Гайдар считал, что Россия должна иметь свои интересы в Ираке, потому что эта страна – потенциально богатая: в 1979 году подушевой ВВП Ирака был равен ВВП на душу населения в Италии или Австралии.
Эту его точку зрения, как все чаще случалось, российские государственные структуры не разделяли. Точнее, им было все равно.
Тем временем продолжалась предвыборная кампания. В первую федеральную тройку вошли Борис Немцов, Ирина Хакамада и Анатолий Чубайс (после серьезнейших колебаний). Гайдар возглавлял московский список СПС. Предвыборную программу – и идеологическую часть, и практическую, состоявшую в основном из наработок его Института, – утверждал именно Егор.
На предвыборном съезде СПС 8 сентября Чубайс пошел в атаку с открытым забралом: правым либералам нечего стесняться, страна построена по их чертежам и благодаря их практическим действиям. Анатолий Борисович размахивал Егором Тимуровичем, как знаменем: «Это Гайдар построил первое правительство в Российском государстве. Это мы создали первую и ныне действующую российскую Конституцию и добились ее принятия в трудном декабре 1993 года. Это нами создана частная собственность – основополагающий институт российской государственности. Это на наших идеях и нашими силами выстроено практически все действующее российское законодательство. И после всего этого разнообразная политическая шпана, которая путалась у нас под ногами, будет называть себя патриотами?! Да каждый сидящий здесь вправе сказать на это: это я – государственник и я – русский патриот!»
Своих сторонников и ядерный электорат, конечно, можно было завести такими словами – точными и эмоциональными. Мучительная борьба за более широкий электорат продолжалась, в том числе с политтехнологическими ошибками, одной из которых был рекламный ролик – Немцов, Хакамада и Чубайс летели в шикарном самолете. Слишком шикарном для еще не оторвавшейся от земли России. А либералы в ролике как раз от нее-то и оторвались.
Но главное, разумеется, не в этом. 25 октября символическим образом произошел окончательный поворот политической системы в сторону авторитаризма. Был арестован глава ЮКОСа Михаил Ходорковский.
Михаил Борисович совершал с небольшой командой поездку по стране – разъяснял преимущества объединения ЮКОСа и «Сибнефти», но заодно изучал настроения публики, потому что все-таки был вовлечен в политику. Ощущал риски ареста. Обсуждал с коллегами разнообразные опции – уехать за границу или остаться в России. В Нижнем Новгороде слежка стала открытой. Летел в Иркутск. На дозаправке самолета в Новосибирске он был арестован сотрудниками ФСБ.
Началась новая эпоха в истории России, когда власти стало дозволено все. И все стало непредсказуемо, кроме одного – последовательного движения ко все более авторитарному политическому режиму.
«Так уж получилось, что при посадке Ходорковского я оказался главным оппонентом Путина. Егор в это не был вовлечен никак, хотя позиция у него, естественно, была такая же, как и у меня», – рассказывал Анатолий Чубайс.
Днем 25 октября представители РСПП, в основном из крупного бизнеса, собрались прямо на противоположной от Кремля стороне Москвы-реки в гостинице «Балчуг», чтобы обсудить арест своего товарища. Чубайс понимал, что из разговора должен следовать какой-то вывод, а из вывода – официальное заявление «профсоюза олигархов». Равно как было очевидно и то, что вряд ли кто-то из напуганных бизнесменов захочет взять на себя роль публичного защитника арестованного товарища. Тем самым – постарается избежать участи второго посаженного в тюрьму олигарха после Ходорковского.
Пока шло обсуждение, Анатолий Борисович набросал текст заявления, который все дружно одобрили и столь же дружно отправили его защищать честь бизнес-мундира в публичное поле. В скором времени совместное заявление РСПП, «Деловой России» и «ОПОРЫ России» было обнародовано вышедшим к журналистам Чубайсом. Среди прочего в нем говорилось, что произвол правоохранительных органов подорвал доверие бизнеса к власти, ухудшил атмосферу в обществе, а ошибки власти «отбросили страну на несколько лет назад». Отсутствие же ясной позиции Путина «сделает необратимым ухудшение экономического климата» (что и произошло в результате после нескольких тучных лет и даже невзирая на их тучность).
Несмотря на то что Чубайс выражал общее мнение бизнеса, он снова превратился в мишень и общественного мнения, которое было радо посадке олигарха, и первого лица. «После этого Путин год меня не принимал», – рассказывал Анатолий Борисович. Знаменитая путинская фраза «Прекратить истерику!» была обращена именно к Чубайсу.
СПС решил занять принципиальную позицию, хотя заведомо было понятно, что электорально она невыгодна. Рейтинг партии стал осыпаться. Явно была дана команда перекрыть и каналы телевизионного пиара: сняли с эфира передачу «Что? Где? Когда?» с участием команды СПС, вырезали участие Чубайса в «КВН», не вышла в свет передача «Пока все дома» с тем же Чубайсом, который из-за Ходорковского вдруг стал лицом праволиберальной партии, хотя до этого казался лишь ее теневым или полутеневым лидером.
