Командир взвода спрашивает меня:
— Ну как, Хапилин, знаете, как с компасом обращаться?
— Неужто не знаю! Местность узнавать, — куды стрелку повернешь, там и север.
— Ну, ладно, — говорит, — смотрите, как я сейчас буду объяснять… — И стал всем показывать; бумагу к дощечке пришпилил.
— Стрелку, — говорит, — начертите с краю… — Еще чевой-то говорил, ну да с меня хватит. Сел я на пенек, начал стрелку рисовать.
А рисовать я люблю. Бывало, на занятиях не раз наряды получал за эту самую любовь. Стрелка хороша вышла…
Комвзвод велел дорогу на плант занести, от лагеря и до радиостанции.
Я, было, начал рисовать: уже куст срисовал (хорош вышел!), да про конпас вспомнил. Положил я его на землю, ищу север. А стрелка в бок показывает мимо буквы С. Вертел я, вертел ни с места стрелка.
Солнышко припекло жарко. Ребята разбрелись; кто шаги отмеряет, кто что. Снял я скатку и винтовку положил и думаю, что с коробочкой сделать?
Гляжу — Семка Чернышов ко мне подходит. Не любил я его; всегда он ко мне лез, все учит, а сам ни черта не знает. Опротивел он мне, хуже старшины.
— Чего ты? — говорит. — Не выходит у тебя?
— Выйдет, — отвечаю я ему. А сам проклятую коробку трясу.
— Дай мне. Да ты кнопку-то нажми, у тебя стрелка и не двигается.
Пощелкал я кнопкой из любопытства. Щелкнешь — задрожит стрелка, закачается, еще щелкнешь — замрет.
Повертел я коробочку так, чтобы стрелка на букву С встала, защелкнул поскорей кнопкой.
Теперь как ни вертись, а от севера не уйдешь. И пошел я шаги отмерять по дороге. Выну кон-пас из кармана, погляжу на стрелку: верно стоит, и суну опять в карман.
Смерил до железной дороги 289 шагов вышло. Провел я дорогу карандашом, со всеми кривулинами, как есть; а сбоку надписал «289 шагов»’.
Положил я конпас на рельсу, а сам разрисовываю плант. Всех обогнал.
Гляжу Семка опять тут.
— Нетто можно конпас на рельсы класть?
— А то нельзя?!
— Да стрелка не на север, а в бок будет показывать.
— Не пугай! У нас всегда на север кажет: не свернется.
Поглядел он: — Да што же ты кнопку-то опять защелкнул? Открой!
Дурака нашел! Открой, а потом ищи севера, крути ее тогда, коробку-то!
— Катись, — говорю, — не учи. Посмотрим, у кого лучше получится…
Махнул Семка рукой, да знаю я его! Всегда старается научить ребятам на-смех. Да не очень-то его слушают, не на дурака напал!
Усердно я рисовал. Што пондравится, то и нарисую. Даже взял корову на плант нанес, она тут же около дороги ходила. Ежели бы раскрасить — на ять вышло бы. Я теперь не знаю, чья лучше будет.
Вот завтра командир взвода объявит, наверно, меня хвалить будет. Давно бы пора, а то ругаться все мастера, а хвалить — никто.
Ну, завтра увидим!
Поклонник техники
— Великанов, что же ты винтовку не чистишь?
— Очень надо. Некультурность это — самому чистить! В Америке, вон, в войсках, такой шомпол есть — вставил, и само чистится! Пущай выпишут такой шомпол.
— А что ж ты не подметешь? Твоя очередь.
— Очень надо. В Англии, вон, такой веник есть — завел его, как часы, так он сам по полу скачет да метет! Пущай выпишут такой веник.
— Ты бы вот хоть койку-то свою прибрал да сам причесался.
— Очень надо. Во Франции, вон, такая машинка есть — пустишь на койку — в момент все приберет; пустишь по голове — моментом причешет. Пущай выпишут.
— Куда ты побежал?
— Обед принесли. А-а! А где моя большая ложка?
— Нет, брат, ты подожди жрать, покеда мы из-за границы не выпишем такую ложку, которая сама от котла ко рту со щами бегает. А то в руке-то ложку держать не технически.
ЧАСОВОЙ — ЛИЦО НЕПРИКОСНОВЕННОЕ
Неприкосновенное лицо
На занятии по гарнизонному уставу Крякин ворон считал.
— Как вы думаете, для чего постовая будка предназначена? — задал вопрос командир взвода.
— От дождя.
— Для часового.
— От непогоды, чтоб залазить, — загудели голоса.
— Нет, товарищи! Запомни всякий: будка стоит, первое — для обозначения поста, а второе — для постовой одежды. А залазить в будку часовому не полагается, хоть тут каменья с неба сыпятся, — объяснил командир взвода.
В точности разобрали караульную будку на занятиях, а Крякин не слыхал. Не интересовался ею также и тогда, когда после обеда стал на пост.
Ну, а когда 2 часа ночи стукнуло, то обратил на нее внимание.
— И чего это я мерзну на холоде, спину ветру подставляю? Для чего же тут будка-то? Дай-ка влезу в нее.
Через минуту он сидел в будке и думал:
— Хорошее дело эта будка! Удобно! Тут и курнуть можно, и никто того не увидит.
Курнул, уселся поудобнее и задремал.
