– Ох, – театрально выдохнул Серж. – Ну что у меня за друг такой! Не человек, а сухарь. – И они с Кларой на пару расхохотались. – Что ж, дамы, тогда ввиду отсутствия возражений с обеих сторон разрешите вечером составить вам компанию? – с мягкой улыбкой и все так же церемонно спросил он девушек.
Клара посмотрела на Астрид, которая все это время только слегка улыбалась, а потом повернулась к нам.
– Ну ладно, только в виде исключения, – театрально произнесла она и мило хихикнула.
«Ну-ну», – подумал я. Но Астрид, ее молчание, легкие, милые движения уголками губ казались мне чем-то запредельным, далеким и космически притягательным.
– Отлично, прекрасные дамы. Тогда в восемь мы будем ждать вас в фойе гостиницы. Договорились?
– Да, в восемь устроит вполне, – опять ответила Клара, наигранно хлопая ресницами, словно старалась обмахнуть свои горящие щеки или даже взлететь.
– Ну вот и отлично.
Клара улыбнулась нам во все свои зубы, взяла Астрид под руку и, виляя угловатым задом, чуть ссутулившись – в отличие от Астрид с королевской осанкой, – прошествовала из зала.
– Видишь, дружище, я все устроил, а то ты совсем бы зачах, – сказал, широко улыбаясь, Серж.
– О чем это ты?
– Да так, о химии, не переживай. – Он похлопал меня по плечу и, уже было удалившись, обернулся и крикнул: – В восемь. Это твой шанс. – И скрылся за дверью.
Я продолжал стоять и никак не мог прийти в себя. Вечер в ее компании… Противоречивые мысли заметались в голове. Я должен был взять себя в руки, произвести на нее впечатление приличного мужчины, семьянина. Хотя, признаюсь, ни о каком приличии я и думать не мог, да какие тут приличия вообще, когда чувства, словно вылетающая из бутылки шампанского пробка, бьют в голову, и не только.
«Что со мной происходит? Что я опять творю? А как же Мари?» – спросил я самого себя, подхватил вещи и помчался в номер.
Остаток времени до ужина я провел, расхаживая по комнате с бокалом виски и нервно собираясь. Знал, что это чувство неправильное, нечестное. Мои мысли и фантазии запретны и постыдны. Я женат, и у меня есть сын. Я даже составлял в голове список аргументов против. Потом настраивался держать себя в руках, уверял, что учащенное сердцебиение, пожирающий взгляд ничего не значат и ни к чему не приведут. Пытался прогнать навязчивые образы. Но воспоминания о ее улыбке перечеркивали все доводы, крушили все аргументы, уничтожали сомнения.
Тот день в моей памяти окрашен настолько яркими цветами, что для его описания у меня просто не хватит слов. Будто все мои нервные окончания пробудились от сна и впитывали, чувствовали, запоминали весь окружающий мир. Чем ближе стрелка часов была к заветной цифре «восемь», тем больше я превращался в единый натянутый нерв.
В половине восьмого я уже сидел в лобби отеля и ждал остальных. Пытался читать прессу, разложенную на журнальных столиках, но буквы плясали по бумаге. Заказал пятьдесят граммов виски, но и оно не помогло расслабиться. Я даже не чувствовал вкус напитка, словно вместо сорокаградусного по крепости мне дали сорокаградусный по температуре. Хотел подойти к бармену и убедиться, что мне налили именно виски, но тут появился Серж, а следом за ним и обе наши спутницы. Не помню, как была одета Клара, потому что я видел только Астрид – в перламутрово-белом пальто, с темно-бордовым шарфом на шее. Аккуратно подведенные глаза, полные гордости и независимости, и сочные алые губы, которые так и манили к себе, как самый ценный рубин в сокровищнице султана. Она вся казалась чем-то плавным и обтекаемым, словно идеально смазанный механизм, плывущий в пространстве. Никакой дисгармонии, никакой резкости, никакого дисбаланса. Идеальная форма.
Мы решили прогуляться до ресторана пешком, насладиться теплым осенним вечером. Всю дорогу Серж и Клара не смолкали, находя все новые и новые темы для остроумных шутливых бесед, а мы с Астрид будто отделились от их веселой компании и шли в какой-то своей атмосфере молчания. Пара Сержа и Клары состояла из веселящего газа, а наша с Астрид из кислорода. Мы вдыхали жизнь, вдыхали мир вокруг себя, вдыхали друг друга».
Я отложила записную книжку, решив сделать небольшой перерыв. Прогулялась до уборной, попросила принести мне что-нибудь перекусить, потому что сегодня была затворником, затем вернулась к записям:
«Мы добрели до ресторана и, сняв верхнюю одежду, устроились за небольшим столом у самого окна.
– Серж, почему твой друг такой молчаливый? – спросила Клара как-то очень лукаво.
– Не обращай внимания, его просто нужно расшевелить, да, Иосиф? Но нам с вами, Клара, это не под силу, может, у Астрид получится? – Он широко улыбнулся.
– Я постараюсь, – спокойно, но с отголосками нежности произнесла она, взглянув на меня из-под пушистых ресниц.
После ее слов я расслабился – хотя нет, размяк, как мякиш белого хлеба в теплом молоке. Напряжение отпустило мышцы, и я улыбнулся только для нее. С того момента вечер промчался для меня кометой, оставляя в памяти только яркие вспышки смеха, остроумных суждений, которые я в несвойственной мне ребячески-милой манере старался оспорить, чем заслужил ее признательность. Мы уже съели десерт и попивали ликер, понимая, что даже самые яркие события имеют свой срок. Я отлучился в уборную, а когда вернулся, за столом осталась только Астрид.
