– Тысяча девятьсот двадцать седьмой, – говорит Тиган.
Я мгновенно просыпаюсь. Тиган постоянно играет со мной в эту игру, когда я бодрствую: допрашивает меня о моей бейсбольной статистике. Тысяча девятьсот двадцать седьмой. Мальчишкам тогда было четыре и семь лет. Дженни устроилась на фабрику, чтобы как‑то свести концы с концами, и мы виделись очень мало. Трудные были времена. Помню, что в тот год я постоянно мучился чувством вины. И показатели были неважными – думал я совсем не о бейсболе.
– Шестьдесят семь, – говорю я.
– Не угадали! – улыбается Тиган и щелкает пальцами. – Но почти. Шестьдесят три.
Похоже, эта маленькая игра доставляет ей такую же радость, как и мне.
– Прости, – пытаюсь пробормотать я.
Она приближает ко мне свое симпатичное юное личико – я впервые замечаю у нее веснушки! – чтобы лучше слышать.
– За что вы просите прощения? – спрашивает она.
Я пытаюсь говорить, даже чувствую, как шевелятся губы, но воздуха не хватает, и никаких звуков мне издать не удается. Дали ли мне мою таблетку? Должно быть, раз я все еще жив.
– Твои желания, – шепчу я. – У тебя тоже было пять желаний. Я не смог их исполнить.
Она вытаскивает из кармана пакетик с шоколадками и сует конфеты в рот.
– Конечно, вы их исполнили! По крайней мере, некоторые. Больше, чем исполнилось бы без вас.
– Должен был больше.
Она жует шоколадки с сосредоточенным лицом, и я заставлю себя продолжить:
– Эти шоколадки. У меня их целый шкаф. Я купил их в магазине. Хватит на целый год.
– Вот видите! Вы исполнили это желание. И кабриолет – это вообще было потрясающе. И вообще, раньше я не говорила, но мое желание сыграть на каждой позиции в бейсбольном матче было глупым, потому что я уже это сделала. Значит, уже три. И это замечательно, потому что я вовсе не заслуживаю списка желаний.
Я пытаюсь покачать головой, но ничего не получается. А вот боль усиливается, стоит лишь подумать о ней.
– Разумеется, – шепчу я, и она наклоняется ко мне, а я сглатываю и облизываю губы сухим языком, – разумеется, ты заслуживаешь желаний.
– Но я не больна. Это у вас должен был быть список. У вас и у Джейсона.
– По мне так каждый заслуживает списка. И у каждого он есть. Иногда мы просто слепы и не понимаем этого.
Я думаю о Дженни, своих сыновьях, карьере в любимой игре, о возможности встретить Джейсона Кэшмена. У меня как раз пять желаний.
Мне не хочется снова нажимать на кнопку. Я хочу смотреть на это чудесное детское лицо в веснушках, на косички. Я хочу часами говорить с Тиган о бейсбольной статистике. Я хочу, чтобы Джейсон проснулся и играл в видеоигры. Я хочу ответить на его вопросы о смерти самым правильным и доступным образом. Я хочу исполнить столько желаний, сколько в моих силах.
Но это время ушло. И боль слишком сильна. Я нажимаю кнопку, и мои измученные мышцы немного расслабляются. Я стараюсь скрыть все, но Тиган замечает мои пальцы на кнопке и плотно сжимает губы. Умная девочка.
– Мы с мамой уезжаем, – говорит она звонким, юным голосом. – Я уговорила ее привезти немного шоколадок для Джейсона, потому что тут нет ни одного автомата. Но я вернусь, обещаю. Привезти вам что-нибудь, раз уж мы едем?
– Пачку бейсбольных карточек… Если сможешь найти…
– Отличная мысль! Мы будем рассматривать их вместе. И мистер Макбрайд? – Тиган смотрит мне прямо в глаза, словно пытаясь заглянуть в душу. В мои мысли. – Просто держитесь, хорошо? Для Джейсона обязательно случится что-то хорошее. Все будет хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– Я просто чувствую. – Она смотрит мне прямо в глаза и говорит: – С-О-Д, мистер Макбрайд.
– С-О-Д, детка…
Тиган берет свою куртку со стула возле кровати Джейсона и на мгновение останавливается рядом с ним. Она смотрит на него, кладет руку ему на лоб, словно проверяя температуру. В дверях появляется Делла. В ее руке позвякивают ключи. Тиган поворачивается, чтобы уйти, но что-то ее останавливает. Она поворачивается ко мне и пристально, очень пристально рассматривает меня. Мне кажется, под ее взглядом годы уходят и она видит меня молодым. Она подбегает ко мне, наклоняется и прижимается мягкими губами к шершавой щеке.
– Вы такой красивый, мистер Макбрайд!
И с этими словами она уходит.
Глава 47
Чуть позже я просыпаюсь. И сразу же смотрю на Джейсона. Он тоже не спит – это необычно. Мы редко приходим в сознание одновременно. Еще более необычно – на его лице улыбка.
– Что? – спросить мне удается лишь с третьей или четвертой попытки. Голос нужно разогреть.
– Ты пукал, – говорит он и начинает по-настоящему хихикать. – Ты проснулся от громкого пердежа!
На одно прекрасное короткое мгновение хихиканье перерастает в смех. Но Джейсон тут же останавливается и прижимает ладонь к груди. Я стараюсь не думать об этом, но у меня такое чувство, что это наш последний разговор.
– Это была прекрасная гонка, – говорю я. – Я и Туманная Тень.