После поражения на парламентских выборах 2003 года Борис Немцов скажет: «Выбирая между политической проституцией и политической смертью, мы выбрали смерть». Эффект от защиты ЮКОСа оказался мощнее, чем даже думали лидеры партии. Как заметил Чубайс, «я думал, что защита частной собственности важнее для среднего класса, чем ненависть к олигархам; оказалось, что это не так».
Гайдар по-прежнему не сильно светился в «паблике», отчего любое его высказывание приобретало двойной вес, но во время предвыборных дебатов в ноябре защищал Ходорковского и, раздраженный спекуляцией своих оппонентов на антиолигархической теме, в какой-то момент коротко отрезал: «Я не вижу оснований для заключения его под стражу».
Правые либералы не прошли в Думу. Это поражение оказалось для них весьма болезненным, потому что Гайдар рассчитывал на сохранение возможности проводить реформы, используя парламент – через коридор, становившийся все более узким, но тем не менее остававшийся функциональным.
В январе 2004-го Егор выступал в Фонде Карнеги в Вашингтоне и обратил внимание аудитории на свои разговоры с Михаилом Ходорковским и его командой. Они – никакие не революционеры. И как опытные лоббисты готовы были бы соблюдать правила игры, если бы о них было сообщено. Однако правил-то, судя по всему, и не было.
ЮКОС, отмечал Гайдар, создал мощнейшее лобби в парламенте. Нефтяники помогли провести в Думе идею низкого фиксированного подоходного налога – то есть сыграли чрезвычайно полезную роль. Поддержали реформаторов в ходе принятия земельного и в проталкивании трудового и пенсионного законодательства. «Но, естественно, как у любого лобби, у них были свои собственные интересы», – говорил Егор. Сложная лоббистская игра с правительством носила конфликтный характер, но именно с правительством, не с президентом. Гайдар признавался, что участвовал в консультациях по поиску компромиссов между нефтяниками, кабинетом министров, Минфином: «Это нормальная ситуация. Так работает демократия. Приходится с этим считаться».
Но, продолжал Егор, вполне очевидно, что «лично для Путина не имело большого значения, будут или не будут регулироваться экспортные пошлины на нефтепродукты». Вопрос был в другом. «Вопрос был в том, чтобы показать, кто в доме хозяин».
А ведь в феврале 2003-го Михаил Борисович публично поспорил с Владимиром Владимировичем – по поводу того, что государственная «Роснефть» переплатила при покупке маленькой компании «Северная нефть». Это был намек на коррупцию в ближнем круге президента. Президент ответил жестко – про сверхзапасы нефти у ЮКОСа и про проблемы компании с налогами. Пожалуй, с тех самых пор Ходорковский был обречен.
Арест главы ЮКОСа, продолжал Гайдар, не может остаться единичным случаем, как утверждают власти. Прежде всего потому, что «если в Москве по политическим мотивам сажают в тюрьму самого богатого человека, то почему где-нибудь в Тамбове я не могу пригласить к себе какого-нибудь относительно богатого предпринимателя и не предупредить, что если он не окажет финансово-политическую поддержку моему избирательному фонду, то его ждет судьба Ходорковского».
Именно такое поведение станет характерным для власти в течение всех последующих лет в окрепшей системе российского зрелого авторитаризма. Поймет, где его место, и крупный бизнес, про который Гайдар тогда сказал так: «Представителям большого российского бизнеса дали четко понять, что без прямого согласования с властями они не должны вмешиваться ни во что, что связано с гражданским обществом. И они это услышали».
Считается, кстати, что Михаил Ходорковский принимал участие в финансировании и СПС, и «Яблока». И в некотором смысле обе партии, неистово сражаясь друг с другом, самоликвидировались. В том числе на деньги Ходорковского.
Арест владельца ЮКОСа и поражение двух демократических партий на выборах ознаменовали начало новой политической эпохи в России. Для Гайдара почти не оставалось в ней места. Во всяком случае, политического места.
Зато появилось время закончить главную книгу и написать еще одну.
Правда, до этого пришлось всерьез поспорить. И не с кем-нибудь, а с Ходорковским.
29 марта 2003 года в газете «Ведомости» была опубликована статья Михаила Ходорковского, уже не олигарха, а находившегося под следствием заключенного СИЗО № 4. Текст назывался «Кризис либерализма в России» и содержал в себе жесткую критику либералов и их политики, а также признание того, что «даже плохая власть лучше, чем безвластие». Путин назывался человеком, который на 70 % либеральнее среднего россиянина. Отчасти текст напоминал написанное эзоповым языком прошение о помиловании. Отчасти – автор отряхнул со своих ног прах 1990-х годов, включая приватизацию, одним из основных выгодоприобретателей которой и был сам Ходорковский.
Досталось либералам и за обесценение вкладов, и за то, что в 1998 году опоздали с девальвацией рубля. Сами же они под пером олигарха, точнее, тех, кто литературно обрабатывал его идеи (поначалу ходили слухи, что это был Станислав Белковский), были представлены людьми не почвы, но воздуха (что вообще попахивало риторикой газеты «Завтра») и выглядели крайне неаппетитно: «Их страх перед тысячелетним прошлым, сдобренный укоренившейся в 90-е гг. могучей привычкой к бытовому комфорту. Закрепленная на генетическом уровне сервильность. Готовность забыть про Конституцию ради очередной порции севрюжины с хреном. Таким был русский либерал, таким он и остался».