Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара — страница 92 из 104

ета партии был избран не он, а Немцов, сам же Гайдар остался одним из сопредседателей наряду с Чубайсом и Хакамадой, в неформальном статусе «либерального аятоллы».

На партию он надеялся. Возможно, на то, что она обретет популярность, сохранит влияние на Путина и на законотворческий процесс, в том числе и в следующей Думе. Но его явным образом точило беспокойство. Что-то менялось. Иллюзии 1999 года и начала 2000-го начинали таять. Он это чувствовал лучше других.


Загадка экономического роста в период «раннего Путина». Об этом феномене Гайдар написал в своем opus magnum «Долгое время», где он, этот рост, выглядел крошечным, но важным эпизодом на фоне той панорамы экономической истории, которую представил Гайдар в книге. Ее появлением мы в чем-то обязаны Путину. Потому что, когда Егор, выпав из официальной политики, получил возможность остаться наедине со своим письменным столом и коллегами по работе, которые приносили ему ксероксы из библиотеки ИНИОНа, питая ненасытный его мозг, он и завершил свой огромный труд. Первые «устные выпуски» которого за стаканом виски слушали еще друзья по отделу экономики журнала «Коммунист» в конце 1980-х.

Гайдар деликатно написал о том, что его реформы заложили основу путинского роста. Причем столь тонко, что личность реформатора в этом интеллектуальном путешествии была отодвинута на второй план, за кулисы: «Экономисты и политики активно обсуждают вопрос о природе экономического роста, который наблюдается в России с 1999 года. На этот счет есть две основные точки зрения. Первая комплиментарна по отношению к правительству: к власти пришел В. Путин, последовала политическая стабилизация, начались структурные реформы, они-то и вызвали рост. Вторая позиция особых заслуг за правительством не признает и связывает рост с высокими ценами на нефть и обесценением рубля. К сожалению, почти никто не высказывает третью – наиболее обоснованную – точку зрения: начавшийся рост является органическим следствием проведенных реформ, результатом действия новых, более эффективных макро– и микроэкономических условий».

В этом фрагменте слышен голос Гайдара. Чуть торопливый, почти захлебывающийся, рассчитанный на понимание и всегда – чувство не столько юмора, сколько интеллигентской иронии, которая должна была быть присуща воображаемому собеседнику. Он надиктовывал свои последние тексты и книги. Потому что говорил, как писал. Ходил по своему кабинету – пиджак оставлен в комнате отдыха, которая на самом деле – комната работы. Но узел галстука даже не ослаблен. Он мерит шагами свой кабинет, в котором провел почти два десятка лет, диктует, секретарь записывает. На длинном столе для заседаний разбросаны ксероксы книг из ИНИОНа. В результате сноски в его книгах занимают половину страницы.

«Вот счастье! вот права…» – как у Пушкина. В одном из интервью конца 2001 года Гайдар в привычной для него манере иронизировал: «Я исчерпал жажду великих дел». А в более лирической беседе признавался: «И если бы наша страна не переживала тяжелейшего кризиса, катаклизма, слома старых институтов, я абсолютно убежден, что навсегда остался бы созерцателем, читал бы и писал свои книжки, заведовал бы лабораторией, может, кафедрой, был бы директором института».

Но время прозвонило дважды. Первый раз, как пояснял Егор, когда его позвали в журнал «Коммунист» – влиять на политику перестройки, второй – когда случился путч и надо было браться за совсем уж серьезные дела.


Когда он понял, что при Путине все пойдет не вперед, как он надеялся, а назад? В 2006-м он скажет, что понял это еще в 2002-м. Он уже все понимал, хотя и пытался торопливо втиснуть в закрывающееся окно возможностей то, что еще можно было впихнуть. Однажды он просидел с Путиным два часа: тот решил сверить с либеральным гуру свое понимание реформы электроэнергетики. Тогда советник президента Андрей Илларионов вошел в жесткий клинч с Анатолием Чубайсом, главой РАО ЕЭС «России». Главе государства было важно услышать мнение Гайдара. (А с Андреем Николаевичем в принципе миролюбивый Егор Тимурович не хотел ссориться, успокаивал Чубайса: «Скажи я тебе лет десять назад, что твоей главной проблемой будет Андрей Илларионов, как бы ты прореагировал?» – «Порадовался бы, но не поверил».)

Министры советовались с Егором. Как и депутаты разных фракций, что отчасти повторяло ситуацию первой Думы. Он много ездил. Новая Зеландия, США… В Окленде объяснял смысл российской революции – а это была в его понимании именно революция: «Бессмысленно кричать толпе, бегущей штурмовать Бастилию: „Постойте! А вы уверены, что Франция имеет все институты для эффективной демократии? Давайте остановимся и проанализируем, какие есть для этого предпосылки“. У революций своя логика и свои движущие силы».

