К обеду в кафе заглядывает Альберт и, проходя мимо меня, осторожно говорит:
– Надеюсь, сегодня ты не будешь меня игнорировать?
Я ничего не отвечаю, только слегка улыбаюсь и через минуту уже стою у его столика.
– Привет. Первое – я тебя не игнорирую, – спокойно и плавно произношу я пусть и не совсем правду. – Второе – что будешь заказывать?
– О, я смотрю, у тебя сегодня прекрасное настроение. Это отлично, значит, первое – я буду как обычно. А второе – после работы провожу тебя до дома.
– Что?
– И никаких препирательств, – серьезно говорит он, растягивая губы в улыбке чеширского кота. – А то я уж подумывал нарушить закон и выкрасть тебя после работы. Ты же понимаешь, на что я способен как адвокат? Я знаю лазейки в законах.
Он так открыто и добродушно улыбается, что внутри, где-то там, внизу живота, растекается тепло и желание дарить ему радость. Я чувствую его, чувствую нашу связь, и в памяти всплывают слова мистера Олда: «Ну как я мог ей отказать?»
– Хорошо, ваш заказ принят по всем пунктам.
После окончания смены Альберт уже стоит на улице, держа в руке букет нежно-коралловых кустовых роз. Как он мог попасть в самую точку, в десятибалльный красный круг мишени из моих любимых цветов?
– Это мне? – спрашиваю я застенчиво, чувствуя, как загораются щеки.
– Конечно, кому же еще! – улыбается он и протягивает букет.
Я принимаю цветы в объятия, провожу пальцами по маленьким бархатистым лепесткам, после чего, закрыв глаза, с наслаждением втягиваю розовый аромат.
Мы медленно идем в сторону моего дома.
– Откуда ты узнал? – спрашиваю я, игриво смотря на Ала.
– Что?
– Что это мои любимые цветы.
– Ну, есть несколько вариантов, – говорит, посмеиваясь, Альберт.
– И какие же?
– Первый – мне просто повезло.
– Не думаю, – отвечаю я, сразу отметая его ответ.
– Хорошо, тогда второй: я экстрасенс. – И он шевелит темными бровями, словно пытаясь прочесть мои мысли.
– Сомневаюсь, сомневаюсь.
– Ты разбиваешь меня в пух и прах, – ворчит он.
– Еще варианты будут? – спрашиваю я, развязывая новый круг нашей игры.
– Ну есть еще третий, но он длинный и не такой интересный, как предыдущие.
– Ну-у-у…
– Что «ну-у-у»-то?
– Ну скажи уже, – умоляю я с деланым драматическим надрывом.
– Убедила, слушай, но очень внимательно.
Я киваю, еще раз вдыхая сладкий цветочный аромат.
– Я хожу в кафе, где ты работаешь, давно, очень давно, слишком давно. С того самого дня… ладно, не важно. Хотя в бизнес-центре, где располагается мой офис, есть кофейни не хуже.
– Это ло-о-ожь, – произношу я, манерно пропевая букву «о».
– Ну убедила, пусть они чуть хуже, но кофе в них готовят сносный, и не надо выходить из здания, особенно когда на улице дождь, или ветер, или град, ну и так далее. Да еще переходить дорогу, где туда-сюда шныряют бешеные машины. Я же, заметь, каждый день иду к вам. Знаешь почему?
Я качаю головой в знак отрицания.
– Потому, что у вас есть ты. Ты – то, ради чего я каждый день пью кофе.
– Ох, обманщик.
– Нет, это правда, Анна.
– Ладно, допустим, но я не вижу связи с выбором цветов.
– Слушай, нетерпеливая. Поскольку я хожу к вам ради тебя, то подумай, на кого я смотрю все то время, пока нахожусь в кафе? И я очень внимательный, если ты еще не заметила. Так вот, как-то в начале весны – помнишь, был такой пасмурный, дождливый день и у вас было мало народу, – зашел парень в желтой кепке, в руках которого красовался букет именно таких роз. И я увидел твой взгляд, полный тепла и восхищения. Ты не могла оторвать глаз от его букета, и какой-то клиент злился, что ты не реагируешь на его просьбу.
– Что-то припоминаю.
– Ну вот, я и понял, что должно тебе понравиться. И решил, что когда-нибудь обязательно подарю тебе букет таких роз. Ну вот и подарил.
– Ты действительно очень внимательный. Спасибо…
Так мы идем до моей квартиры, и я уже готова пригласить его к себе, но у самой двери он целует меня в щеку и говорит: «Кстати, дневника мистера Олда полиция не нашла». Потом добавляет: «До завтра» – и мчится вниз по лестнице.
Я ставлю цветы в вазу, делаю чай и, усевшись на пол, возвращаюсь к грандиозным утренним планам. Хочу еще раз привести в систему то, что уже знаю, написать список того, что должна узнать, и примерный список того, что еще предстоит сделать. Не хочу затягивать с поиском правды, откладывать и прятать крутящиеся в голове вопросы. Больше не могу и не буду оставаться в тени. Я должна убедиться, что это все действительно происходит. А если нет, то, видимо, пора начинать пить сильнодействующие таблетки.
«Не боюсь, я сильная и справлюсь. А еще – я больше не одна», – убеждаю себя, делая записи на листе:
1. Мистер Олд: узнать, куда делся его дневник, позвонить в дом престарелых, как-то пробраться внутрь и поговорить с персоналом и постояльцами.
