– Ну как? – спросила она с довольным видом.
Мех норки на манекене, оттененный сумочкой, теперь выглядел еще роскошнее. Даже Вивиана, усердно складывавшая коробки, отвлеклась, чтобы оценить новое сочетание. Словно по волшебству, магазин стал еще краше. Сколько же времени потребовалось Адели? За какие-то четверть часа внутри помещения будто потеплело.
С восхищением рассматривая шубы на манекенах, Клелия ощутила внутреннее спокойствие и безмятежность. Она вспомнила, как недавно Адель поинтересовалась, умеет ли она упаковывать подарки. Клелия не умела, но быстро научилась. Она многого не умела до того, как начала работать. Не умела продавать, не умела подобрать сумочку к шубе. Независимость свалилась на нее неожиданно. Однако теперь, по прошествии нескольких месяцев с начала самостоятельной жизни, Клелия ощущала себя живой как никогда. Работа увлекала ее все больше и больше, общение с такой неординарной женщиной, как Адель, сделало ее смелее и в личной жизни. А совместная работа с Армидой Барелли и помощь женщинам, пострадавшим от насилия, придавала сил и окрасила существование новым смыслом.
– Великолепно, – вымолвила она.
Добавить что-нибудь еще у нее не осталось времени – в магазин вошел новый покупатель. Клелия и Вивиана обменялись понимающим взглядом. За время работы они перевидали немало чудаков.
– Простите, синьорина, я ищу подарки для жены и тещи, – произнес человек, обращаясь к Вивиане.
Клелия же направилась к вошедшему следом степенному господину лет пятидесяти.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Здравствуйте. Мне нужен подарок для дочери…
– Сколько вашей дочери лет?
– Четырнадцать.
– У нее уже есть дамская сумочка?
Мужчина ненадолго задумался, а затем покачал головой.
– Не думаю, – добавил он.
– Не беспокойтесь, сейчас что-нибудь подберем.
– Ты уже знаешь, что за углом открыли новую кондитерскую? – выпалила Вивиана.
– Знаю, – отозвалась Клелия, спускаясь со стремянки, на которую забралась, чтобы поправить фетровые шляпы.
– Я не сдержалась. Зашла внутрь и заказала чашку горячего шоколада. Не кондитерская, а рай!
– Что я слышу! Ты хочешь сменить место работы? – раздался голос Адели, входившей в магазин после обеденного перерыва.
– Я еще об этом не думала, – пошутила Вивиана. – Боюсь, моя фигура этого не выдержит…
Поправив непослушную прядку волос, Адель высказала вслух пришедшую ей в голову мысль:
– Я должна сделать магазин еще уютнее.
– Что ты задумала? Магазин и так хорош, – заметила Вивиана.
Адель покачала головой и усмехнулась.
– Капитальный ремонт делать не будем. Может, закроемся на пару дней или управимся за выходные.
Затем она посвятила девушек в свои планы.
– Ту часть магазина, куда падает взгляд в первую очередь, нужно сделать поярче. Это касается и бутика на виа дель Плебишито.
– Идет война, – пояснила Адель, – люди должны приходить сюда, как в убежище, чтобы хоть ненадолго отвлечься от грохота канонады и окунуться в мир роскоши и красоты.
11
Рим, 24 декабря 1940 года
Квартира семейства Белладонна
Выйдя из магазина, Клелия почувствовала, как ее переполняет радость. Рождественское убранство улиц поднимало настроение. Окинув взглядом толпу, она помахала отцу, который встречал ее после работы. Клелия заспешила к нему навстречу и чмокнула в щеку.
– По тебе часы сверять можно, – проговорил он, галантно протянув ей руку. Так, рука об руку, они зашагали вдоль виа Пьяве. Они могли гулять часами, не обращая внимания на расстояния, особенно если прогулку скрашивала беседа.
Клелия рассказала отцу, как прошел ее рабочий день. Но стоило ей упомянуть об Адели, как их мысли тотчас же вернулись к Маддалене, и они ненадолго притихли.
– Кухарка колдует над ужином… После обеда я не мог заснуть, пикантные запахи добрались даже до кабинета, – проговорил Федерико, сменив тему.
– Мне не терпится поесть рыбного супа, – усмехнулась Клелия.
– Понимаю. Еще будут каракатица с горошком, цикорий и жареная треска.
Вдруг Федерико наклонил голову и остановился посреди тротуара. Клелия удивленно на него посмотрела:
– Папа, все в порядке?
Федерико кивнул.
– Пока ты была на работе, звонил Аурелио, – произнес он. Клелия покраснела, но ничего не сказала. – Он зайдет завтра поздравить нас с Рождеством, – добавил отец.
– Ах, отлично! – смущенно пробормотала Клелия. Федерико было известно, что дочь иногда видится с адвокатом и что однажды они ели мороженое в кафе «Джолитти» вместе с синьорой Барелли. Впрочем, несмотря на взаимное желание, они ни разу не оставались наедине.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил он.
– О чем, папа?
– Ты прекрасно знаешь, о чем.
– Между нами ничего нет. Если ты об этом, – бросила Клелия. – И что ты ему ответил?
– Что ему всегда рады в нашем доме. Что еще я мог сказать?
– Да так… ничего…
Федерико рассмеялся. Незаметно они оказались у двери дома.
– Пойдем скорее. Нас ждет Лукуллов пир. Кажется, сегодня повариха решила побаловать нас как никогда.
