Но солнышко светило так ласково, зелень лезла из земли так дружно, воздух так благоухал запахами начавшегося лета…
– Привозите, чего им задыхаться в большом городе.
И вот наше первое самостоятельное утро. Что приготовить на завтрак? Там, в мегаполисе, в дефиците не только свежий воздух. Дети там не видят и натурального коровьего молока. Не видят и не едят. Сварю-ка я им молочную кашу. Или молочный суп. Нет, сначала надо умыться. Чем занят мой четырехлетний внук? Наверняка сидит у телевизора или компьютера – нынешние дети включают их, едва открыв глаза…
– Владик, пошли умываться!
– Я уже слезами умылся…
О Боже! Почему, отчего?..
Увидев мое лицо, внук спешит исправить ситуацию:
– Я пошутил, бабушка.
Ох уж эти московские внуки… словечка в простоте не скажут…
Ладно, будем варить молочный суп. Ставлю на плиту кастрюльку с молоком. Умывшийся внук (что молодец, то молодец – умывается без посторонней помощи) садится за стол и внимательно смотрит за моими действиями. Я говорю о пользе натурального молока. Внимательно слушает. Потом говорит:
– Я люблю смотреть, как делают вермишель с молоком, но кушать не заставляют.
– А зачем же тогда делать? – недоумеваю я.
– Для культуры.
Че-го?.. Для какой такой культуры? Почему для культуры, а не для еды? Нет, хватит их слушать. Все не переслушаешь. Надо варить и ставить на стол…
– Иди за Миланой, будем завтракать.
Оторвать внучку от телевизора оказалось еще сложнее. Она смотрит фэнтези – и это сплошные приключения, трюки, спецэффекты. А по эту сторону экрана – что тут интересного?.. «Сейчас приду» прозвучало и через пять, и через десять, и через пятнадцать минут…
Но вот, наконец, мы все за столом. Беремся за ложки. Внук развлекает бабушку и сестру беседой:
– У Паши есть дедушка Петя. У него оторвало пальцы косилкой, целых четыре пальца. Сосуды лопнули, и он умер.
Мы с Миланой недоуменно переглядываемся: это – тема для завтрака? Но внук упорно продолжает:
– Сейчас дед в могиле. Если к ней подойти, он встанет.
Мы кладем ложки…
– Только это будет уже не он, а зомби.
– Почему зомби? – дрожащим голосом спрашиваю я.
– И кто же его там зазомбировал? – голосом строгой учительницы спрашивает сестра.
– Не знаю, – вздыхает внук и некоторое время, к моей радости, ест молча. Слава Богу: лапша, сделанная «для культуры», все-таки оказывается в желудках…
И потекли дни. Завтраки, обеды, ужины. Речка. Речка – это то, что все-таки перетягивает (пока?) фэнтези со всеми их спецэффектами. Внуки заходят, точнее, забегают со всего маха в воду, и – попробуй их вытащить оттуда! Визг, крики восторга, ныряния. Внучка утверждает, что вода – ее родная стихия. В начале лета она провела две недели на море с папой (отпуска у мамы с папой не совпали, и они отдыхали по очереди), но приехала к нам абсолютно белая. «Почему?» – недоумевала я. «Так я же всегда в воде сидела».
Если бы только в воде! А то ведь чаще всего – под водой. Начнешь что-нибудь говорить ей, оглянешься – а тебя никто не слышит. Потому что опять унырнула.
Нынешним летом решил следовать примеру сестры и малыш. К непрекращающимся ныряниям внучки я уже привыкла, а тут – сердце обмирает…
С речки возвращаюсь, уморенная от переживаний. А надо уже налаживать ужин. А еще мама наказывала с малышом читать и писать. В свои четыре внук уже знает все буквы, складывает их в слоги и даже слова, но писать решительно отказывается:
– Нет, здесь я писать не смогу.
– Почему?
– Потому что у вас все другое: стены, мебель, игрушки.
– А как же в школе? Когда ты пойдешь в школу, там тоже будет все другое.
– Не знаю, – простодушно и честно вздыхает маленький хитрец.
Вечером я иногда не нахожу в себе сил рассказать ему сказку… Он и не настаивает:
– Давай лучше поговорим.
– О чем?
– Вот я не знаю, почему Милана выросла раньше меня.
– Ну, это понять легко: просто она раньше родилась.
– А где же тогда был я? У мамы в животике?
– Нет, даже в животике еще не был.
– Значит, я был в космосе. Или у мамы в груди.
До приезда внуков, когда у меня еще было время читать, я успела ознакомиться с теорией о том, что дети, оказывается, сами выбирают своих родителей. Они, дети то есть, существуют где-то там, в параллельных мирах (получается – как раз в бесконечном космосе!), в виде духовных субстанций, а потом воплощаются с помощью выбранных – по своему желанию! – родителей в физические тела. И появляются таким образом на земле. Но внук-то этих книг еще не читал. Откуда же…
– Все, давай спать. Ложись на бочок, ручку под голову…
Внук вскоре и засыпает. А у бабушки – ну какой теперь сон!
Кажется, еще недавно… еще совсем недавно я говорила не внукам, а своей маленькой дочке: ложись на бочок, ручку под голову… О, блаженное время! Время, когда я была для своего ребенка всем: вселенной, в которой она жила, защитницей от всех бед и напастей, мудрецом, знающим ответ на любой вопрос. Она действительно жила у меня в груди, черпала из меня все, что ей требовалось для жизни: любовь, защиту, тепло.
