- Понятно. А разве у него тут есть племянник?
- Есть! Кешка-Головастик… Только ты его в прошлом году не видел: он в поход с ребятами уходил.
- Головастик?
- Прозвище такое. У него голова большая, лобастая, и всё время из неё всякие идеи наружу выскакивают. Кешка за один час столько всего напридумать может, что тебе и за год не придумать!
- А тебе?
- И мне тоже…
Мне почему-то было неприятно, что Саша в присутствии Липучки нахваливает какого-то незнакомого мне Головастика.
- Противное прозвище! Головастик! - прокричал я, заглушая стрекотание мопеда. - Лягушечье какое-то..
- Ой, Шура, ты не прав! - снова вмешалась Липучка. - Это же от слова «голова» происходит, а голова - самое главное в человеке!
- Главное - это сердце! - неожиданно для самого себя возразил я. - Душа должна быть у человека!..
Эти мои слова произвели на Липучку большое впечатление, - она замолчала и даже перестала ёрзать на своём неудобном сиденье. А Саша продолжал:
- Всем на этом новеньком велосипеде покататься хотелось! Мы даже расписание завели: кто за кем катается. И Кешка-Головастик тогда придумал… «Давайте, говорит, детский общественный транспорт создадим! Общий гараж устроим, свезём туда все велосипеды: и двухколёсные, и трёхколёсные, - и самокаты тоже, и педальные автомобили… И все будем пользоваться поровну!» Так мы и сделали! У нас старый сарай был, в котором раньше дрова хранились, - мы его подремонтировали и в гараж превратили. Понятно?
- Это здорово!..
Мне было не очень удобно слушать Сашу, потому что стрекотал мопед, посвистывал ветерок и я всё время сидел «в профиль», не поворачивая головы. И всё-таки я не пропускал мимо ушей или, вернее сказать, мимо своего левого уха, находившегося по соседству с Сашей, ни одного слова. А Саша, который всегда был таким сдержанным и немногословным, тут вдруг никак не мог остановиться - всё продолжал рассказывать:
- Много разных названий для гаража перебрали: «Пионертранссарай», «Садись - и катись!», «Наши общие колёса!» Вот на этих самых колёсах и остановились. Теперь на всех наших самокатах, велосипедах и мопедах прямо так и написано: «Наши общие колёса!» Ну, как они везут, «общие колёсики»?
- Хорошо-о!
- То-то!.. Нас за это самое дело и в совет приняли. Ты думаешь, мы только катаемся? Как бы не так! Мы и пассажиров, когда надо, со станции перевозим. Для этого самого и коляски приделали. Понятно?
- И всё у нас началось с велосипеда! - гордо и радостно подтвердила Липучка.
- А что ещё впереди будет! - прокричал Саша. Но что именно «будет впереди», я на этот раз узнать не успел, потому что «общие колёса» вкатили нас в Белогорск.
ИСТОЧНИК ПОЛНОТЫ
«Всё течёт, всё изменяется»… Я часто слышал эту поговорку. А вот река Белогорка текла и ничуть не изменялась. Она так же, как и раньше, беззаботно петляла между зелёными холмами, которые отражались в ней вместе со всем, что на них было: с белыми домиками, и ленивым, пятнистым стадом коров, и даже вместе с нашим мопедом, который остановился на зелёном склоне.
По-прежнему над берегом нависала песчаная глыба ржавого цвета, напоминавшая вытянутую к реке огромную собачью морду. Но на самом берегу Белогорки всё переменилось: там почти не было видно чистого, словно аккуратно промытого, песка, на котором мы загорали и просто так валялись прошлым летом: весь берег был прямо сплошь покрыт или, как говорят, усеян отдыхающими.
- И что это они вдруг понаехали? - удивлялся я. В прошлом году «дикарей» было не очень много.
А тут прямо целое «дикарское племя» с пледами, зонтиками и самодельными тентами расположилось по обе стороны от песчаной глыбы. Какой-то паренёк в красных трусиках лежал на самом носу сказочно огромной песчаной морды.
- Ой, смотрите! - вскрикнула Липучка. - Кешке-Головастику места на пляже не хватило.
- Про наш Белогорск заметка в газете была, - слезая с мопеда, деловито сообщил Саша. - Будто у нас тут разные полезные источники…
- И даже источник красоты! - вставила Липучка. - Во-он, видишь, ручеёк из-под глыбы пробивается - так к нему отдыхающие по десять раз в день ходят. Женщины, конечно… Умываются! Прямо с ума сходят: все красавицами хотят быть!
- «С ума сходят»… - проворчал Саша. - А ты-то сама не сходишь? Веснушки кремом каким-то сводить вздумала! А вместо них вон пузырьки повыскакивали… Ещё хуже стало!
- Ну, этого… этого я тебе, Сашка, никогда не прощу!
Липучка сжала кулаки, а потом, со злостью перепрыгивая через камни и ложбинки, помчалась к пареньку в красных трусиках, будто хотела пожаловаться ему на Сашу.
- Зачем ты её? - спросил я.
- А что ж она разными дикарскими штуками занимается: красавицей, видишь, тоже захотела стать к твоему приезду!
Я скромно отвернулся и стал чересчур внимательно разглядывать «дикарок», которые и правда умывали лицо холодной ключевой водой, той самой, которая очень робко и застенчиво пробивалась из-под рыжей глыбы. Прошлым летом я часто подставлял под эту ключевую струю свой широко разинутый рот и пил, пока у меня зубы не сводило от холода. «Лучше было бы ею умываться, а не пить! - подумал - Может, у меня внутри и развелись уже всякие красоты, но этого никто не видит. А так всё было бы прямо на лице!»
