персонажей – от Олега Лобова до Владимира Потанина. Кроме свежей крови в лице, например, нового вице-премьера по социальным вопросам и бывшего мэра Самары Олега Сысуева, в правительстве прошли назначения как бы второго ряда, но чрезвычайно показательные, поскольку в новых условиях была крайне важна роль заместителей министров. Первым замминистра труда стал Михаил Дмитриев, первым замминистра финансов – Сергей Игнатьев, еще одним первым замом Чубайса – Алексей Кудрин, покинувший пост руководителя контрольного управления. Новым шефом этого управления стал Владимир Путин. Первым замом аппарата правительства – контролером прохождения реформаторских решений был назначен Сергей Васильев.
Министром экономики и зампредом правительства утвержден Яков Уринсон. Евгений Ясин стал министром без портфеля – за ним числилась идеология реформ, причем не краткосрочных, а долгосрочных. Разрабатывалась она в Комиссии по экономической реформе. Одну из ключевых ролей в их формулировании сыграл как раз Михаил Дмитриев, который однажды получил в ответ на свои доклады сказанную наполовину в шутку, наполовину всерьез фразу Евгения Григорьевича: «Я запрещаю Дмитриеву ссылаться на опыт Новой Зеландии!»
Не правительство, а мечта Гайдара…
Но был нюанс. Ельцину было мало Чубайса. Ему, для пущей убедительности реформаторского рывка, нужен был еще один кадр. Борис Немцов. Его долго уламывали переехать в Москву. И уломала в результате Татьяна Дьяченко. Это была ошибка. Возможно, если бы Немцов не стал первым вице-премьером и не растерял почти все свои немалые процентные пункты популярности, история России могла пойти по другой колее. Однако тогда казалось, что реформаторский прорыв и успех двух сильных вице-премьеров будут способны придать второе дыхание экономической трансформации и смогут оживить и гармонизировать политическую среду.
И действительно: 20-процентный секвестр расходов состоялся, макроэкономические показатели несколько улучшились. Гайдар довольствовался ролью гуру, стоящего чуть в стороне, но созерцающего результаты своих трудов.
Однако правительство, почти одолевшее красных директоров и даже выжавшее дополнительные платежи в бюджет из «Газпрома» (и это при живом ЧВС!), подорвалось на борьбе с олигархами. Точнее, настоящей войне с ними. Войне, получившей название «информационная», или «банковская». И если раньше снести Чубайса было важно группе Коржакова, то теперь он стал крупной дичью для российского олигархического бизнеса.
История была и проста, и сложна одновременно.
Проста, потому что рынок был разогрет, на нем появились крупные игроки, в том числе иностранные; у приватизации, а значит, у бюджета, который получал доходы от нее, возникли перспективы. О том времени экономист Мартин Гилман, работавший в МВФ, вспоминал: «В экономическом плане лето 1997 года запомнилось в первую очередь царившей тогда общей эйфорией. Деньги текли в Россию рекой, западные инвесторы старались побольше вложить в российские активы». Можно было продавать серьезные пакеты акций и большие компании.
А сложна эта история была потому, что окрепший российский олигархат, привыкший легко обо всем договариваться с властью, не был готов к реальному честному конкурсу не по предварительному соглашению.
В июле 1997-го состоялся аукцион по продаже блокирующего пакета акций государственной телекоммуникационной компании «Связьинвест». Победителем стал консорциум, в котором участвовали и иностранные компании, во главе с ОНЭКСИМ-банком.
Как вспоминал Альфред Кох, занимавший в то время пост главы Госкомимущества, «ровно в 17:00 в присутствии представителей обеих сторон конверты были вскрыты, выявили победителя, который предложил 1 миллиард 875 миллионов долларов против 1 миллиарда 710 миллионов, заявленных проигравшим консорциумом… Эпоха „джентльменских соглашений“ между олигархами-банкирами закончилась, настало время честной конкуренции».
Проигравшие, то есть предложившие меньше денег за пакет, сформировали уже другой консорциум – информационно-боевой, во главе с Владимиром Гусинским и Борисом Березовским. Они начали войну с «младореформаторами», решившими играть честно.