– А вы знали, что некоторые считают, что можно вернуться? – спрашивает Джейсон. – Ну, то есть после смерти. Они называют это реинкарцерацией или как-то так…
– Реинкарнация. Я слышал разговоры об этом.
– Думаете, это правда?
Честно говоря, я уже вообще ни в чем не уверен. Я бы никогда не признался в этом отцу Джеймсу, но когда пытаюсь представить, где сейчас Дженни и мальчики, то просто не могу этого сделать. Они духи, парящие в воздухе? Или они вернули себе телесный облик и сейчас разгуливают по небесам? Все это моему старому разуму кажется невероятным.
– Полагаю, точно сказать нельзя.
– Полагаю, точно сказать нельзя? Я вообще не понимаю, что это означает.
Джейсон трясет головой, но быстро возвращается к прежнему настроению. Чтобы его испортить, должна случиться какая-то катастрофа.
– Я думаю, это правда. Но не думаю, что можно вернуться человеком. Вернуться можно кем угодно. И чем угодно. Слоном. Деревом. Чем угодно.
– И кем бы ты хотел вернуться?
– Хотите сказать, кем я вернусь? – Не услышав ответа, Джейсон продолжает: – Не знаю. Сначала я хотел стать медведем, но теперь склоняюсь к собаке. Я буду питбулем и стану драться. Я стану чемпионом мира по собачьим боям.
Мальчишка явно не представляет, насколько жестоки собачьи бои, и сейчас не время рассказывать ему об этом.
– Ну тогда я стану блохой. И ты будешь чесаться из-за меня по утрам.
Джейсон подхватывает игру:
– А я стану крысой!
– Тогда я буду змеей.
Джейсон хихикает:
– Я буду носорогом!
– А я птицей.
– Птицей? С чего это вам хочется быть птицей?
– Почему бы и нет? Я смогу летать за тобой, садиться тебе на плечо, быть твоим спутником. Я даже найду себе невесту и приведу ее к тебе. Она тоже будет птицей. И мои сыновья. Все мы.
Джейсон на минуту задумывается. Думает он дольше, чем я ожидал.
– Ну хорошо, – наконец говорит он. – Туманная Тень станет носорогом, а вы будете птицей. И мы снова станем лучшими друзьями. Пообещаем?
Мне нравится, что он сказал снова. Словно это совершенно очевидно, что сейчас мы лучшие друзья и хотим стать лучшими друзьями снова, когда придет время. Что-то в груди подсказывает мне (словно я этого уже не знал!), что этот ребенок стал для меня особенным. Что он как-то изменил меня. Снял с моих плеч груз лет и сделал меня таким же юным, как он сам.
– Обещаю! – улыбаюсь я.
– Класс! Я тоже обещаю!
Но в этот момент, когда мне кажется, что мы оба испытываем одинаковые теплые, сердечные чувства, Джейсон рассеянно смотрит в пространство, словно ему в голову пришла какая-то мысль.
– Я просто подумал, какими же огромными будут мои какашки, – поясняет он.
И мы хохочем, словно услышали лучшую шутку в мире.
Глава 31
На следующее утро я открываю шторы и вижу капли дождя на стекле, но сегодня они переливаются в солнечных лучах. Тиган уже приготовила завтрак. Я вижу ее телефон на стойке, в том же месте, что и вчера. Похоже, он включен. Он каждые несколько минут вибрирует и звонит. Тиган видит, что я смотрю на телефон, и пожимает плечами.
– Я оставила записку. Уверена, мама Джея рассказала моей маме про вашу записку. А мама вам доверяет. И мне тоже. Она просто хочет убедиться, что с нами все хорошо. – Тиган смотрит на телефон, и мне кажется, она сейчас его возьмет. Но она просто смотрит. – Я просто хочу знать, когда она звонит. Мы же вернемся сразу же, как только Джейсон выбьет хоумран, верно?
– Сразу же. Но ты должна позвонить маме, прежде чем мы поедем. Как мы планировали вчера. Тогда нас уже никто не сможет остановить, и мы все почувствуем себя лучше.
Я достаю из ящика карандаш и блокнот.
– Запиши свой домашний телефон. Если ты забудешь, я сам позвоню.
Она записывает два номера и протягивает мне блокнот.
– Внизу мой телефон здесь на случай, если мы вдруг потеряемся. Мама всегда говорит, что нужно иметь запасной план.
Джейсон выходит на кухню, плюхается на стул и съедает вафель еще больше, чем вчера. Если бы сердце можно было питать вафлями, этот парнишка был бы здоров как конь.
В полдень наконец-то звонят из команды. Телефон звонит, и мы все собираемся вокруг него, чтобы узнать новости. Поле все еще сырое, но нам позволят выйти. Через два часа мы должны быть готовы. Никаких новостей о Джейсоне и Тиган из вечернего выпуска, хотя я думал об этом всю ночь. Если мы какое-то время будем вне дома, мне стоит воспользоваться туалетом. Одно из неудобств старости. Все знают про морщины, медлительность и сутулость, но самое неприятное – это невозможность сохранять в тайне вещи приватные. Дети замечают, что я снова иду в туалет. Они косятся на меня, но, по крайней мере, не смеются.
Когда я выхожу, детей нет. В квартире тихо, и я с ужасом думаю, что они ушли. Просто поднялись и ушли, и мне даже ничего не сказали. Но, конечно же, ничего такого не случилось. Я слышу шепот в спальне и уже собираюсь открыть дверь, но что-то в голосе Джейсона меня останавливает.
