– Простите, мистер Макбрайд, – говорит Тиган.
Вообще-то ей не за что извиняться. Она могла бы деньги брать за просмотр такого удара. Я отступаю на несколько шагов и подаю ей другой мяч. Этот она отправляет налево, чтобы не задеть меня. Мяч улетает за четыре грядки, на кукурузное поле.
– Вот ведь! – бормочет Тиган и убегает к кукурузе, чтобы найти мяч.
Джейсон приседает на корточки, словно пытаясь спрятаться. Он закрывает лицо перчаткой.
– Так стыдно, – доносится до меня.
И тут я замечаю шевеление штор в окне старухи Вильяметт.
– Брось его! – кричу я Тиган. – Нам нужно бежать! Немедленно!
Тиган и Джейсон чувствуют мой страх и несутся к шевроле. Я спешу за ними в меру сил, стараясь убежать от скрипучего голоса, твердящего «Макбрайд», «овощи» и что-то вроде «платить». Эта женщина вселяет в меня ужас Господень! Я ощущаю прилив адреналина более сильный, чем в тот день, когда Джейсон поцеловал Минди Эпплгейт.
Когда я добираюсь до машины, Джейсон и Тиган истерически хохочут, глядя, как старуха Вильяметт кричит и потрясает кулаками на пороге своего дома. К счастью для нас, она еще менее подвижна, чем я, поэтому я просто поднимаю стекла и уезжаю. Похоже, Джейсону придется ограничиться одной тренировкой.
– Мистер Макбрайд, – отсмеявшись, спрашивает Тиган, – а что такое «кастрат»?
Глава 20
Как я вам уже говорил, мы с Бенедиктом Кэшменом не поладили. Если бы я был один, то ни за что не стал бы иметь дело с этим человеком. Козел он, насколько я понимаю. Нет, не то чтобы он был ужасным человеком, но мне кажется, лучше держаться подальше от тех, кто не смотрит тебе в глаза. А почувствовав, что между вами непримиримые разногласия, к чему снова встречаться?
Конечно, именно этим Ченс мотивировал свой второй развод. Непримиримые разногласия. Да и первый раз он развелся по той же причине. Пожалуй, именно тогда я впервые услышал этот термин. И все же я предпочел бы не въезжать в ворота и не ехать по подъездной дорожке, если бы без этого можно было обойтись.
Но обойтись нельзя. 21 числа «Кабс» разрешили нам выйти на поле, и это оказался выходной. И как раз тот единственный выходной в месяц, который Джейсон проводит с отцом. Ну то есть ночует в его особняке. Насколько я понял, они не проводят время вместе. И, честно говоря, меня это беспокоит, учитывая, что у парнишки болезнь сердца и все такое. Вообще-то он бывает здесь чаще, потому что Анна иногда берет дополнительные смены, а платить няне ей не по карману.
Но меня это не касается. Мне нужно лишь получить разрешение на запланированную поездку. Либо разрешение, либо план Б. Теперь у меня всегда есть план Б. Вот только я бы предпочел его не использовать, поскольку слишком уж он сложен.
План Б может породить для меня серьезные проблемы, и вождение машины без прав – это сущие мелочи. Если придется прибегнуть к плану Б, то я вполне могу испустить последний вздох в тюрьме. Наверняка случится что-нибудь плохое. И лучше бы все устроилось попроще. Я высаживаю Джейсона и Тиган возле их дома и отправляюсь в особняк Бенедикта Кэшмена.
На этот раз охранник кивает и пропускает меня без вопросов. Он смотрит вполне по-дружески, хотя от хозяина дома я такого приема не жду. Естественно, мне приходится целых две минуты ждать, пока он откроет дверь. А когда он открывает, то смотрит ничуть не дружелюбнее, чем во время нашей последней встречи.
– Мистер Кэшмен, – говорю я. – Я Мюррей Макбрайд, «старший брат» Джейсона. Мы с вами виделись на прошлой неделе.
– Не нужно каждый раз представляться. Я помню. Вы тот тип, который научил моего парнишку целоваться с девочками. Что вы здесь делаете?
– Я бы хотел взять Джейсона на яблоко [8] в эти выходные, но он должен быть у вас…
– «Яблоко»? В Нью-Йорк? Вы с ума сошли?
– Не в Нью-Йорк, в Чикаго…
– Но вы сказали «яблоко»…
– Раньше «яблоко» означало… Впрочем, забудьте! Я бы хотел съездить с мальчиком в Чикаго.
Кэшмену явно хочется закончить разговор, и я его в этом не виню.
– Зачем?
– Чтобы исполнить его желание.
– Желание? То есть подходящий стрип-клуб в Лемон-Гроув вы не нашли? И вам нужно отправиться на «яблоко»?
Не знаю, что ответить, но меня это не волнует.
– Он хочет выбить хоумран на стадионе Высшей лиги.
Бенедикт Кэшмен громко хохочет и никак не может успокоиться.
– И вы хотите ему помочь? Вы вообще видели моего сына?
– Да, сэр, видел. И он может это сделать. Мы придумали способ, чтобы это сделать.
– Уверен, вы придумали. Нет, я не собираюсь позволять старому извращенцу забирать мальчишку в наши единственные совместные выходные. Когда Джейсон здесь, он мой. Понятно?