– Где все?
– Они решили прогуляться перед сном и покинули нас, – мягко сказала она.
– Вы хотите сказать, что они нас бросили? – уточнил я с хулиганской улыбкой.
– Да, увы, это так, и я не стала их удерживать. – Ее аккуратные губы сложились в извиняющуюся улыбку.
– Для меня не увы, – прошептал я.
– И для меня, – так же тихо ответила она.
Я сел рядом с ней, посмотрел в карие, наполненные невозможно медовым оттенком глаза и спросил:
– Возможно, вы бы хотели прогуляться со мной по этой прекрасной осени?
– Не откажусь.
Мы вышли из-за стола, я накинул на ее красивые плечи белое пальто, словно проделывал это уже тысячи раз, быстро надел свое и вывел ее в звездную прохладную ночь.
– Вы не против? – спросил я, взяв ее руку.
Она ничего не ответила, но отдалась моему прикосновению. Так, обмениваясь теплом тел, а может, и душ, мы медленно брели в сторону гостиницы. Наше молчание, осторожные полувзгляды, наши счастливые, искренние улыбки окутывали облаком умиротворения, словно здесь и сейчас все происходит по задуманному кем-то важным плану. Мне казалось, что имел значение каждый наш шаг; каждый взгляд на проезжающие машины или аккуратные светлые дома вдоль улицы играл ключевую роль. Мое сознание, словно профессиональная камера, фиксировало все до мельчайших деталей в странной, замедленной цветной съемке, оставляя во мне отпечаток начала нового фильма жизни.
Я проводил ее до номера, поцеловал запястье, прикоснувшись грубыми губами к нежной полупрозрачной коже между косточками ее пальцев, впитав запах ее естества, смешанный с раскрывшимися нотами вечернего аромата духов. Она мягко улыбнулась:
– Приятный вечер, Иосиф, спасибо вам.
– Это вам спасибо! – Я хотел продолжить свою хвалу, песнь о ней, но она резко развернулась и скрылась за дверью номера.
С ее уходом воздух вокруг меня сгустился, кислородные облака рассеялись, и остался только противный газ, давящий на легкие. Стоило стряхнуть с себя это состояние, вернуть беззаботность. Но разве я мог? Разве хотел? Нет, я хотел продолжения, несмотря ни на что и вопреки здравому смыслу. Жаждал движения вперед, томился в ожидании следующей встречи.
Минуту спустя я все еще всматривался в закрытую дверь, но постучать не решился. Я убедил себя, что это слишком неприлично, а я, такой хороший, не хотел ставить ее в неловкое положение. На самом же деле я струсил сделать первый шаг, испугался отказа. Намного проще было продолжать мечтать о ней, стоя за дверью, представлять, как все могло бы сложиться, чем услышать, что в этот раз я просчитался. Я – великий профессор, который не ошибается. И вот я – глупый мальчишка, который боится ошибки. Засунул в карманы руки, которые еще хранили ее аромат, и, опустив голову, побрел в свой номер».
Тетрадь мистера Олда
Часть 3
«Следующий день пролетел словно во сне. Выступления коллег, горячий и терпкий кофе, сигареты в саду у здания, шутки Сержа, ужин в «Босфоре» и Астрид, которая весь день была поблизости, Астрид, которая сидела совсем рядом, Астрид, которая смотрела куда-то внутрь меня и чей взгляд проникал все глубже и глубже.
Не знаю, зачем я описываю то, что чувствовал много-много лет назад. Кто, кроме меня, захочет это читать? Вероятно, никто. Но я нуждаюсь в этом следе своего существования. Этот дневник, мой рассказ, – хвост кометы, который после моего исчезновения с горизонта еще какое-то время будет виден всем желающим, будет напоминать обо мне. Может, именно эти чувства, эти воспоминания о любви и об Астрид, о том, что я сделал и чего не сделал, важнее моих скучных научных трудов? Ну что принесли людям мои открытия, докторские, теории? Что я принес в этот мир? Если рассуждать теоретически, как я всегда предпочитал делать, эти открытия даже и без меня все равно бы появились. Кто-то другой увидел бы закономерности, просчитал формулы, выплеснул весь этот серый, запыленный анализ на листки чистой белой бумаги. Только стоя у порога между жизнями, я искренне понял, что в любой материальной области мы всего лишь фигуры, пешки, заменяемые элементы. Мы болты и гайки, которые можно отвинтить, заменить, отшлифовать, подогнать под нужный размер. Но вот в мире чувств – тут мы непревзойденные, незаменимые, эксклюзивные элементы. Словно нас сделали на заказ и только в одном экземпляре.
Вот кто, кроме меня, смог бы так любить Астрид? Кто сделал бы ее счастливой? Мое непробиваемое тщеславие, конечно, отвечает на этот вопрос: «Только ты, Иосиф, только ты». И я хочу в это искренне верить, потому что никто, кроме нее, за всю мою длинную жизнь – а она у меня и правда затянулась – не смог бы сделать меня еще счастливее. Я знаю, точно знаю, что никто не смог бы зажечь во мне ту любовь, которую зажгла она. Простым движением, словно подняв рубильник, Астрид запустила во мне поток нескончаемого эмоционального тока. Иногда мне казалось, что она – молния, а я – засохшее дерево на пригорке, тянущее ввысь свои сухие ветви, и мы встретились той осенью, когда она снизошла ко мне с не