– Что это у тебя? – спрашиваю я.
– Список Тиган, – пожимает плечами он.
– Это всего лишь игра, – быстро говорит Тиган. – Мне просто нужно было чем-то заняться, пока у Джейсона процедуры. У меня вовсе нет никаких желаний. Я не болею и все такое. Но мы подумали, что было бы забавно узнать, какие желания у меня.
– Ага, – кивает Джейсон. – И они суперотстойные. То есть ультра, психо, безумно скучные.
– Мне просто много не надо, – отбивается Тиган.
– Ну серьезно! Запас шоколадок «Милки Вэй» на год? Поездка по кварталу на кабриолете? И увидеть, как этот чувак Мюррей…
– Мистер Макбрайд!
– Пройдет все базы в бейсболе. Тебе нужна помощь, женщина. Тебе стоит увидеть настоящий список типа моего…
– Не называй меня «женщина», – возмущается Тиган. Она тянется через меня, выхватывает список Джейсона из его кармана и начинает водить по нему пальцами. – Это невозможно, Джей. Почему ты просто не написал: «стать Богом»?
Джейсон со злостью смотрит на нее, и она продолжает:
– Я напишу, как ты. Я тоже хочу поцеловать мужчину. Красивого мужчину. Но мне достаточно будет в щечку.
Джейсон закатывает глаза:
– Ты, наверное, шутишь…
– Почему ты вечно так говоришь? Почему? Ты говорил так, когда я сказала, что моя любимая команда «Уайт Сокс». И когда я сказала, что получила «отлично» за контрольную по математике на прошлой неделе. И даже когда я сказала, что моя прабабушка играла в профессиональной женской бейсбольной лиге…
– Потому что это неправда! Все знают: девчонки не играют в бейсбол!
– Ну-ка, притормози!
До этого момента разговор доставлял мне удовольствие. Я чувствовал себя так, как когда-то с Дженни. Когда-то и мы с ней препирались точно так же. Я задумываюсь, а как же на самом деле Джейсон относится к этой девочке.
– Тиган совершенно права, – говорю я. – Девочки играли в бейсбол, и очень даже неплохо. Некоторые дамы вполне могли показать класс…
Дети смотрят на меня широко раскрытыми глазами, но потом Тиган наконец-то понимает:
– Вот и я ему постоянно об этом говорю!
Я вспоминаю поле, на котором молодые девушки играют в чисто мужскую игру. Мы с Дженни сидим на трибуне, держась за руки, и видим, что девушки играют куда лучше, чем можно было подумать. Каждый раз мы приглашали с собой наших парней с семьями, но не помню, чтобы они хоть раз пришли.
– Конечно, это было уже после того, как закончилась моя карьера. Мне было тяжело ходить туда, где когда-то играл я сам. Не мог войти на стадион, не испытав жгучего желания снова играть. Поэтому мы с Дженни путешествовали по Среднему Западу и смотрели разные игры: иногда игры негритянской лиги, иногда женской… Кеноша, Саут-Бенд, Рейсин…
– Там играла моя прабабушка! – восклицает Тиган. – Три сезона за «Рейсин Беллс» в Висконсине и еще два за «Рокфорд Пичез». Умение владеть мячом у меня от нее!
Она поднимается и изображает свинг, а потом прикладывает руку к глазам, словно всматриваясь, куда улетел мяч. У нее отличный удар, надо сказать.
– Как зовут твою прабабушку?
– Она уже умерла, но звали ее Ла Вонн Пеппер Пейр, и она стала четвертой по хоумранам в истории лиги.
– Пеппер Пейр? – переспрашиваю я. – Я ее помню. Я не раз видел ее игру.
– Не может быть! – ахает Тиган. – Это потрясающе!
– Отличный игрок, насколько я помню. Вот только была она пятой, а не четвертой. Мы с Дженни были ярыми болельщиками.
– Она была четвертой! – в глазах Тиган разгорается огонь. – Ее записали пятой, потому что по алфавиту ее имя оказалось пятым! У Либ Мейхон было столько же хоумранов, но ее поставили вперед по алфавиту!
– Хорошо-хорошо, – твержу я, не зная, что сказать. Я просто не знаю, так это или нет. Пожалуй, надо будет проверить, когда появится возможность.
В кабинет, где находился Джейсон, заходит высокий человек в белом халате. Он не отрывает глаз от карты. Обнаружив, что в кабинете никого нет, он оглядывается и видит нас. Он направляется прямо к Джейсону.
– Не хочу вам мешать, – говорит он, что-то записывая в карту, – но мне нужно кое-что проверить, прежде чем ты уйдешь.
Он прикладывает стетоскоп к груди Джейсона и хмурится. Я мало что понимаю в медицине, но достаточно часто бывал в больницах, чтобы сообразить: все не слишком хорошо.
– Что случилось, док? – спрашиваю я. – Что-то не так?
Доктор быстро выпрямляется, словно я поймал его на шулерстве.
– Просто проверяю показатели. – Он трогает лоб Джейсона. Потом его руки. Может быть, я придумываю, но его плечи напрягаются. – Как чувствуешь себя, Джейсон? Голова не кружится? Слабости нет?
Джейсон пожимает плечами и утыкается в свой список:
– Все нормально. Я же крепкий парень, вы знаете? Я больше не ребенок.
– Конечно, – соглашается доктор, но голос у него напряженный. И поза тоже. Разве их не учат врать в медицинских институтах?