На лице Джейсона мелькает улыбка, но он тут же трясет головой:
– Все лучшие супергерои: Супермен, Халк, Человек-паук… – даже если лучшие друзья не догадываются, кто они, их родные знают. И они называют их настоящими именами. Ты – мой брат. Ты можешь называть меня Джейсоном.
Я тянусь, чтобы взять его за руку. Он не убирает руку. Анна, сидящая в углу комнаты, начинает плакать.
– Я был никому не нужным стариканом, – шепчу я, но в палате так тихо, что Джейсон точно услышит. – Мне не для чего было жить. По сути, я даже и не жил. Не жил целых полтора года. Но потом я встретил тебя, и у меня неожиданно появилась цель. Ты вернул меня к жизни, понимаешь? Это лучший волшебный фокус из моей книги. Настоящая магия. То есть все пять желаний осуществились.
Я понимаю, это немного – немного для мальчишки, с которым случилось самое страшное. Но это все же что-то. Джейсон берет что-то со столика у кровати. Похоже, это его список. Я понимаю это по тому, как он прикладывает все силы, чтобы дотянуться до стола. Он с минуту смотрит на список, а потом переводит взгляд на меня. Глаза его полны слез. Наверное, он меня вовсе не видит.
– Я так рад, что встретил вас, мистер Макбрайд.
Теперь уже я пытаюсь покачать головой, и неважно, какую боль это мне причиняет.
– Называй меня Мюррей, слышишь? Называй меня Мюррей. – Я пытаюсь выдавить из себя улыбку, но чувствую, что лицо мое остается неподвижным. – Если только не предпочитаешь «чувак».
Уголок губ Джейсона чуть приподнялся. Мы лежим на больничных кроватях лицом друг к другу, держим друг друга за руки и слышим, как в углу палаты тихо плачет Анна.
Глава 48
Я просыпаюсь и вижу, что кровать Джейсона пуста. Я вспоминаю слова доктора: «Постарайтесь сказать ему все, что нужно».
От прилива адреналина я пытаюсь приподняться, но не успеваю сесть, как вскрикиваю от боли и падаю на кровать. Я в абсолютной панике. Не знаю, сказал ли я все, что хотел сказать. Сколько бы мне ни осталось, я, наверное, не смог. Непросто раскрыть человеку сердце, как бы сильно ты его ни любил.
В палате кто-то есть, но глаза мне изменяют. Мое старое тело рассыпается слишком быстро. Но когда человек склоняется надо мной низко-низко, я вижу густую черную шевелюру и белый воротничок. Я глубоко вздыхаю. Навестить меня приехал отец Джеймс.
Трудно точно понять, что происходит. Разум мой туманится, как и мое зрение. Подумать только, когда-то у меня было острое зрение и тонкое чутье и я мог выбить мяч, летящий со скоростью 140 километров в час, за пределы стадиона. Но теперь я понимаю, что священник пришел с последним причастием, лишь когда на мой лоб капает масло. Наверное, я пропустил всю исповедь, потому что говорить у меня больше не выходит. Но это нестрашно. Я столько раз в жизни просил прощения, и если Господь не поймет, почему я не сделал этого сейчас, то он вовсе не Господь Бог.
– Вы сделали это, Мюррей, – говорит отец Джеймс, закончив молитву. – Должен признаться, когда вы пришли и рассказали про список, я не думал, что вам это удастся. Но вы сделали это. Вы должны гордиться собой.
От этих слов меня бросает в дрожь. Конечно, это сильно сказано. Сейчас я слишком слаб. Но я чувствую, как в моей груди что-то легонько подпрыгнуло.
Я точно знаю, что это значит – приход отца Джеймса, последнее причастие, добрые слова. Но я не могу думать ни о чем, кроме Джейсона. Я стараюсь сохранить сознание. Может быть, его просто куда-то увезли и скоро вернут.
Но нет, я знаю, что это не так. Его не нужно водить в туалет. Или в столовую. Все анализы давно сделаны. И от нового сердца его отделяют месяцы. Возможен только один исход. Мой маленький друг умер.
Мне нужно подтверждение. Отец Джеймс берет меня за руку и крепко сжимает.
– Можете идти, Мюррей. Вы свободны.
Голос его дрожит. Отец Джеймс хороший человек. Он готов позаботиться даже о таком сварливом старикане, как я.
– Идите к Дженни, – говорит он.
Я чувствую, как по моей щеке ползет слеза и сливается со слезой, упавшей из глаз священника.
Я нажимаю на кнопку, потом еще раз. Боль отступает. Меня тянет в сон. Я быстро нажимаю кнопку еще несколько раз и проваливаюсь в пустой сон.
Глава 49
Меня трясут. Бьют по щекам. Зовут по имени. Снова и снова. Я слышу свое имя. Я медленно просыпаюсь. Это Анна. Она склоняется надо мной. У нее странное лицо – макияж размазался, по щекам текут слезы. Я открываю глаза. Она падает на кресло рядом с моей кроватью и плачет. Мне страшно, что она мне скажет.
– Он жив.
Она возвращается на мою кровать, словно не может решить, где нужно быть. Анна утыкается лицом в простыни рядом с моей рукой. Голос ее звучит странно, как на стадионе в маленьком городке. Голос искажен и приглушен. Похоже, она сказала, что он жив. Я пытаюсь переспросить. Мне нужно знать. Но голос мне изменяет. Остается лишь надеяться, что она повторит.
– Он жив, Мюррей. Он выживет! Это так прекрасно, но… Я просто не могу сказать… Это слишком тяжело для вас.