Я понимаю гораздо больше, чем ему кажется. Я понимаю, что причинять боль окружающим его заставляет неуверенность – или желание отомстить Анне. И Джейсону. Неужели он думает, что его сын предпочтет провести выходные на диване за компьютерными играми? Но я уже понимаю, что отец Джейсона не уступит. Что бы я ни сказал, ему все равно. Он будет стоять на своем, просто чтобы насолить мне. И я надеваю шляпу и касаюсь полей:
– Я все понял. Хорошего дня.
Придется переходить к плану Б.
Глава 21
Когда наступает четверг, меня будит телефонный звонок Анны. Конечно, я не сразу беру трубку, но она звонит снова, и я разговариваю с ней второй раз в жизни. Она приглашает меня на завтрак. Когда я вежливо отказываюсь, она спрашивает, нельзя ли им с Джейсоном что-нибудь мне привезти. Завтрак не в одиночестве – это так здорово, что я соглашаюсь, прежде чем понимаю, что это невозможно. У меня есть определенные обязательства. Мне не очень хочется объяснять Анне, в чем дело, но она настаивает, и в конце концов я рассказываю ей о своей работе натурщиком в местном колледже. Неожиданно Анна проявляет интерес, и, когда я вновь оказываюсь в классе, освещенном свечами, мне становится ясно почему.
В классе меня ждут Анна, Джейсон, Тиган и Делла.
– Надеюсь, вы не против? – спрашивает Анна, поднимаясь из-за мольберта и обнимая меня. Вот уж относительно объятий я точно не против. – Джейсон, узнав, чем вы занимаетесь, просто не мог не прийти. – Внезапно тень понимания скользит по ее лицу – на мой взгляд, это тень страха. – Но вы же… вы же не позируете обнаженным? Господи, я должна была об этом подумать!
– Нет-нет, – я тяну рукав своей фланелевой рубашки. – Только без рубашки. Они уговорили меня ее снять. Во имя искусства, вы же понимаете…
– Конечно-конечно! Слава богу! Нет, конечно, я не хочу сказать, что вы непривлекательный мужчина. Я просто не знаю, как бы это воспринял Джейсон. Он не всегда… Ну, он же еще совсем маленький, вы же понимаете…
– Начинаю понимать…
Джейсон уже наносит краску на холст, закрепленный на мольберте. Сидящая рядом Тиган неодобрительно хмурится. Она развернула бейсболку козырьком назад, как во время нашей тренировки. На ее лице явно читается предвкушение.
Позади меня раздается голос – низкий и властный, но одновременно очень мягкий.
– Мистер Макбрайд, рад вас видеть. Я надеялся, что вы не бросите это занятие. Сидеть здесь в одиночестве слишком тоскливо.
Это тот самый мужчина с красивыми руками. Честно говоря, я тоже рад его видеть. Но я никогда не умел проявлять подобные чувства.
– Я забыл, как вас зовут…
Это правда, но стоило сказать что-то другое.
– Неважно. Я Коллинз, Коллинз Джексон. Легко запомнить – две фамилии.
Он крепко пожимает мне руку.
– Эдди Коллинз, Реджи Джексон [9], – говорю я.
– Теперь вы точно запомните!
– А это миссис Анна Кэшмен…
И только сказав это, я вспоминаю, что она, наверное, больше не носит такую фамилию – развод и все такое.
– Анна Пирс, – представляется Анна. – Называйте меня просто Анной. Рада знакомству.
Джейсон слишком занят размазыванием краски по всему холсту, но если бы он отвлекся, то сразу заметил бы искру, проскочившую между Анной и Коллинзом. Щеки Анны слегка розовеют, и у нее появляется необычный интерес к собственным шнуркам. А Коллинз не может оторвать от нее взгляда с первой же минуты знакомства. Делла беседует с безумной дамой. Они очень похожи своими яркими волосами. Но потом безумная дама поднимается, и романтическая атмосфера оказывается разрушена.
– Итак, художники, настало время выплеснуть все крупицы творческого начала ваших душ!
Анна и Коллинз неловко вздрагивают, а потом Коллинз указывает на свое место перед мольбертами:
– Долг зовет! Мы можем встретиться позже?
– Обязательно!
Коллинз берет меня за локоть. Должен признаться, мне это приятно. С ним я могу идти уверенно: если споткнусь, он меня поддержит. Вот уже десять лет док Китон советует мне пользоваться тростью, и я его понимаю, но никогда в этом не признаюсь.
Коллинз провожает меня к стулу, и я усаживаюсь предельно ровно. Безумная дама кивает, и я снимаю рубашку. Но майка остается на мне, так что художникам видны лишь мои руки. Из-за одного мольберта раздается громкое фырканье, потом приглушенное хихиканье, а затем тихое замечание по соседству. Коллинз сидит на соседнем стуле, положив руки на стол.
– Я снова предлагаю вам внимательно рассмотреть наших натурщиков. Обратите внимание на руки мужчины слева. Вы видите морщины, отеки, застарелые мозоли от тяжелой работы.
Я хмыкаю. Вряд ли Коллинзу нравится, как описывают его руки – мне тоже не понравилось, как говорили обо мне в прошлый раз. Но он лишь подмигивает и улыбается.
– А справа сидит наш зрелый натурщик. Вы заметили, что сегодня он сильнее расправил плечи? И я обратила внимание, что уголки его губ слегка поднялись в сравнении с прошлой неделей. Я бы сравнила человеческое тело с вечно текущей рекой, над которой парит могучий орел. Ничто не находится в покое и стабильности. Что вы видите? Кто-нибудь хочет сказать?