ах – то хороших, то кошмарных. Но тогда я не отказалась бы даже от кошмаров, лишь бы видеть его. Верила, что кошмары могут быть только там, в глубинах моего сознания, но никак не здесь, в этой светлой, волшебной реальности. Как же я ошибалась…»
Смотрю на смазанные слезами многоточия и пустой остаток листа. Что же случилось, Элиза, что сделал он или сделала ты? Почему девушек так легко обидеть, так легко раздавить? Нас создали такими хрупкими, словно фарфор, который разбивается вдребезги от любого падения. Почему, чтобы стать сталью, нам надо преодолевать невообразимые испытания, сжигая себя в пепел и восставая из него вновь?
Можно перелистнуть в конец тетради и узнать, что случилось. Но тогда я рискую упустить какую-то важную деталь. А еще внутри меня живет маленький, карликовый перфекционист, и я никогда этого не сделаю. Ненавижу, когда кто-то так поступает. У всего есть свой цикл, свое течение. Так зачем нарушать порядок? К примеру, чтобы понять финал книги, прочувствовать его во всей полноте, нужно вначале пройти с героями весь путь, но никак не перелистывать для быстрого знакомства с концовкой. Иначе это просто непонятный итог, лишенное смысла действие, дверь в никуда. Если ты не шел к ней через весь лабиринт, не искал ее, не жаждал, то это будет просто дверь, а не выход.
Делаю перерыв и готовлю себе несложный овощной салат, выпиваю чашку чая, смотрю прилетевшие от Альберта сообщения.
Сегодня. 10:13
Привет. Прости. Меньше всего я хотел обидеть тебя. Позвони мне.
Сегодня. 11:27
Как ты? Что мне сделать, чтобы загладить свою вину?
Сегодня. 12:11.
Тебя нет в кафе, сказали, что ты тут больше не работаешь. Что случилось? Это из-за меня?
Сегодня. 12:17.
Ты не отвечаешь на звонки и не читаешь сообщения. Я заеду к тебе после работы.
Я думаю, Ал не заслужил такого отношения с моей стороны, но страх, неизвестность и трудно вообразимая реальность толкают меня на такие вот всплески эмоций. Это, конечно, не оправдание…
Привет. Все хорошо, просто нужно время разобраться с делами. И прости за выходные, я сорвалась.
Отправляю эсэмэс и тут же слышу звучание песни Shallow.
– Привет, – говорю я, стараясь придать голосу беззаботный оттенок.
– Привет, – серьезно и настороженно произносит Ал.
– Ты как?
– Нормально. А ты?
Мы словно чужие друг другу, словно стоим на разных берегах. Нет, я так не хочу, хочу быть с ним рядом и чувствовать эту близость.
– Прости меня, Ал, не знаю, почему я такая.
– Анна, ты не виновата, это я лезу туда, куда не следует, – с грустью признает он.
– Ладно, будем считать один – один. И давай остановимся на ничьей, а?
– Давай.
– Договорились. Ты не переживай, у меня все в норме. Мне просто нужно разобраться со всем, что происходит.
– Хорошо, я больше не буду давить.
Какой же он хороший и понимающий.
– Спасибо.
– Тебе нужна моя помощь?
– Пока нет, – отвечаю я и думаю, что это до тех пор, пока ко мне не ворвется наряд полиции и не схватит меня с пистолетом, а вслух добавляю: – Но, если она понадобится, первым, к кому я обращусь, будешь ты.
– Договорились, – вроде бы успокаивается он.
– Просто дай мне чуточку времени.
– Ладно, я понял. Напишешь мне или позвонишь?
– Да, – говорю я мягко, насколько возможно.
– Я скучаю. И если тебе просто понадобится компания, даже для чаепития, напиши мне. – Он звучит как-то грустно и потерянно.
– Конечно. Может, и поужинаем вместе к концу недели.
– Надеюсь. Ну ладно, мне пора работать.
– Целую, – говорю я и вешаю трубку.
На сердце стало тепло и приятно, словно что-то терзало внутри, а теперь успокоилось. Мне его тоже очень не хватало. Незначительная, несерьезная, глупая обида очень быстро проходит. Остаются лишь пустота и сожаление. И вместо того чтобы быть счастливой рядом с ним, провести драгоценные минуты с парнем, который пробуждает меня, волнует, наполняет эликсиром жизни, я сижу одна и пожираю себя изнутри, разрушая, разбивая, скатывая собственноручно ком грязи, который мешает жить, дышать, засоряет все вокруг, пачкая мысли, загрязняя восприятие, притупляя ощущения, делая чувства черствыми, зашоренными, мутными.
Тетрадь Элизы
Часть 2
«4
Дата: вроде вторник или среда. Спустя примерно неделю после записи первого слова в эту гнусную тетрадь воспоминаний.
Время: после группового занятия с психологом.