Теперь-то я знал, почему у Липучки так горели щёки: она пожертвовала ради меня своими веснушками! И мне вдруг захотелось немедленно умыться в источнике красоты. Но я не сказал об этом насмешливому Саше. Не пошёл умываться, потому что Липучка и паренёк в красных трусиках уже бежали к нам.
- Вот, Шура, познакомься, пожалуйста: это наш Кеша! - сказала Липучка. - Он у нас самый умный, самый сообразительный… И мы его за это прозвали Головастиком! И ещё он племянник Андрея Никитича. Вот!
Она со злым торжеством взглянула на Сашу: тебе, мол, никто и никогда такого красивого и почётного прозвища - Головастик! - не давал и нет у тебя такого замечательного дяди, как Андрей Никитич!
Голова у паренька была большая и круглая, как глобус. Он был пострижен почти наголо, и только на самой макушке, будто на полюсе, торчала метёлочка белых выгоревших волос. И, словно какие-нибудь причудливые заливы на карте или глобусе, на лице его были видны жёлтые и коричневые разводы неровного загара. И ещё выделялись на этом глобусе два голубых озерца… Это были глаза, которые, казалось, всё время что-то соображали, выдумывали что-то необычайное и озорное. В общем, Кешка-Головастик мне сразу понравился.
Тут я заметил, что Кешка был не только в красных трусиках, но тоже с красной повязкой на руке.
- Что это ты её на голое тело нацепляешь? - хмуро спросил Саша.
- Не нацепляет, а повязывает! - заступилась за Кешку Липучка.
- А это чтобы утопающие видели! - посмеиваясь своими голубыми глазками, объяснил Головастик.
- Кто? Кто?! - Саша даже перестал возиться со своим мопедом и удивлённо выпрямился.
- Утопающие! Я их спасать должен, а они любому-каждому свою жизнь не доверяют. Им удостоверение предъявляй или вот повязку, тогда они сразу начинают спасаться!
- И многих ты уже спас? - поинтересовался Саша.
- Трёх! Только потом оказалось, что они не утопали, а так… баловались, дурака валяли. Но я их всё равно по всем правилам науки на берег вытащил!
- Ты смотри всех наших «дикарей» из реки не повытаскивай! Они же сюда отдыхать приехали, купаться, а ты их за волосы - и на берег…
- Не волнуйся, пожалуйста, за Кешу: он уж как-нибудь без твоей помощи сообразит! - вступилась Липучка.
А сам Кеша, чтобы прекратить разговор об утопающих, вдруг радостно воскликнул:
- Ну, вот! Вся наша «пятёрка» в сборе!
Я огляделся по сторонам: какая же «пятёрка»? Нас было всего-навсего четверо. Может быть, пятым был притихший на время мопед? Заметив моё удивление, Липучка бросилась объяснять:
- Ой, ты не удивляйся, Шура! Сейчас всё поймёшь. У нас многие ребята борются за город высокой культуры. И Андрей Никитич предложил всем нам разбиться на группы, на «пионерские пятёрки». И чтобы каждая «пятёрка» выполняла какое-нибудь своё, особое задание. Нас всё время трое было, потому что мы тебя ждали. А теперь вот ещё Веник приедет - и сразу будет «пятёрка»!
- Да не приедет он, - махнул рукой Саша. - Давайте кого-нибудь из наших, белогорских, возьмём.
- Нет! Ни за что! - Липучка вдруг вся вспыхнула, пузырьки её угрожающе засверкали на солнце, и вновь сжались кулаки. - Нет! Мы должны вызвать Веника! Вот Шура же сразу примчался, и Веник примчится… Надо только телеграмму послать!
- Тогда уж у Кешки будет работы хоть отбавляй: Веник плавать не умеет и очень любит тонуть.
- А ты Веника не трогай! - грозно закричала Липучка, чуть не набрасываясь с кулаками на Сашу.
Она так заорала, что я даже вздрогнул и на миг засомневался: для меня ли она сводила свои веснушки?
Липучка повернулась к Кеше-Головастику и стала громко ему объяснять:
- Ведь мы же за город высокой культуры боремся. Да? А Веник (полное его имя: Ве-ни-а-мин!) самый культурный из нас, самый образованный, и вообще… он почти все на свете книжки перечитал!
- Это верно. Это правильно, - пошёл на примирение Саша. - Но ведь у него ещё мамаша имеется, по имени Ангелина Семёновна. А она вовсе не захочет, чтобы Веник боролся за город высокой культуры. Она вообще не хочет, чтобы он боролся, а хочет только одного: чтобы её Веничка потолстел! Или, как она говорит, «значительно прибавил в весе»!
- Хочет, чтобы потолстел? - переспросил Кеша. И глазки его хитро прищурились, словно голубые озёрца на глобусе внезапно обмелели и сузились. - Возникает у меня, между прочим, одна мыслишка!
- Ой, Кешенька! Ой, миленький! - закричала Липучка. - Не упускай эту мыслишку! Не упускай!
- Сейчас, сейчас… Одну минутку!
Все мы уставились на сообразительного Головастика. И я вспомнил, как Саша предупреждал, что у Кешки из головы «всякие идеи наружу выскакивают». Что, интересно, выскочит оттуда на этот раз?