– Желательно с самого начала. Может, начнем с того, откуда вы знакомы?
– Хорошо. Раз тебе отшибло память, я расскажу. У меня же уйма свободного времени. – И он снова издает свой противный смешок. – Когда-то я жил в городе Нороф. Там работал в отделе по делам несовершеннолетних. И как-то мне встретился добрый, отзывчивый, но сошедший с пути парень, который украл продукты из магазина. Я стал его воспитателем, а потом наставником и другом. Вскоре меня перевели сюда, и я позвал Кира переехать, но он не мог бросить самого близкого человека, с которым вырос, о ком заботился, кому подарил всю свою братскую любовь.
Я смотрю внимательно, вслушиваюсь в каждое его слово. Детектив делает еще глоток явно противного, неароматного кофе.
– Он не мог оставить там тебя, Анна, – заканчивает он свой едкий монолог.
Я киваю, и мой жест не ускользает от него.
– Видимо, амнезия у тебя частичная, – хмыкает он.
– Нет, не частичная. Кир мне сегодня рассказал о нашем детстве.
– Да?
– Да. Но больше ничего, – спешно добавляю я.
– Ясно. Значит, теперь ты знаешь, как он к тебе относится и кем приходится. Отлично. Интересно, что ты ему сказала? Что не помнишь, кто он? Просто пошла и разбила парню сердце. Как всегда, в своем репертуаре. Все только для себя.
– Это не так.
– Ага. Конечно. Проехали. Хотя, знаешь, я его никогда не понимал, поражался его отношению к тебе. Не раз говорил ему, что он должен наладить свою жизнь, должен работать на себя и свою семью. И знаешь, что он мне на это отвечал? Что Олеся, его девушка, если ты не знаешь, – его опора и поддержка, а он – твоя. Он говорил: «Я помогу себе сам, я смогу, я знаю. А ей? Кто поможет Анне? Я обещал ей. Девочка поверила мне, а я поверил ей. Мне нужно было заботиться о ком-то, дарить свою нерастраченную любовь. А ей она была жизненно необходима, иначе бы она погибла». Вот что он говорил о тебе. А ты… Знаешь, он ведь собирался жениться. Олеся чудесная и порядочная девушка. Она навещает его каждую неделю в тюрьме, верит, что дождется. Но двадцать пять лет – это не то испытание, которое она сможет выдержать. Он тебе про нее рассказал?
Я отрицательно качаю головой.
– Я так и знал. Вероятно, вы говорили о тебе и о твоей прекрасной жизни. Да, Олеся никогда бы не смогла занять твое место в его сердце. Черт, меня это так бесит, – выплевывает он. – Ладно, у меня нет времени, что еще хочешь знать?
– Про тот вечер, – говорю я, сдерживая неприязнь.
– А, точно. Я уверен, он никогда бы не сделал то, за что его осудили. Никогда. Он хороший парень. Я его знаю. Слышишь, никогда!
– Я слышу, – закипаю я. – Тогда что случилось в тот вечер?
– Не знаю, тогда от него на телефоне было несколько пропущенных, но я вернулся после ночной смены и спал как убитый весь день и вечер. А когда пришел в себя, его уже взяли.
– И? Он вам ничего не рассказал?
– Нет, – удрученно отвечает Сергей, его брови сходятся на переносице, на лбу появляются глубокие морщины. – Вначале меня к нему не пустили, тогда поднялась сильная шумиха по этому делу. А потом он просто замолчал. И только когда его осудили, Кир сказал мне, что не мог поступить иначе. Он наотрез отказался объяснять свой поступок. Сказал, чтобы я не лез в это дело. Что если я ему друг, то оставлю все как есть. Вначале я даже подумал, что он действительно убил ту девочку. Но все внутри меня протестовало. Мой инстинкт говорил мне, что он лжет, что он не убивал. Я решил для себя, что не готов с этим мириться. И начал свое расследование. Но, увы, время прошло, а у меня есть только улики против него.
– Но, если улики против него, почему вы уверены, что он не убивал? Не понимаю, – зачем-то напираю я. Может, хочу проверить, подозревает он Анну или нет.
– А что тут понимать, черт побери?! Ты в этом виновата! Я уверен. Ведь он пошел в твой университет. Я надеялся, что Кир будет отрицать вину, что его не осудят. Но его очень быстро посадили. Полиция не хотела вдаваться в подробности. Они должны были быстренько отчитаться перед руководством и прессой. Вот так. А ты… так и не появилась. Я пытался до тебя дозвониться, караулил у дома, стучал в дверь, а ты словно сквозь землю провалилась. Я ненавидел тебя и презирал! Если бы ты мне попалась год назад, я бы придушил тебя собственноручно. Но, когда начал расследование, узнал, что ты сама постаралась, – хмыкает он. – Резанула себе вены и много недель боролась за жизнь. А потом, наверное, нажралась таблеток, раз тебя упекли в психушку на полгода.
– На два месяца и не в психушку, – уточняю я, не удержавшись. Его реплику про таблетки не комментирую.
– Не важно. Мне нужно было с тобой поговорить, но твой телефон был отключен от сети, в университете ты больше не появлялась. Но три месяца назад ты сама мне позвонила, несла какую-то чушь. И я нашел тебя, узнал, что ты стала работать в том кафе. Но когда сел за стол и ты подошла принять заказ, понял, что ты вообще не узнала меня, словно никогда не видела. Я стал приходить, мне нужно было хоть что-то выяснить. Вот и вся история.
– Понятно. Вы что-то узнали в своем расследовании? – спрашиваю шепотом, хотя в кабинете и так стоит вязкая тишина.
