– Тебе пора.
Я встаю, не зная, куда идти и что делать.
– Может, составишь компанию и проводишь меня? – спрашиваю я и смотрю на нее щенячьими глазами.
Она улыбается и встает из-за стола. Мы поднимаемся на второй этаж, доходим до второго кабинета справа.
– Ну, жду дома, – говорит она, после чего обнимает меня, гладит по волосам и идет дальше.
На двери висит табличка «Доктор М. Сэйвор». Я негромко стучу.
– Да, да, заходите.
Открыв дверь, вхожу в светлый, но не безукоризненно отбеленный кабинет. Два кресла, маленький диван у стены и за столом – шкафы кремового оттенка разбавляют белизну комнаты. Стены, украшенные фотографиями и какими-то дипломами, вообще нарушают всю концепцию клиники, но зато придают кабинету жизни и уюта. Я расслабляюсь, видя теплую улыбку доктора. Это высокий статный мужчина лет сорока, выбритый и ухоженный, с прямоугольными очками на крупном носу и мясистой нижней губой. Его черты нельзя назвать идеальными, но все в нем какое-то мягкое, гармоничное и располагающее. Никаких резких деталей.
– Ну что, Элиза, как ты себя чувствуешь?
Я не знаю, что ответить, поэтому произношу:
– Нормально.
– Как голова?
– Спасибо, прошла.
– Ну, как я и обещал.
Я улыбаюсь.
– Ты идешь на поправку, и это меня радует. А тебя?
– И меня.
– Послушай, Элиза, сейчас тот период, когда ты должна понять, чего хочешь от жизни. Мы сможем снять только физические симптомы зависимости. Но душевные испытания ты должна пройти сама. Это не значит, что ты одна. Мы с тобой, мы рядом. И мы все хотим тебе помочь. Я обещаю и гарантирую тебе нашу поддержку на этом пути. Завтра ты переходишь на второй этап. Расписание занятий и обязательной трудотерапии возьми у сестер в приемной. Мы все надеемся на тебя, – широко улыбаясь, спокойным и доброжелательным тоном говорит доктор.
Я киваю, не понимая, к чему он клонит. Я ничего не понимаю. Но мне нравится этот большой добрый мужчина. Рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Я верю ему.
Потом он рассказывает о моем лечении, о том, что собирается сделать в ближайшем будущем, какие лекарства поменять и какие я могу почувствовать неудобства или последствия. После чего желает удачи и отпускает. Я спускаюсь в комнату, где, читая книгу, лежит соседка.
– Ну что, дружочек, мы уже опаздываем. Пошли к этой мисс Спокойствие.
Она кидает книгу на подушку, берет меня за руку и тащит по коридору. Через минуту мы врываемся в небольшой зал, в котором по кругу расставлены стулья и уже разместилась группа из восьми человек.
– Леди, вы опоздали, – произносит строгая женщина лет пятидесяти с добрыми темно-карими глазами.
– Ну, Элиза застряла у доктора Сэйвора. Она сегодня очень нерасторопная. А я ждала ее, – весело, без малейшего чувства вины отвечает блондинка.
Я же просто стою, как нашкодивший ребенок, и смотрю в пол.
– Ты, Марта, могла бы и не ждать, – говорит важная леди.
«Отлично, значит, мою соседку зовут Марта», – делаю я в памяти заметку.
– Но я ждала. Этого уже не изменить, – произносит она с хитрой улыбкой и смотрит на меня.
– Ладно, рассаживайтесь, неразлучники.
Мы садимся на свободные места.
– Элиза, раз мы все собрались, давай начнем с тебя, – говорит «воспитательница».
Услышав это, я вся сжимаюсь, мои мысли судорожно мечутся, я не понимаю и даже не представляю, что должна говорить всем этим людям. И вообще, для меня и для Элизы лучше ничего, совсем ничего не говорить. Я продолжаю молчать, разглядывая скрещенные пальцы собственных рук, обгрызенные ногти и заусенцы.
