Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара — страница 85 из 104


Аукцион еще раз выявил базовую проблему политэкономической системы страны. Спустя год после этих событий Гайдар говорил: «Этой проблемой неизбежно должна была стать проблема взаимоотношений собственности и власти, проблема обеспечения равенства правил игры, ликвидация того неоправданного положения, при котором власть и собственность слишком тесно переплетены… Результатом масштабной информационной войны стало новое ухудшение отношения к реформаторам и демократам, резкое снижение популярности и рейтинга Бориса Немцова, против которого была развязана кампания откровенной травли, и в конце концов невозможность продолжения работы правительства в том составе, в котором оно было сформировано в марте 1997 года. На все это наложился финансовый кризис в мире, кризис в Юго-Восточной Азии».

Гайдар, не являвшийся участником событий, досадует. Как раз тогда, когда начала снижаться инфляция (11 % по итогам 1997-го – беспрецедентный результат), начали расти объем кредитов в реальный сектор экономики, золотовалютные резервы, фондовый рынок, пошли иностранные инвестиции, снизились процентные ставки, в ряде отраслей наметился рост, все сорвалось – из-за политики. Из-за того, что у олигархов «честь» оказалась «дороже».

В ходе информационной войны Чубайс дополнительно подставился: разразилось «книжное дело» – история выплаты значительных гонораров членам приватизационной команды за «ненаписанную книгу» о приватизации. Книга была уже к тому времени написана. Больше того, она была важна – как попытка объяснить логику приватизации в России. Но издали «Приватизацию по-российски» в «Вагриусе» почему-то гораздо позже, в 1999 году, вместо того чтобы предъявить публике сразу, в 1997-м.

Против «младореформаторов» настроили Черномырдина. Как рассказывал один из очевидцев событий, Березовский стал частым гостем в кабинете ЧВС в Белом доме, и «Степаныч просто расцветал, слушая речи Березы».


Гайдар чувствовал, что ситуация радикально меняется. Остановить оползень политической «породы» практически невозможно. В ходе одного из интервью, после настойчивых просьб интервьюера прокомментировать банковскую войну, Гайдар сорвался: «Да не буду я отвечать на ваш вопрос!» Это попало в эфир…

Кстати, в то время он одалживал деньги на продолжение обучения одного из сыновей за границей.


В результате скандала свои должности потеряли многие члены команды Чубайса. Сам он остался вице-премьером, как и Немцов, однако оба потеряли министерские посты – руководство Минфином и Минтопэнерго. А вице-премьер без министерства в обстоятельствах того времени терял три четверти своего аппаратного и политического веса. В апреле Немцов лидировал в президентских электоральных рейтингах, опережая Зюганова. К осени от этого лидерства ничего не осталось.

Гайдар поставил себя на место иностранных инвесторов: «Значит, правительства, способного проводить реформы, больше не будет… Налоговой реформы не будет. Сильного реформаторского кандидата в президенты не будет. А что же будет? А тогда выясняется, что Россия далеко не так привлекательна, как это казалось буквально два месяца назад».

Вернулась неопределенность. И все начало постепенно осыпаться из-за кризиса доверия к российской экономике, а то, что бурно росло, стало останавливаться в росте.

Плата за «Связьинвест». Пути победителей 1996 года окончательно разошлись.


Ельцин сохранял баланс между враждующими группами, как это уже было в ситуации, когда те же реформаторы воевали с кланом Коржакова. Его можно было отчасти понять: война шла внутри коалиции, которая привела его в 1996 году к победе на выборах. Оценивая впоследствии события рубежа 1997–1998 годов в серии статей в парижской «Русской мысли», Гайдар с досадой писал о Борисе Николаевиче: «И вместо того, чтобы в этот момент твердо и энергично поддержать правительство „молодых реформаторов“, заявить, что этот курс будет реализован, и не просто сказать, а доказать сказанное действием, он (Ельцин. – А. К.) занимает позицию беспристрастного арбитра, желающего примирить непримиримое».

Чубайс, даже лишенный поста министра финансов, оставался значительной силой: пользуясь своей властью в той самой Всероссийской чрезвычайной комиссии по укреплению налоговой и бюджетной дисциплины, он объявил об изъятии за долги перед бюджетом имущества двух нефтяных комбинатов, принадлежавших олигархам и входивших в империи ОНЭКСИМа и «Сибнефти». Через неделю ЧВС отменил это решение, показав, на чьей стороне он играет.

По словам Гайдара, «всему миру показывают, что происходит в российской власти; демонстрируется, что никаких налогов богатые и сильные платить не будут, а платить будут только слабые и глупые».


Есть свидетельства, что Черномырдин вдруг стал настаивать на увольнении Чубайса. Перед Ельциным за Чубайса не поленились заступиться главы Украины и Казахстана Леонид Кучма и Нурсултан Назарбаев. Анатолию Борисовичу стало известно о походе Виктора Степановича к Борису Николаевичу с просьбой об отставке главного реформатора. Чубайс сильно обиделся.