Сложно, слишком сложно вспоминать, но доктор настоятельно советует мне продолжать запись. Я хотела выкинуть эту гадкую тетрадь, но попытка не удалась. Бросила ее в мусорное ведро в нашей палате, но, когда вернулась после процедур, она лежала как ни в чем не бывало на моей полке. Это, конечно, сделал не святой дух, я понимаю. Наверняка это дело рук моей соседки Марты. Она, как никто другой, знает, что мне важно все оставить на этих листах. Записи будят спрятанные воспоминания, дни прошлого, погребенные под тоннами кладбищенской земли. И когда они выходят на свет, когда тени прошлого выползают из своих кладовых и подвалов, тянут ко мне изъеденные страхом костлявые руки, тогда, в те долгие затяжные секунды, минуты, часы, мне хочется сорваться, хочется послать всю эту новую жизнь и уничтожить себя. Марта говорит, так и должно быть. Любой стресс гонит мысли к наркотикам, мой собственный разум внушает мне, что от них станет легче. Но я-то знаю, что не станет. Сейчас нужно это пережить, просто сделать шаг, потом еще один и еще.
До 2007 года никогда не думала, что настанет время, когда я буду мечтать кануть в небытие. Но оно настало, и я действительно мечтала. Сейчас мне не верится, что я, выбравшись из пучины забвения, почти отмахнувшись от этих убивающих изнутри мыслей, снова думаю о том, чтобы погрузиться с головой в отстойную яму.
Нет, я не готова! Не хочу! Я пытаюсь и буду пытаться!
Вот и вчера, когда я лежала на кровати и мне не спалось, накатывали волны удрученности и апатии, жалости к себе, волны никчемности и бессмысленности, я задумалась: а не сбежать ли мне отсюда, чтобы купить дури и улететь далеко и навсегда? Повернув голову, увидела пристальный взгляд Марты. В нем было все: понимание, сожаление, прощение и уверенность. Я улыбнулась ей и закрыла глаза, отогнав всех этих навязчивых мух, которые то и дело ко мне возвращались. И вот сегодня я снова взялась за ручку, чтобы продолжать выливать на белые листы свои воспоминания.
Конец 2007 года…
Приближалось Рождество. Я все выходные посвятила поиску подарка для него. Возможно, это было неуместно – ведь мы просто общались. Но мне так хотелось порадовать его, сделать приятное, увидеть всплески удовольствия в его глазах. Я выбрала галстук – символ мужского статуса и вкуса. Он предпочитал ходить в костюмах, и, увидев галстук на манекене, я поняла, что именно этот будет прекрасно смотреться на нем. Стоил он целое состояние, я потратила почти все отложенные на подарки родным деньги на темно-синий шелковый клочок ткани. Я несла его в фирменном пакете магазина, словно сокровище. В общежитии убрала на верхнюю полку стеллажа, и при каждом взгляде на пакет тепло разливалось внутри. До рождественских каникул оставалась примерно неделя, когда я обнаружила в своей тетради записку.
До сих пор помню, как билось мое сердце, как я чуть не запрыгала от радости, увидев ее содержание. Помню, как прижимала к сердцу, чувствуя, что внутри не хватает места этому урагану из искр, взмывающих салютами высоко-высоко.
Текст я и сейчас могу пересказать дословно, эта записка стоит у меня перед глазами:
Ты прекрасна. Приходи в пятницу после 20.00 в театральный зал, у меня для тебя сюрприз.
По рукам даже сегодня бегут мурашки. Только тогда они бежали от счастья, а сейчас – от ужаса.
Наступила долгожданная пятница. Все дни я только и делала, что отсчитывала минуты до этого момента. Словно сегодняшний вечер должен был стать кульминацией в истории моей жизни, самым важным событием, самым долгожданным и значимым. И он стал, к сожалению, стал…
Пары закончились, я пообедала в студенческой столовой, затем вернулась в общежитие, чтобы надеть самое нарядное и любимое платье цвета крем-брюле. Собрала волосы красивой заколкой, они водопадом упали на плечи. Подвела глаза, накрасила ресницы, тронула губы блеском. Взяла пакет с галстуком и к восьми часам побежала в университет. Коридоры опустели, здание казалось пустынным и одиноким. Днем в нем бурлила жизнь, а вечером оно засыпало в тишине и покое. Огромное, высокое, безлюдное, словно из фильма ужасов, – заброшенное и забытое место. Я зашла в театральный зал. Он полностью погрузился во мрак, и только вдали был виден тусклый желтый свет. Я полетела мотыльком к блеклому зареву, вытянув вперед руки, прощупывая свой путь, чтобы не упасть. Добравшись до цели, увидела, как в кругу золотого света свечей он сидит на покрывале, расстеленном на полу. Рядом с ним стояла открытая бутылка вина и два бокала.
– Привет, – обронила я, смущаясь.
– Ну привет, – сказал он, обнажив свои белые зубы. – Присаживайся ко мне, не стесняйся.
Я чувствовала себя скованно, ноги, будто бревна, не хотели сгибаться, мышцы рук были натянуты словно струны. Сделав над собой усилие, я все-таки присела на покрывало, заняв руки и взгляд подарочным пакетом. Он протянул мне бокал вина.
– Спасибо. – Я взяла его, хотя никогда раньше не пила.
Но этот бокал был из его рук, как я могла отказаться? Дура.
В горле пересохло, щеки жгло пламенем, и я сделала пару глотков. Красное вино было невкусным, кисловатым, с горчинкой. Таким, от которого вяжет язык и дерет горло. Я облизала губы и опустила глаза. Потом протянула ему подарочный пакет.