Гудит вокруг будки ветер, а Крякину затишно и уютно. Вдруг — тррах!
Будка опрокинулась и накрыла собой Крякина, а какая-то фигура в шинели со всех ног бросилась прочь от будки.
— Карраул! — завопил под будкой перепуганный на смерть Крякин. — Ай-а-а-ай!.. Караул!
Спиной хотел поднять будку — тяжела.
Минуты две ворочался под будкой, потом вспомнил, что свисток есть — свистать стал.
На свист прибежал разводящий. Вызвал из караула других. Вызволили наконец Крякина из-под будки и сменили.
— Что с тобой? Чего это ты под будкой душился? — спрашивал карнач Крякина.
— Не, не… то ветер свалил. Стоял я возле ей, окаянной, а он как дунет — и опрокинул на меня, — врал Крякин.
— А не в будке ты, часом, сидел? — любопытствовал карнач. — Бывает и это с вашим братом.
— И не думал! — оттопырил губу, оправившись от страха, Крякин.
— Ветер-то свалить будку не может, — говорил карнач, — не иначе кто-либо живой на тебя свалил… А, Крякин, сшутил кто-то над тобой злую шутку!
— Прикоснулся до неприкосновенного лица, — добавил разводящий.
Крякин обиделся:
— И што это такоича? человек пострадал на посту, а они смеяться!..
Луна
Луна! Лектор вчера объяснял, что луна отраженным светом от солнца светит… Категорически и беспрекословно необходимо создать учреждение такое, на манер электротока, что ли, чтобы солнечный свет не расхищался бесплатно нетрудовым элементом!
И название для этого учреждения подходящее придумать можно было бы — вроде «Солнцесвета».
И этаким бы манером ввернуть в луну счетчик вроде электрического, да самою-то луну, как нетрудовой элемент, обложить покрепче!
А то живет, вроде как светозаяц. Задарма-то и дурак может чужим светом светиться. Нет, ты попробуй сама, без солнца, то есть. Не можешь? То-то вот и оно!
Луна! А толк-то с тебя который?
Так рассуждая, сидел Сережа Кругликов на полене с винтовкой в руке. На посту он стоял. У дров. Дрова в полк привезли, ну и не успели убрать за день. Выставили пост на ночь.
Сережа Кругликов полено-кругляш на попа поставил, сидит на нем и философствует на лунные темы.
Читал он как-то в газете, что американские люди, — с жиру, не иначе, — лететь на луну задумали. Покроили ракету какую-то, на менер корабля воздушного. Денег, поди, народных уйму ухлопали, а как лететь, так и гайка слаба! Изобретатель-то, то есть человек этот американский, который ракету изобрел, говорит:
— Пожалуйста, — говорит, — граждане, будьте любезны, летите на луну на доброе здоровье, а мне, — говорит, — некогда, мне изобретать надо!
И ушел к себе изобретать дальше. А граждане, конечно, говорят:
— Как же, — говорят, — мы одни полетим-то? Ишь, говорят, — сколько тут винтиков всяких накручено; за который хвататься — не знаешь!
Так и не полетели. Хотели жулика одного на луну отправить, да раздумали. Испугались, что ракету упрет! Так и стоит эта ракета без никакого употребления.
Говорят, будто Форд на трактор хочет ее переделать. Кто их знает, с американцев все станется!
— Дураки! — заключил свои воспоминания Сережа Кругликов. — Дураки, хоть и американцы. На луну! А как бы ты, дубина американская, назад в свою Америку с луны прилетел? Об этом, небось, не подумал? Нет, брат, помоему, на луну лететь совсем ни к чему. Да и голова к тому же на плечах одна у каждого!
Очень просто: луну можно к земле притянуть. Надо только мозгами пошевелить. Есть у нас горы разные на земле. Вот на такой же горе, самой высокой только, поставить магниты электрические и притянуть этими магнитами луну к земле. А то, ракета!
И… видит Сережа Кругликов, что луна растет. Сам он на высокой горе стоит и управляет какими-то сложными машинами. А луна все ближе и ближе. Все шире и шире ее смеющаяся рожа.
— Тянет, — думает Сережа Кругликов.
От быстроты полета луны поднялся вихрь. У Сережи Кругликова снесло фуражку.
Сейчас — сейчас! И вот — хлоп.
Луна ударилась о гору. Силой удара Сережу Кругликова далеко отбросило в сторону. Он лежит и видит, как из расколовшейся луны течет вода. Много воды. Океан целый!
— Море на луне прорвалось, — думает он, чувствуя, как вода заливает ему сапоги, заползает за воротник. — Бежать! — решает Сережа Кругликов. — Бежать, иначе смерть.
Он вскакивает и… просыпается! Ночь прошла, и луны давно нет. Идет дождь. Сережа Кругликов лежит в луже, а рядом с ним винтовка, фуражка и полено-кругляш.
О кошке и часовом
Ночь. Луна. Поют лягушки.
На ружье сверкает мушка.
Прошка Купорев герой —
Он сегодня часовой.
Он глядит отважно в дали,
Сдрейфит он теперь едва ли!
Враг полезет — наплевать,
Ведь умеет он стрелять!
Вдруг у ног раздался шорох.
— Караул!.. Спасите… ворог!
Прошка — храбрый паренек,
Вмиг собрался на утек.
Ночь. Луна. Пуста дорожка.
На дорожку входит кошка.