Но потом дочь выросла и сказала: хватит.
Теперь она хочет быть сама по себе. Она не терпит вмешательства в свою жизнь.
Если у них с мужем внезапно кончились деньги – им можно подбросить их.
Если им некуда деть на лето детей – они позволят пожить им у бабушки с дедом. На это они не рассердятся.
Но если полезть к ним с советом – это будет расценено как вмешательство во внутренние дела семьи, будет пресечено и отвергнуто самым решительным образом. Да вспомнить хотя бы историю с кроваткой. Когда Владик вырос из своей самой первой – маленькой кроватки, они приняли решение купить другую – двухъярусную. Узнали мы об этом от внучки (в то время она звонила часто): «Бабушка, мама с папой везут двухъярусную кроватку». – «Какую-какую?» – «Двухъярусную. Владик будет спать внизу, а я наверху». Я тут же взялась названивать на мобильный: «Вы что – с ума сошли?» В ответ раздалось вежливо-холодное: «Ты что там делаешь сейчас – пьешь чай? Вот и пей спокойно. Не нервничай. И не лезь в наши дела»…
Не лезь в наши дела? Значит, пока внучка жила у нас (а она жила до пяти лет, пока они обустраивались там, в Москве), пока она жила у нас, наши дела были общими. Внучка часто болела, и мы постоянно перезванивались по поводу ее здоровья – нашего главного общего дела. Хотя иногда приходилось принимать решения самостоятельно, как, например, в случае с аппендицитом.
…Тем утром внучка поднималась особенно неохотно, была задумчивой и вялой и на вопрос: «Что с тобой, Миланочка?» так же неохотно ответила: «Животик болит». Помчались в больницу. Доктор пощупал внучкин живот, потом у нее взяли кровь из пальчика (хорошо сказать – сдали: пока сдавали, все хирургическое отделение от крика моей горластой внучки стояло на ушах!), после чего тот же доктор сказал: «Немедленно на операционный стол». Когда тут было советоваться, если доктор говорит «немедленно»? Немедленно и повезли. Пока шла операция, я была, как говорится, в себе – видимо, просто толком не успела испугаться. Но когда операция закончилась, а она все не просыпалась и не просыпалась… Через час ожидания под дверью операционной от страха я опустилась по стене на пол. Вышел доктор. «Да не переживайте вы так. Это же ребенок. Спит и спит. Проснется, спросит: „Бабушка здесь?“ – и опять спит». Я верила и не верила. Сознание прошивала мысль: «А что скажут родители? Что они сделают теперь со мной?»…
Внучка очнулась через полтора часа. И тогда я перевела дух и тоже вернулась в себя – в свое тело, свои мысли и чувства. (Наверное, именно тогда я впервые поняла, что значит – быть не в себе и в себя вернуться…) Бросилась звонить родителям. «Как? Ах! Ох!..»
Тогда нам не говорили: «Не лезьте в наши дела». А теперь…
Теперь к ним нельзя лезть даже с нежностью и любовью – им в своих семьях этого добра хватает, зачем еще что-то сверх? Сверх – это уже не нужно, излишества тоже вредны, они это знают, поскольку полезной информацией напичканы по уши. А если нужда в совете все-таки возникает – на это есть психолог, который в курсе последних достижений и веяний во всех сферах человеческой жизни, – так зачем им устаревшие советы устаревших родителей?
Бо-о-льно… Почему они не понимают, как это больно?.. И куда нам девать теперь нашу родительскую любовь, ставшую им не нужной?!
Теперь на море уехал внук – с мамой. Остаемся с почти взрослой (она уверяет, что не почти, а совсем взрослой) внучкой. Вздыхаю с облегчением: ну, теперь будет легче – если ребенок совсем взрослый…
Утром она спит долго – хорошо. Можно и самой благодаря этому обстоятельству проснуться не торопясь, полежать в тишине и покое, а потом так же не спеша попить чаю. Послушать тишину. Подумать о спящей внучке.
Этим летом она приехала другая. В конце прошлого мы проводили в Москву худенькую (ребра можно пересчитать) девочку-подростка, а в начале нынешнего в наш с дедом дом вошла девица, ростом выше бабушки, с крутыми бедрами и непонятными глазами. Мы опешили.
Вечером внучка вышла из ванной, обернутая полотенцем. Высокие ноги, длинные руки, покатые и оттого очень женственные плечи… Афродита! И нет больше прежней девочки…
Как строить отношения с девочкой – было понятно. А что делать с Афродитой?!
Сейчас, наверное, все-таки пора ее будить…
Спит прямо в наушниках. И компьютер не выключен – до каких пор общалась с одноклассниками – до двух? до трех?
– Милана, пора вставать…
– Не хочу-у-у. Лe-e-то же…
– Лето – значит, полное безделье?
– Ну, ба-а-бушка…
Наедине с дедом решаем, что надо «совсем взрослого» ребенка как-то отвлекать от этих современных игрушек – мобильного телефона, музыки через наушники, компьютера. Вот – он возьмет ее на рыбалку с ночевкой!
…И опять мне рай – они там рыбачат, а я тут приберусь, перестираю, перемою посуду… И так далее, и так прочее…