– А могу я начать? – звучит немного вызывающе голос Марты.
Кажется, тяжелый вздох важной женщины слышат все участники.
– Ты, Марта, конечно, можешь. Но мы тут, чтобы помочь каждому, чтобы каждый мог высказаться. И Элизе это тоже не помешает. Ей стало бы легче.
– Вы давите на нее, доктор, – говорит Марта с какой-то угрозой в голосе.
– Ты недовольна моими методами, Марта? Тебя что-то не устраивает? Или ты считаешь, что знаешь лучше меня, что нужно другим пациентам? – спрашивает она серьезно.
В комнате повисает тишина, Марта уверенно и как-то спокойно смотрит на женщину и молчит. Та продолжает, не дождавшись ответа:
– На этом ставим точку! У себя на занятиях я такого больше не потерплю. И я на нее не давлю. – После чего она переводит внимательный взгляд на меня. – Элиза, я не давлю на тебя. Просто советую высказаться.
– Она выскажется, когда сможет, – опять перебивает ее Марта.
Врач в очередной раз тяжело вздыхает, серьезно смотрит на нее и сдается, переключившись на какого-то парня из нашего круга.
Марта берет мою руку и шепчет мне на ухо:
– Не переживай, я не дам тебя в обиду. – Она мягко и по-дружески улыбается. – Расскажешь, все расскажешь, но тогда, когда ты сама этого захочешь.
Я киваю. Мне нравится ее забота и покровительство.
После посещения сеанса психотерапии и выслушивания грустных историй участников Марта делится, что сегодня на обеденной трапезе она дежурит в столовой, и я вызываюсь ей помочь. Мы расставляем столовые приборы, салфетки, хлеб и солонки. После обеда убираем со столов и подметаем пол. После не такой уж неприятной трудотерапии по расписанию значится читальный клуб, куда мы и направляемся. В этот день обсуждаем научно-фантастический роман Дэниела Киза «Цветы для Элджернона». Я читала его, когда еще была собой, Линой. И он однозначно входил в список моих топ-книг. Это произведение потрясло меня своей глубиной, стилем, содержанием и формой. Автор побуждал думать, рассуждать, заглядывать в темные уголки человеческой души. Теперь же мне комфортно среди людей, которые обсуждают «несовершенства» как идеал мироздания, поднимают темы истинного Я, темы жизни, смерти и судьбы. Я среди них не Элиза, не Анна – сейчас, в этот самый миг, я Лина Маккольм. Я – это я.
– Скажи, Элиза, какой ты видишь себя? Кому из героев ты симпатизируешь, а кому нет? – спрашивает меня молодой сухощавый мужчина с живыми глазами.
– Я вижу себя мышонком. Я Элджернон.
– Почему? – интересуется Марта, словно заглядывая мне в душу.
– Потому что застряла в лабиринте. В лабиринте жизни. Вначале я была обычной и жила, как и все девочки и девушки, как все любимые дочки, внучки, сестры. А потом кто-то решил, что я могу быть подопытным мышонком, что мне зачем-то это нужно. И наградил меня тем, что мне не было дано от природы, да и никому из моего вида. Я узнала то, что не должна была знать, стала тем, кем никогда не должна была быть. А итог всегда один, финал жизни всегда жесток. И я знаю, что рано или поздно меня ждет еще одно разочарование, когда пойму, что не принадлежу ни этому миру, ни другому, что я все тот же маленький мышонок, которого давным-давно не существует. А моя жизнь – всего лишь эксперимент, который останется только на бумаге и на мраморном камне двумя несложными строками: датами и именем.
Когда я договариваю и обвожу всех взглядом, лица выражают печаль и сострадание, они все устремлены куда-то вглубь меня, далеко-далеко. Марта кладет свою теплую ладонь на мою и произносит:
– Мы с тобой, маленький храбрый мышонок. И мы не дадим тебе так просто сдаться.