Подарил сыну Пете охотничье ружье. Проводил время в Дунино – дача была наконец достроена в 1999 году. И это его убежище все больше походило на, в терминах Александра Солженицына, «укрывище». Он как будто превращался в почти отшельника, к которому на поклон едут сильные мира сего и ждут совета. 3 июля 1996-го, сразу же после звонка Чубайса о победе Ельцина, раздался другой звонок: наследники рода Аргутинских (народовольца и его дочери-писательницы) продавали участок в Дунино. «Я решил, что это перст судьбы. Отказаться просто невозможно» – так началась история того места, где Гайдар хотел уединиться с семьей и книгами: он хотел, чтобы внутри дома был «просто брус, то есть чистое, неполированное дерево… Единственное, что важно, – как у меня организована библиотека: полки, книги…».

Егор знал, что в какой-то момент первое лицо, в целом неплохо к нему относящееся, как школьник – глава дворовой команды хорошо относится к мальчику-вундеркинду, способному умножать в уме трехзначные числа, перестанет пользоваться его советами, точнее, просить их. Потому что этот мальчик-вундеркинд – чужой. Это как Сталин сказал о Пастернаке: «Оставьте в покое этого нэбожитэля».


К слову, о Пастернаке. Он здесь вполне уместен со своими «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе» и «Пока я с Байроном курил, пока я пил с Эдгаром По». Именно так строится «Долгое время» – книга, в которую Гайдар, после того как реформы начали заметным образом притормаживаться, стал погружаться с головой.

Он легко перемещался в пространстве – по карте мира – и во времени, обнаруживая корни сегодняшних явлений в феноменах многовековой давности. Даже последовавшая за «Долгим временем» книга «Гибель империи» – о падении Советского Союза – начинается с I века до нашей эры. Подзаголовок же этого второго важнейшего труда эпохи зрелого Гайдара – «Уроки для современной России».

Эти две книги – немногочисленные образцы интеллектуальной продукции западного образца, причем одновременно научной и общедоступной. Этот жанр в России не развит, за редкими исключениями. Можно, например, назвать работу выдающегося демографа Анатолия Вишневского «Серп и рубль», которую Гайдар очень ценил.

Эпоха, как ее называл сам Егор, «постреволюционной стабилизации», причем с «угрозой избыточного усиления власти», способствовала погружению в уединенную научную работу с некоторым отстранением от партийных дел. Хотя период до 2003 года оставлял еще потенциальные возможности для серьезного влияния на текущую политику: «Я предпочитаю дальше в тени оставаться и заниматься тем, чем я умею заниматься. Скажем, я считаю важнейшим нашим достижением то, что мы провели основные мероприятия налоговой реформы. Конечно, мы провели их потому, что их поддержали правительство и президент, но в том числе и потому, что они были разработаны в нашем Институте. Сейчас, например, для меня важнейшая задача – подготовить и провести мероприятия по реформе комплектования Вооруженных сил… Для меня это гораздо важнее, чем светиться на экране».

Гайдар все-таки был сильно занят на «основной работе» в Институте и Думе. Сетовал на то, что вынужден читать сотни страниц социально-экономических текстов. И все, на что его хватает перед сном, – взять журнал The Economist и прочитать пару-тройку статей из него. А потом… «Я закрыл журнал The Economist и заснул».

Он был занят той повесткой, которую сам определил в четвертом разделе «Долгого времени» как «Ключевые проблемы постиндустриального мира». И среди них – реформы комплектования вооруженных сил, образования, здравоохранения, систем социальной защиты, трудового законодательства. А еще – формирование накопительной пенсионной системы, трансформация судебной системы, защита прав собственности, миграция. Институты, институты, институты…

И уже в конце 2002-го – начале 2003-го начал бить тревогу: реформы серьезным образом затормозились: «2002 год был почти потерян». И в мае 2003-го презентовал программу структурных реформ. Как раз тогда дорабатывался в Институте Гайдара и в СПС план реформы армии, и еще была возможность повлиять на власть. Нельзя сказать, что идеи Гайдара были реализованы в полной мере, но, во всяком случае, в 2006 году было принято решение о снижении срока службы в армии до 1 года (с 2008-го).

«Призыв в армию – это налог, который надо снижать», – говорил Егор. Преобразования в армейской сфере – еще одна половинчатая реформа, которую можно было считать одновременно и успехом, и провалом. Хотя Гайдар и предупреждал о том, что эпоха армии рекрутов, по сути из времен аграрного общества, закончена навсегда: «В ситуации, когда в семье один сын, он грамотный, образованный, собирается учиться в институте, заставить его служить в армии – практически безнадежная затея». Затея, выливающаяся в войну государства с мальчиками призывного возраста.

Впрочем, реформатор привык к тому, что программы если и реализуются, то не полностью. Однажды он заметил: «Идеальная программа хорошо описана Львом Толстым в сцене подготовки сражения под Аустерлицем. Первая колонна марширует, вторая колонна марширует, третья колонна…»


Гайдара продолжает занимать феномен экономического роста начала нулевых. Рост – восстановительный. Реформы 2001–2002 годов к нему отношения не имеют, но они нужны для того, чтобы экономика росла устойчиво, а рост не затухал: структурные реформы дают результат, как правило, спустя десятилетие. Гнаться за формальными показателями неправильно: «Если взять кредит 20 миллиардов долларов у Центробанка, вложить деньги в оборонный заказ на простаивающих заводах или начать поворот сибирских рек, появится быстрый рост ВВП. Он будет неустойчивый – ракеты на хлеб не намажешь и поворотом рек сыт не будешь».