2. Элиза Локс: продолжить поиски (что сделать: еще раз обзвонить клиники и полицейские участки).
3. Кир Джонсон: написать ему письмо и попросить встретиться. Я должна узнать, почему он это сделал. Или кого он выгораживает? Если откажет или не ответит, что тогда?
4. Декан: разовое посещение, случайность? Чем он может мне помочь? Чем я могу помочь ему?
Шаги понятны, осталось только начать. И начну я сегодня с письма Киру. Вроде все просто: взять лист бумаги, ручку и написать простыми словами: «Кир, меня зовут Анна, и мне нужно с тобой поговорить». Ничего сложного, я умею писать, знаю, что именно хочу написать, у меня есть лист бумаги и ручка.
Но, когда доходит до дела, когда я уже держу ручку над чистым листком бумаги, мой мозг осознает, что я собираюсь писать письмо не кому-нибудь, а своему убийце, и по коже бегут мурашки, а волосы на руках встают дыбом.
Вдруг он захочет убить и Анну? Второго раза я наверняка не переживу. Нет, нет, он не сможет, он же в тюрьме. Не думаю, что сможет… Не знаю…
Я успокаиваю себя, вспоминая недавние перемещения в тело Кира (к моему счастью, было это нечасто) и то, что тогда я не чувствовала себя в теле монстра – скорее в теле зверя, загнанного в клетку. Он не монстр – просто убийца или соучастник…
…Первые несколько раз, просыпаясь в теле Кира (это было примерно через каждые три-четыре недели), я настолько пугалась и теряла контроль, что за мое неадекватное и неприемлемое для того места поведение меня просто избивали до потери сознания. На третий раз, очнувшись в закрытой бетонной комнате, я уже не кричала. Наконец приняла свое местонахождение, приняла факт того, что заключена в чужом теле и нахожусь в тюремной камере.
Я по-прежнему не знала, кто этот мужчина и почему он в тюрьме, за что осужден, виновен или нет. А еще не знала, что мне делать и как себя вести. Это ведь были мои первые посещения мест заключения, и, само собой, я не могла знать правил тюремной жизни.
Однажды меня избили вновь, только уже не охранники.
Когда я проснулась там в следующий раз, прошло примерно месяца полтора после предыдущего перемещения, и я морально была почти готова, ведь все это время я настраивала себя не бояться, уговаривала не паниковать, убеждала, что должна понять, кто этот человек и почему именно он оказался моим новым телом.
Открыв глаза и осознав, что я в камере, села на край кровати и огляделась. Комната преобразилась: окно казалось больше, кровать мягче и удобнее (отсутствовал провал посередине), у стены даже стояли стол и стул. Наверное, его перевели в более «комфортабельные» условия или на новое место. Я еще чуть задержалась на краю кровати, потом встала и посмотрела в окно, на каменный двор и на забор с проволокой вдалеке. Сомнений, что я в тюрьме, не осталось. Главное – опять не натворить дел. Возможно, мне вообще не стоило выходить из камеры, нужно было сидеть тут тихо в уголке и ждать, когда же закончатся этот день и эта реальность.
«А как я тогда узнаю что-либо? Нет, надо что-то делать».
Я прошлась по камере, подойдя к столу, открыла единственный ящик, который в нем был, и нашла огрызок карандаша. Негусто. В остальном стол пустовал – никаких бумаг, блокнотов и прочего.
«Хм, зачем ему тогда карандаш, если не на чем писать?»
Я еще раз взглянула на стол. Деревянный, ну или под дерево – может, из опилок или еще чего. Вряд ли в такие места закупают действительно деревянную мебель. Всю его поверхность уродовали чернильные надписи, которые въелись словно татуировки или шрамы. Следы, оставленные сменяющимися временными хозяевами. Отпечатки разных загубленных судеб. Я прошлась пальцами по шершавой поверхности и стала изучать художества. Где-то были имена, где-то бранные слова, проклинающие все на свете, слова на не известных мне языках и даже слова любви. И тут я наткнулась на послание, которое заставило меня вздрогнуть:
«Кто ты? Зачем ты приходишь в мое тело?»
Я сидела на стуле, уставившись в эти простые, но такие сложные для меня слова. Слышались лязг открывающихся дверей, шаги. А я все сидела и сидела, прокручивая, обдумывая, разжевывая ту мысль, что он знает, что он что-то чувствует.
А потом в камеру кто-то зашел.
– Опять, мать твою, ты за старое, заключенный 134? Ну держись!
После этих слов меня накрыла очередная темнота.
И вот спустя еще примерно месяц случилось новое пробуждение в мрачной холодной тюрьме. Я сразу же вскочила с кровати и подбежала к столу. После той прошлой записи мелкими буквами была добавлена другая:
Если ты снова пришел в мое тело, то 1) не усложняй мне жизнь, инструкция для тебя в камере; 2) напиши, кто ты и что тебе надо.
Я осмотрелась, внимательно разглядывая все предметы вокруг. Никаких вентиляционных шахт и люков, в которых можно что-то спрятать, бачок с водой был без крышки. Заглянула в стол, но он, как и в прошлый раз, оказался бездушно пуст.
«Думай, думай, где еще можно спрятать. Что там показывают в фильмах про тюрьмы? Или пишут в книгах?»