– Ну да, да, признаюсь. Мне страшно. Довольна?
Неестественный шипящий звук подсказывает, что Джейсон дышит в маске.
Смерть, вот о чем они говорят! Наверное, Джейсон не может думать ни о чем другом. Да и разве может быть иначе? Бедный ребенок, эта мысль гнетет его постоянно. Так должен жить старик, а не десятилетний мальчик!
– Просто расслабься, – говорит Тиган. – Расслабь кисть, расслабь руки. Вся сила должна быть внизу.
Ха! Они говорят вовсе не о смерти. Джейсон боится не выбить хоумран. Я улыбаюсь, но не открываю дверь, как следовало бы, а прикладываю ухо к щели в наличнике, чтобы лучше слышать.
– Если не получится, то не получится, – шепчет Тиган. – Подумай только, мы выйдем на настоящий стадион! Разве это не удивительно?!
Ответа я не слышу, но явственно представляю, как закатывает глаза Джейсон. Тиган пробует другой подход:
– Мистер Макбрайд может помочь. Он играл за «Кабс», ты же знаешь? И не с Кэмроном Шрайвером и Томми Карсоном. За настоящих «Кабс»!
– Я знаю, – отвечает Джейсон, и если бы я не знал его лучше, то сказал бы, что в его голосе звучит почтение. – Это невероятно.
– Правда? То есть, конечно, это невероятно, но раньше это не производило на тебя впечатления.
– Разве это возможно? Разве такое может на кого-то не произвести впечатления?!
– Ты должен ему сказать.
– Сказать ему?! Ты шутишь?!
– Он наверняка сможет подсказать тебе, как бить лучше.
– Я знаю. – Впервые повисает долгая пауза, словно мальчик не знает, что еще сказать. – Но тогда он узнает, что я совершенно ничего не умею.
Я узнаю, что он ничего не умеет? Этот парень считает, что в саду старухи Вильяметт я стоял с закрытыми глазами?
– Мне противно, что я ничего не умею, – говорит Джейсон. – Совсем ничего. Я не умею даже жить.
Слышен шорох одеял и скрип пружин. Мне хочется посмотреть, а не представлять, что происходит в комнате. Джейсон сидит на краю кровати, опустив голову и глядя в пол. Тиган придвигается ближе, чтобы утешить его, но не слишком близко, чтобы он не отодвинулся.
– Джей, у тебя целая жизнь, чтобы всему научиться.
– Спасибо, мамочка.
– Я серьезно.
– Похоже, никто не слушает врачей! Ты не хочешь видеть. На самом деле, если я не получу новое сердце, я умру. И ждать этого долго не придется.
Нет. Мы не позволим ему так думать. Скажи ему, Тиган. Скажи, что он проживет долгую жизнь. И все сумеет. Со всем справится. Скажи, что он ошибается.
Но если она и говорит что-то подобное, я этого не слышу.
– Знаешь, это будет сегодня.
– Правда? Уже? Известна дата?
– Двадцать второе августа.
Двадцать второе августа… эта дата почему-то меня пугает. Мне страшно, хотя я не понимаю почему.
– И они дали тебе шесть месяцев…
– Двадцать второго февраля. Помнишь? «Знаешь, что, Джейсон, а ты умираешь».
– Они так не говорили.
– Не так – но почти так.
Двадцать второе! Я вспомнил. В этот день я сказал доку Китону, что не буду принимать таблетку. В этот день я собирался положить конец своей жизни. Кто бы мог подумать?! День, который я выбрал для завершения своей жизни, тот самый, когда, по словам врачей, Джейсон умрет, если не получит нового сердца.
Я отхожу от двери, пока дети не заметили, что я подслушиваю. Как раз вовремя. Я не успеваю дойти до кухни, а они уже выскакивают из спальни с вытянутыми лицами. Но Джейсон уже переоделся в бейсбольную форму – бейсболка, бутсы, перчатки. Тиган тоже натянула форму, и сейчас они похожи, как близнецы.
– Готовы? – спрашиваю я, надеясь, что они не заметили моего шпионства.
Они кивают и вытягиваются от предвкушения.
Колено у меня разболелось, поэтому пройти два квартала до стадиона мне будет тяжело. Но я не собираюсь говорить этой парочке о своих слабостях, и мы выходим на улицу в прекрасный летний день.
Примерно через квартал колено берет свое. Я почти не могу двигаться. Каждый шаг причиняет мне такую боль, что я уже не понимаю, где она начинается и где заканчивается. Джейсон касается моего локтя, но не знает, что сделать со стариканом, который подвывает, как раненая свинья. Он подталкивает ко мне кислородный баллон, и я с благодарностью опираюсь на него. Тиган, добрая душа, берет меня за руку.
– Может быть, нам стоит немного отдохнуть, – предлагает она.
К счастью, рядом с нами раздается сигнал, и впереди останавливается красный кабриолет. На водительском месте не кто иной, как Хавьер Гонсалес, будущая звезда Высшей лиги. Он широко улыбается.
– Мистер Макбрайд? Это вы? Менеджер сказал, что вы сегодня придете на нашу игру, верно?
– Верно. Если смогу добраться.
– Вас трое, – говорит Хавьер и указывает на свою машину: – Здесь три места. Садитесь, пожалуйста.
Тиган восторженно пищит, и я вспоминаю, что одним из ее желаний было прокатиться в кабриолете. Вокруг квартала, насколько я помню. И я прошу Хавьера, не мог бы он прокатить нас вокруг стадиона.