– Как часто пользуешься кислородом? – спрашивает он.
– Нечасто, – отвечает Джейсон. – Пару раз в час.
Я хочу сказать, что это не так. Лицо Джейсона бледнеет, если он не вдохнет кислорода хотя бы через пару минут. Но, похоже, мне не стоит вмешиваться.
Доктор дает Джейсону последние наставления: не напрягаться и вернуться, если у него закружится голова. Он оглядывается вокруг – наверное, ищет родителей.
– Вы его отвезете? – спрашивает он у меня.
Отвечает Тиган – с доктором она чувствует себя так же свободно, как и с Джейсоном. Этот ребенок просто чудо!
– За нами приедет моя мама, – говорит она. – Ей нужно было забежать на почту, но через пару минут она придет.
Доктор кивает и уходит, по-прежнему не отрываясь от карты.
– Чаще пары раз в час, – говорю я Джейсону, когда врач скрывается из виду. Джейсон смотрит на меня непонимающе, и я добавляю: – Кислород. Ты пользуешься им гораздо чаще пары раз в час и отлично это знаешь. Почему ты соврал доктору?
Джейсон воровато оглядывается, словно собираясь украсть шоколадку.
– Чувак, я не собираюсь постоянно носить эту штуковину в носу. Ты смеешься, что ли?!
Мимо проходит группа врачей в белых халатах. Джейсон делает вид, что у него зачесалась бровь, и закрывает лицо рукой. Тиган понимающе усмехается. Когда она замечает, что я все вижу, щеки ее краснеют.
– Мы с Джейсоном лучшие друзья, мистер Макбрайд, – говорит она. – Мы знали друг друга еще до рождения, потому что наши мамы лучшие подруги. Мы живем вместе так долго, что помним еще те времена, когда наши отцы жили с нами.
Похоже, Джейсону не очень нравится этот разговор, но легко понять, что это чистая правда.
– Она не моя подружка, – протестует он, и Тиган кивает.
– Да, это так. Мой бойфренд должен гораздо лучше играть в бейсбол. А Джейсон… ну…
– По крайней мере, у меня хорошие желания, – огрызается Джейсон. – Поцеловать красивого парня в щечку?! Ты серьезно?
– Хорошо-хорошо, – соглашается Тиган. – У меня будет настоящее желание. Пятое и последнее… Я хочу собрать миллион долларов для бездомных!
Джейсон записывает, но качает головой, словно Тиган так ничего и не поняла. Впрочем, на мой взгляд, это лучшее желание из десяти.
Глава 15
Женщина, с которой Анна сидела на веранде – Делла с цветными волосами, – оказалась матерью Тиган, как я и думал. Она выходит из больничного лифта и обнимает девочку так же крепко, как и в тот день. Они снова произносят что-то вроде «эс-о-д» и на мгновение соприкасаются лбами.
Раньше мы так себя не вели. Это были стоические времена, когда господствовали старые добрые американские ценности – усердие в работе и независимость. Но теперь мне кажется, это было ошибкой. Похоже, следовало прислушиваться к себе – ведь мне же хотелось обнять сыновей, как это делает мать Тиган, и крепко прижать к груди, чтобы они знали, как сильно я их люблю. Не могу не восхититься Деллой и Тиган, которые ведут себя так, как им нравится, не думая, что скажет общество. Они сами знают, какими хотят быть. И что делать.
Похоже, это и есть настоящая независимость.
Я прощаюсь и смотрю им вслед, а потом отправляюсь на парковку и нахожу машину. Вождение с каждым днем дается мне все легче. Я впервые еду быстрее 45 миль в час, хотя сразу же притормаживаю, как только стрелка касается 50, чувствуя на лбу испарину. Но вождение становится совершенно естественным. Словно я делал это тысячу раз. Я действительно делал это тысячу раз, только много тысяч дней назад.
Давно я не испытывал такого чувства свободы, поэтому перед возвращением заезжаю в магазин. Купить кое-что нужное.
Когда я открываю дверь, девушка с колечком в носу энергично произносит:
– А, вот и мой старый друг!
В этом магазине нет современных автоматических дверей. Я ничего не отвечаю, но раньше ее это не беспокоило. Я смотрю на ее бейджик – если я говорю доку Китону, что она мой друг, нужно запомнить ее имя.
Хармони.
Ее так зовут? Неудивительно, что у нее колечко в носу. Когда даешь ребенку такое имя, к этому все и идет. Уверен, что половина людей с татуировками и пирсингом носят имена Хармони и Темперанс или что‑то в этом роде. Но я не сую нос в чужие дела. Они могут называть своих бедных детей Лалапалуза и как им будет угодно. В прежние времена я слыхал и похлеще.
– Хорошо, что вы пришли, – говорит Хармони. – Ваше любимое блюдо уже заканчивается. Еще пару часов – и вы ушли бы ни с чем.
Я пытаюсь улыбнуться и сказать что-то приятное, но колено так болит, что мне удается лишь что-то проворчать. И вообще, я пришел не за этим. В моем шкафу и без того стоит с десяток банок. И все же я здесь. Поэтому я беру последние четыре банки равиоли и кидаю в тележку.
Тележку слегка заносит влево, и толкать ее тяжелее, чем должно быть. Вообще-то, при таких ценах, как здесь, можно было бы и тележки нормальные завести. Или сделать электрические, на которых я мог бы ехать. Но такая у них только одна, и на ней уже едет толстуха с голубыми волосами, которой на вид не больше восьмидесяти.