И я начинаю плакать. Мне кажется, что она говорит это не Элизе, нет – она говорит это маленькой девочке Лине, которая так устала бродить по безлюдному, темному, холодному лесу в поисках ответов, которые боится получить. Накопившиеся эмоции сокрушают тело, выплескиваются на свет, очищая от токсинов не только тело Элизы, но и мою собственную душу. Я обнимаю Марту и тихо шепчу:
– Я так боюсь умереть.
Она только крепче прижимает меня к себе, потом отстраняется, вытирает мои слезы и говорит:
– Обернись, мы тут все не без греха. Но поверь мне, я говорю тебе это каждый день и скажу еще раз. Я вижу свет, свет твоего сердца через яркий блеск твоих глаз. И знаю, глаза не умеют лгать. Тебе нечего бояться, мышонок, ты уже нашла выход из лабиринта. Вот он, вокруг тебя. Это место – выход, это твое будущее, это жизнь. А смерть осталась там, за воротами «Возрождения». А если когда-нибудь, лет через восемьдесят, ты навсегда закроешь глаза в своей теплой кровати в окружении большой семьи, то продолжишь жить уже в их сердцах, в их венах, в каждом из них. А я обязательно принесу тебе цветы, уж поверь. – И она громко смеется, развеивая туман грусти, который словно бы опустился на меня.
Я вытираю остатки соленой воды на своем лице и улыбаюсь. Я больше не боюсь. Не сомневаюсь в себе, не сомневаюсь, что я Лина и, в каком бы теле ни проживала этот день, остаюсь все той же Линой. Это я, истинная я. Слова этой хрупкой девушки залатывают во мне какие-то пробоины, топившие почти разбитую лодку. Я осознаю, что жива и живу в каждом из них, проживая множество жизней, чувствуя и ощущая то, что ни одному другому человеку не дано почувствовать, то, что ни одному человеку не успеть ощутить. Я Лина, я храбрый мышонок Элджернон.
Я встаю со стула и, сказав, что хочу побыть одна, ухожу в комнату. Беру лист бумаги, ручку и сажусь писать письмо Элизе. Рука не дрожит, я пишу от сердца, оставляя на этом листе часть себя, свои мысли и чувства. Дарю их ей.
Дорогая Элиза, мое письмо покажется очень странным, но просто прочитай его, и мы скоро встретимся наяву. Я найду тебя, обещаю! Сегодня я была тобой. Не знаю, как это происходит, но иногда я просто просыпаюсь в твоем теле. Скорее всего, эти дни выпадают у тебя из памяти, а может, ты все помнишь и все знаешь. Не бойся, я хочу только лучшего. Лучшего для тебя и для себя. Поэтому привела тебя в это место. Я больше не могла оставаться в стороне. Не знаю, правильно поступила или нет, но надеюсь, хоть немного помогла тебе. И теперь мне нужна твоя помощь. Я не знаю, почему прихожу именно к тебе. В этом, думаю, главный вопрос, причина всего происходящего. Наверное, прочитав это, ты решишь, что я сумасшедшая или что ты сумасшедшая. Но я хочу сразу сказать – это не так! Если ты не поверишь в то, что я тебе пишу, лучше порви это письмо, выбрось в ведро и забудь. Будем считать, что все это ты написала сама под действием утреннего укола. Если же ты поверишь мне, поверишь в то, что здесь написано, хотя бы на один процент или даже на одну десятую процента, то, когда я приду к тебе, прими меня и помоги мне разобраться, почему именно ты выбрана для моего присутствия. Не важно, как меня будут звать по паспорту и как буду выглядеть. Я просто представлюсь тебе Элджерноном, и тогда ты поймешь, что все это правда. Только не пугайся, иначе мне придется уйти, и я очень расстроюсь, что принесла страх в твое сердце. Этого я