Гайдар рассказывал: «У Чубайса было чувство внутренней лояльности к Виктору Степановичу. Черномырдин действительно вел себя прилично во многих сложных ситуациях. И поэтому даже в разгар банковской войны 1997 года Толя был уверен, что ЧВС его поддержит – хотя бы в ответ на очевидную лояльность при назначении кабинета „младореформаторов“. Хотя понятно, что отношения между премьером и его первыми замами не могли не испортиться, ведь каждый из них буквально ногой открывал двери в Кремле».

И тем не менее Черномырдину со своими замами пришлось доработать до того момента, когда 21 марта 1998-го и Виктора Степановича, и Анатолия Борисовича отправили в отставку «хором» – после решения о назначении правительства Сергея Кириенко. Что означало одно: карьера Черномырдина как возможного преемника Ельцина закончена. Олигархи доигрались: сломали харизму Немцову, но, поставив на Степаныча, закрыли и ему подходы к президентскому креслу.

Четвертая пятилетка, 1998–2003В поисках окна возможностей

Весной 1998 года Ельцин остался без преемника.

При формировании нового правительства был шанс сохранить преемственность. Став главой РАО «ЕЭС России», Чубайс занялся тем, что и планировали реформаторы, – преобразованиями крупной естественной монополии. На премьерский пост шел человек Немцова – 35-летний Сергей Кириенко. Сам Немцов оставался вице-премьером. Как свидетельствовал Евгений Ясин, «в переговорах по составу нового правительства участвовали и Чубайс, и Кириенко, и Гайдар. Это была, насколько я понимаю, линия, нацеленная против большей части олигархов и одновременно против Черномырдина, который дружил с ними на предыдущем этапе».

Очень точное определение: и против олигархов, и против ЧВС…

Но был и еще один – главный – мотив: в экономике – очень серьезные проблемы; возможно, Ельцин полагал, что Степаныч, оставшись без своих замов, с кризисом не справится. Хотя, как заметил Ясин, «честно говоря, снимать тогда Черномырдина было бессмысленно». Кризис все равно бы разразился. И все равно бы снес кабинет министров.

Кириенко был утвержден Думой на посту премьера 24 апреля, причем только с третьего раза. Как иронически заметил Гайдар в интервью «Известиям», «Борису Николаевичу надо было, объявив об отставке Черномырдина, поручить исполнять обязанности премьера или Чубайсу, или Немцову и одновременно внести кандидатуру Кириенко – уверяю вас, Дума давно бы за него проголосовала».


В 1990-х, несмотря на свою конфликтность, Андрей Илларионов был страшно популярен у журналистов. Он был обаятелен и внятен в формулировках, по его выступлениям и интервью можно было изучать азы экономической теории. Однокурсник Алексея Кудрина и Дмитрия Травина (ушедшего в журналистику), Илларионов то приближался к команде реформаторов, которая по факту была командой Чубайса и Гайдара, то отдалялся от нее. Весной 1998-го экономической элите, преимущественно либеральной, уже было очевидно, что российская экономика движется к кризису, притом что те меры, которые формулировались еще в конце года и были призваны резко улучшить финансовые и бюджетные пропорции («план Кудрина – Фишера», заместителя министра финансов РФ и заместителя директора-распорядителя МВФ), едва ли могли быть приняты Государственной думой и обрести статус закона. В целом понимая, что девальвация неизбежна, власти боялись предпринимать шаги в этом направлении, опасаясь взрывной разбалансировки ситуации. Илларионов настаивал не только на том, чтобы о девальвации шел открытый разговор, но и на том, чтобы она в принципе была произведена.

В этом был корень конфликта. Гайдар был на стороне тех, кто считал, что «в паблик» выходить с разговорами о девальвации неправильно, и даже просил Илларионова этого не делать. Возможно, тогда и была заложена прочная основа крайне неприязненного отношения Андрея Николаевича к Егору Тимуровичу.

Илларионов 25 июня провел пресс-конференцию. А 2 июля в «Финансовых известиях» была опубликована его статья «Девальвация рубля неизбежна, но цена ее может быть разной». Экономист констатировал: «Последние семь недель правительство не в состоянии традиционным образом ни погасить, ни рефинансировать существующий долг, номинированный в ГКО и ОФЗ. С чисто технической точки зрения страна сегодня уже является банкротом… Нет ни одной российской семьи, нет ни одного российского гражданина, кто решился бы в здравом уме брать кредит на 6 месяцев под 120 % годовых. Но именно так и именно от имени всех россиян сегодня поступают власти… Если девальвация произойдет… не стихийно, а будет произведена властями в управляемом режиме; если новый курс рубля будет внушать доверие рынкам; если девальвация будет сопровождаться пакетом абсолютно необходимых мер в фискальной, денежной и валютной сферах (чего, скажем честно, нет ни в правительственной программе, ни в требованиях МВФ); то шансы нынешнего правительства на выживание, хотя и не являются гарантированными, остаются все же весьма высокими».