— А-а, да, говорил.
— Прости меня, сестрица…
— Ты ни в чём не виновата. Торопиться некуда.
— Канаэ, расскажи-ка, что ты такое натворила? — спрашивает мама, подливая сестре чай.
— Да пустяки. Один мой коллега перенервничал, — отвечает сестра так, будто и в самом деле ничего не случилось, и я в который раз думаю: какое счастье, что мне досталась такая прекрасная сестрица.
Той ночью мне приснился сон.
Сон о том времени, когда я нашла Кабу. Не «каб» — скутер «Хонда», а Кабу — собаку породы сиба-ину[12], которая у нас живёт. Я подобрала её на побережье, когда училась в шестом классе младшей школы. В то время я завидовала сестре, у которой был «каб» (в смысле, скутер), вот и назвала собаку Кабу.
Во сне я почему-то не ребёнок, мне, как и наяву, семнадцать лет. Прижимая щенка Кабу к груди, я иду по песчаному берегу, залитому странным светом. Смотрю на небо и понимаю, что солнца там нет, небосвод сплошь усеян неподвижными сияющими звёздами: красными, зелёными, жёлтыми — самых разных цветов — и все они мерцают. Через всё небо проходит лучезарный Млечный Путь, похожий на гигантскую колонну. Что это за место такое, удивляюсь я. Вдруг вижу, что вдалеке по берегу шагает какой-то человек. И понимаю, что знаю этого человека очень хорошо.
Неожиданно превратившись в ребёнка, я понимаю; для меня — будущей этот человек станет очень-очень важным.
Неожиданно превратившись в ровесницу сестры, я понимаю: этот человек был очень-очень важным для меня — прошлой.
Когда я проснулась, сон вылетел у меня из головы.
3
— Сестрица, когда ты получила водительские права?
— На втором курсе, когда мне было девятнадцать лет. В Фукуоке.
Хотя это и моя сестра, но когда она ведёт машину, я думаю; какая же она сексуальная. Тонкие пальцы, лежащие на руле, чёрные волосы, искрящиеся в утреннем свете, манера поглядывать в зеркало заднего вида, движение, которым она переключает передачи… Задувающий в открытое окно ветер доносит до меня слабый аромат её волос. Хотя мы с сестрой пользуемся одним и тем же шампунем, мне кажется, что её волосы пахнут нуда лучше, чем мои. Непроизвольно одёргиваю подол юбки.
— Слушай, сестрица, — говорю я, глядя на сестру, которая, не отвлекаясь, ведёт автомобиль. Ух, какие длинные у неё ресницы — Пару лет назад ты приводила домой какого-то парня, помнишь? Как его звали Кибаяси-caн?..
— Ну да, Кобаяси-кун.
— А где он теперь? Вы же вроде вместе были…
— Чего это ты вдруг? — отвечает сестра чуть удивлённо. — Мы с ним разошлись, довольно давно.
— Ты хотела выйти за него замуж? За этого Кобаяси?
— Одно время — да, хотела. А потом расхотела, — говорит она печально, а потом улыбается.
— Ясно…
На языке у меня вертится вопрос: «Почему расхотела?», но вместо него я задаю другой;
— Тебе было тяжело?
— Ещё бы. Мы несколько лет были вместе. Жили в одной квартире…
Сворачиваем налево и въезжаем на узкую дорогу, ведущую к берегу. Солнце светит прямо в глаза. В синем небе — ни единого облачка. Сестра жмурится и опускает противосолнечный козырёк. Даже это её движение кажется по-своему чувственным.
— Сейчас мне кажется, что не слишком-то мы и хотели, чтобы всё закончилось свадьбой. Бывает так, что два человека вместе, а конечной цели у них нет. Конечной цели — в смысле, места, куда оба хотят попасть.
— Угу, — я не очень понимаю, о чём речь, но всё равно киваю.
— Когда ты один, цель, к которой стремишься, одна, когда с кем-то — другая. А мы с ним были вместе, потому что чувствовали, что не можем друг без друга.
— Угу…
«Цель, к которой стремишься» — к этим словам я возвращаюсь снова и снова. Мой взгляд скользит по обочине, на которой цветут россыпи диких бархатцев и лилий. Яркие жёлтые и белые растения — такого же цвета, как моя гидрофутболка. «Какие красивые! И какие интересные у них цветы» — думаю я.
— А чего тебя вдруг это всё заинтересовало? — спрашивает, глядя на меня, сестра.
— Ну… просто решила спросить, вот и всё.
И тут же задаю вопрос, который очень хочу задать.
— Сестрица, скажи, когда ты училась в старшей школе, у тебя был парень?
Сестра, явно развеселившись, улыбается.
— Не было у меня парня. Как и у тебя, — отвечает она. — Канаэ, я в старшей школе была точно такая же, как ты.
С того дождливого вечера, когда Тоно проводил меня до дома, прошло две недели, за это время наш остров миновал тайфун. Ветер, тормошащий сахарный тростник, наполняется прохладой, небо становится самую чуточку выше, облака обретают округлые формы, одноклассники, ездящие на «кабах», надевают лёгкие куртки. За эти две недели поехать домой вместе с Тоно мне ни разу не удалось, и оседлать волну я по-прежнему не могу. Однако сёрфингом занимаюсь чем дальше, тем охотнее.
— Слушай, сестрица…
Натирая сёрфборд воском, чтобы ноги не скользили, я заговариваю с сестрой, которая читает книгу на водительском сиденье. Машина, как обычно, припаркована на прибрежной стоянке, я уже переоделась в гидрофутболку. Половина седьмого утра, ехать в школу только через час, есть время побыть на море.