– Нет, толкового ничего. И не шепчи. Олеся ничего не знает. Она рассказала, что в тот вечер они были дома, готовили ужин и собирались смотреть хоккей. Ты позвонила. Он взбесился, быстро оделся и перед тем, как уйти, произнес: «Я его убью».
– Кир сказал: «его убью»? – переспрашиваю я.
– Она сказала, что ей послышалось «его», но, когда к ней приехали полицейские, засомневалась, мол, может, сказал «ее».
– Сомневаюсь, – вылетает у меня нечаянно.
– Что?
– Сомневаюсь, что он шел туда убивать Лину Маккольм, – четко выговариваю я, только теперь понимая смысл сказанных слов.
– Сомнениями делу не поможешь. Что у тебя есть? – серьезно спрашивает Бэк.
– Ничего, – лгу я. – Только история двенадцатилетней давности.
– Что за история? – Он вновь откидывается на спинку стула в ожидании длинного рассказа.
– Изнасилование, которое произошло в том же театральном зале того же университета.
– Жертва обращалась в полицию? Кто насильник? Я поищу в картотеке.
– Нет, она не обращалась. И я не знаю имени, но думаю, что все это может быть связано. Хотя это только мои мысли.
– Значит, у тебя ни хрена нет. А твои мысли никому не интересны, ни полиции, ни суду, ни прокурору. Понимаешь? – сухо цедит детектив, словно проводя по мне грубой наждачкой.
– Понимаю. Скажите, по поводу моей вчерашней просьбы вы думали?
– Думал, – кивает он.
– И что решили? – на всякий случай уточняю я, не надеясь на положительный результат.
– Пока ничего. Позвоню.
– Ладно, спасибо. Я еще хотела спросить, а в крови Лины были найдены алкоголь или наркотики?
– Что? Нет, ничего у нее в крови не было. Почему спрашиваешь?
– А при расследовании делали анализ вина, может, в нем что-то было?
– Какого вина, Анна? – Его глаза округляются, а губы кривятся в недоумении.
Я замираю, обдумывая следующий вопрос.
– Скажите, на месте преступления была найдена бутылка вина?
– Нет, никакой бутылки вина там не было.
– А полиция нашла что-нибудь в театральном зале?
Он поджимает губы, хмыкает, но отвечает:
– Тело жертвы, ее альбом и сумку с личными вещами, ну и самого Кира, конечно.
– И больше никаких предметов? – не унимаюсь я.
– И больше никаких предметов.
Куда тогда подевалась бутылка вина и электрическая свечка?
– Что ты скрываешь? – с нажимом, выделяя каждое слово произносит Бэк.
– Ничего. Просто пытаюсь сопоставить с тем старым преступлением.
– Ты уверена, что ничего не помнишь? Или что не хочешь мне сейчас что-нибудь рассказать?
– Я ничего не помню, – опять вру я, стараясь говорить уверенно. – Мне правда нечего больше сказать. Я лучше пойду.
Я поднимаюсь со своего места и иду к двери. Он больше ничего не говорит, даже не удосуживается попрощаться, видимо, не видит в этом смысла или все так же ненавидит меня. Но я по этому поводу совершенно не переживаю.
Выхожу из здания полицейского участка и еду домой с единственной мыслью: «И что мне теперь делать?»
Глава 28
Я принимаю эту жизнь, эту смерть и верю в неминуемое продолжение.
Я просыпаюсь в теле Анны. Я не исчезла, не ушла, не растворилась, несмотря на то, что узнала. Видимо, мое пребывание в этом мире еще не подошло к концу. Наверное, моя миссия не заключалась в том, чтобы просто найти своего убийцу. Может, я осталась, чтобы помочь всем тем, в чьи тела попадаю, и наказать виновных. А это значит, что я должна взять себя в руки и следовать намеченному плану. Прикидываю список в голове. Первое – помочь найти убийцу мистера Олда, сегодня у меня как раз намечена поездка в «Последнюю пристань». Второе – узнать кто изнасиловал Элизу и попросить Ала помочь его наказать. Здесь мне еще пригодится декан. Надеюсь, что ему моя помощь в отношениях с Лилиан не требуется. И в завершение, как бы это сложно ни было, мне придется пойти в полицию и признаться в убийстве. Я должна вытащить Кира из тюрьмы, даже если он сам этого не желает. В этом, я думаю, мне с радостью поможет детектив Бэк. Отвечать за поступки должны виновные.
Утро выдается намного лучше, чем предыдущее, и, несмотря на ранний подъем, опухшие глаза и тревожное состояние, я быстро собираюсь, ничего не разбиваю, не проливаю, не рву – в общем, провожу сборы без всяких экстремальных ситуаций. На дорогу до последнего пристанища мистера Олда уходит больше двух часов. И это при отсутствии пробок на дорогах. Я выхожу из автобуса и оглядываюсь. Вокруг остановки раскинулись просыпающиеся от теплого, почти летнего солнца поля, и только напротив в одном направлении тянутся многолетние сосны, среди которых петляет асфальтированная дорога и красуется знак «Последняя пристань».
Я перехожу трассу, по которой только изредка проезжают машины, и бреду вдоль высаженных сосен. Странно, что даже путь к дому престарелых выглядит словно дорога в конец всего. Здесь вначале светит яркое солнце, бежит и блестит жизнь, ветер колышет высокие проростки зеленой травы на обочине, а там, по ту сторону, растекается тень от крон деревьев, тень, укрывающая жизнь, как саваном. Я иду по пусты