– И что в этом плохого? – спросила Клелия, входя в дом, пока отец придерживал ей дверь.
– Все было превосходно! – воскликнул Федерико, запустив десертную ложку в сливки. Рождественский ужин удался на славу, хотя обоим недоставало Маддалены. Когда взгляды отца с дочерью пересекались, в них отражалась глухая боль потери близкого человека. И с этой непреходящей болью нужно было учиться жить заново.
– Знаю-знаю, у меня уже усы от сливок. Но не могу я есть ложкой. Хочу сразу слизать пенную шапку и добраться до шоколада, – проговорила Клелия, зажмурившись от удовольствия.
– Я пообещал Маддалене подарить тебе одну вещь, – вдруг произнес Федерико.
Клелия широко распахнула глаза.
– Какую?
– Помолвочное кольцо. То, что я подарил ей, когда делал предложение.
– Я помню, как ты надел его ей на палец. Мама плакала от счастья. Как давно это было, я тогда была совсем крохой, но кажется, что это было вчера, – вздохнула Клелия. – И когда ты ей это пообещал?
– В больнице. – Его голос дрожал от волнения. – Девочка моя, Маддалена была для меня всем…
– Да, папа, я знаю…
– Нет, не нужно меня жалеть. Я потерял спутницу жизни, а ты потеряла мать. Нам обоим тяжело. Это я должен тебя утешать.
– Ты делал это до сих пор, папа, – ответила Клелия с нежностью.
– Я совершил много ошибок с Маддаленой. Я обманул ее доверие.
– Мама верила тебе без оглядки. Если ты и ошибался, то только из-за большой любви. Она говорила, что только ты по-настоящему ее понимал.
– Мне приятно это слышать, но я-то знаю, что натворил.
– Может, сейчас самое время поговорить об этом? Я полагаю, все дело в письме, которое она сжимала в руках, когда ей стало плохо?
Федерико кивнул.
– Пришло время рассказать тебе о том, что произошло в тот день, когда доставили это проклятое письмо. Не знаю, о чем я тогда думал… Видимо, боялся потерять Маддалену, поэтому поступил ужасно, как эгоист… Я не достоин любви и уважения твоей матери…
– Не говори ерунды, – перебила его Клелия. – Я на своей шкуре прочувствовала, что из-за любви можно натворить глупостей, но не стоит заниматься самобичеванием. Ты и тогда любил, и сейчас любишь маму, она всегда это знала.
– Давай, я расскажу тебе, как было дело…
– Пошли в гостиную, сядем у камина. Там елка. Ее всегда наряжала мама, но сейчас она составит нам компанию, будет не так одиноко, – предложила Клелия.
12
Рим, 12 января 1923 года
Квартира семейства Белладонна
Маддадена была на прогулке, когда в гостиную, где у Клелии шел урок, заглянула служанка. Девочка вместе с терпеливой, благодушно настроенной мисс с горем пополам читала по-английски детские стишки. Оторвав глаза от книжки, Клелия с признательностью взглянула на Лизетту. Хотя она неплохо владела английским, необходимость упражняться в нем наводила на нее скуку. Однако Федерико настоял на продолжении занятий, поэтому после рождественских каникул ей нашли учительницу английского, которая жила неподалеку.
– Мисс Эмма, можно мы почитаем что-нибудь другое? – попросила Клелия, воспользовавшись всеобщим замешательством, вызванным появлением Лизетты, которая стояла посреди гостиной с конвертом в руках.
Федерико сначала взглянул на прислугу, затем на Клелию.
– Нет-нет, дорогая, читай дальше, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
Девочка удивленно подняла брови, чем сильно развеселила Федерико:
– Вылитая Маддалена – снаружи и внутри. Клелия порой ведет себя точь-в-точь как ее мать, – пояснил он англичанке.
– Синьор Федерико, – позвала Лизетта, – тут письмо вашей жене, написано не по-нашему.
– Дай-ка его мне, – проговорил Федерико, протянув руку за письмом.
Клелия оторвала глаза от книжки и посмотрела на обеспокоенного отца. Затем перевела взгляд на письмо в его руках.
– Папа! – позвала она.
– Солнышко, не отвлекайся. Папа пойдет в кабинет, чтобы посмотреть, о чем пишут маме, хорошо? – ответил он, пытаясь не выказать своего беспокойства.
Затем скорым шагом прошел в кабинет, закрылся и расположился за письменным столом.
Не зная, что предпринять, он нерешительно вертел конверт в руках. Отсутствие Маддалены подстегивало его вскрыть и прочитать послание. Тяжело вздохнув, он опустил письмо в верхний ящик стола, куда складывал интересовавшие его газетные вырезки.
Он снова было направился в гостиную, но замер на полпути и обернулся к письменному столу. «Черт побери», – выругался он, сжав кулаки.
Письмо из Лондона могло означать только одно – возвращение Джона Уильяма Годварда. На конверте не значился отправитель, но Федерико не сомневался, что письмо от него. Он вспомнил их последнюю встречу в отеле «Эксельсиор» на виа Венето. Тот день врезался ему в память. Они мило беседовали с князем Колонной в зимнем саду гостиницы. «Эксельсиор» стал излюбленным местом встреч для сливок римского общества, коротавших вечера за чашкой чая. Их беседу прервал консьерж, объявивший, что Федерико дожидается какой-то иностранец.