— М?
— Насчёт этой профориентации…
— Угу.
Я примостилась под распахнутой вверх задней дверью «степвагона» и умудряюсь вести беседу, сидя к сестре спиной. В море вдали от берега застыл огромный серый корабль, похожий на военный. Это корабль NASDA.
— Понятия не имею, что мне делать. Ну и ладно. Я пока что ничего не решила…
Заканчиваю натирать сёрфборд, откладываю похожий на обмылок кусок воска в сторону и договариваю, не дождавшись ответа сестры;
— Буду потихоньку продвигаться вперёд — и всё получится. Ну, я пошла!
Хватаю доску и с лёгким сердцем бегу к морю. Вспоминаю, что сказал в тот день Тоно: «...Делаю что могу и в конце концов к чему-нибудь приду». И понимаю: раз по-другому никак, значит, пусть будет как есть.
Небо и море одинаково синие, и у меня ощущение, что я дрейфую в абсолютно пустом пространстве. Отплываю от берега, то гребу что есть сил, то подныриваю под волны, и с каждой секундой граница между душой и телом, между телом и морем становится всё более зыбкой. Плыву всё дальше, почти на автомате оцениваю форму набегающей волны и расстояние до неё, понимаю, что не стоит и пытаться, толкаю тело вместе с доской под воду и прохожу сквозь волну. Следующая волна кажется мне подходящей, я разворачиваю сёрфборд и жду, когда она приблизится. Вскоре я ощущаю, как волна тянет доску вверх. Потом всё происходит очень быстро. Доска начинает скользить по «лицу» волны, я выпрямляю торс, упираюсь ногами в сёрфборд, перемещаю центр тяжести. решаю поймать эту волну. Горизонты резко раздвигаются, мир на мгновение приоткрывает передо мной свои лучезарные тайны...
Мгновение проходит, и волна привычно захлёстывает меня с головой.
Но теперь я уже знаю, что этот огромный мир меня не отвергает. Для того, кто смотрит издалека, например, для моей сестры, я сливаюсь со сверкающим океаном. Вот почему я опять гребу в море. Ловлю волну — снова и снова. И не могу думать ни о чём больше.
Тем утром я покорила волну. До безупречности плавно и так неожиданно, что сама не поверила.
Если каких-то семнадцать лет — целая жизнь, значит, я всю жизнь ждала этой минуты, думаю я.
Я знаю, что это за мелодия. Серенада Моцарта. Её исполнял на концерте оркестр класса, где я училась, когда перешла в среднюю школу, я в том оркестре играла на мелодической гармонике. Мне очень нравилось дуть в трубку, нажимать при этом на клавиши и самостоятельно извлекать из инструмента звуки. В то время Тоно в моей жизни ещё не было. И сёрфингом я тогда не занималась. Если оглянуться назад, как же просто мне тогда жилось, думаю я.
Японское слово «серенада» пишется иероглифами «маленький», «ночь» и «мелодия». Получается «маленькая ночная мелодия». Наверное, серенады играли тихими уютными ночами, такими же, как та ночь, когда Тоно проводил меня до дома. Эту серенаду передают как будто для нас. Внутри меня растёт напряжение. Тоно-кун. Сегодня мы точно должны поехать домой вместе. После школы я даже на море не пойду, буду ждать Тоно. Сегодня шесть уроков, занятия в секциях накануне экзаменов укорочены…
— …Наэ?
— А?
— Канаэ, ты чего?
Это дёргает меня Саки-тян. На часах 12:55. Идёт большая перемена, из динамиков льётся тихая классическая музыка, мы с Саки-тян и Юкко, как обычно, разложили перед собой обед.
— Ой, извини. Что ты сказала?
— Ты настолько ушла в себя, что положила в рот яйцо, а прожевать забыла, — говорит Саки-тян.
— Да ещё и улыбаешься, — добавляет Юкко.
Я в спешке пережёвываю половинку вареного яйца. Вкуснотища. Глотаю.
— Простите-простите. Так что ты говоришь?
— Я говорю, что этой Сасаки признался в любви ещё один мальчик.
— А. Ну да. Она такая красавица, — говорю я и отправляю в рот спаржу, завёрнутую в бекон. Какой же вкусный обед приготовила мне мама!
— Кстати, Канаэ, а что это ты сегодня такая счастливая? — осведомляется Саки-тян.
— Ага. Мне даже как-то не по себе. Увидел бы тебя Тоно — влюбился бы, — а это Юкко.
Сегодня их подколки меня не достают. Пытаюсь прикинуться дурочкой: «А?..»
— Что сегодня с нами такое? Дело ясное, что дело тёмное!
— Ага… У вас с Тоно что-то было?
В ответ я непринуждённо поддакиваю и многозначительно ухмыляюсь. Не уточняя, что на деле всё ещё впереди.
— Да ладно! — синхронно изумляются обе. Что, быть такого не может?
Я-то знаю, что моя любовь не будет безответной вечно. Сегодня я оседлала волну — и наконец-то скажу Тоно, что я его люблю.
Вот так. Если я не скажу ему это сегодня, в день, когда покорила волну, то потом точно уже не скажу ни за что и никогда.
16:40. Смотрюсь в зеркало в туалете, который расположен посередине коридора, соединяющего школу с библиотекой. После шестого урока, который закончился в полчетвёртого, я вместо том, чтобы поехать на море, пошла в библиотеку. Само собой, заниматься я была не в состоянии, поэтому просто сидела, подперев голову руками, и любовалась пейзажем за окном. В туалете стоит мёртвая тишина. Гляжу в зеркало и думаю, как быстро растут мои волосы. Уже достают до плеч. В средней шк