– Несложный вопрос, мне нужны все записи, и я разберусь, теперь я во всем разберусь, – рычит детектив.
– Главное – не поддаваться эмоциям, – произношу я чуть заплетающимся языком. – Он хитрый и изворотливый. Один неверный шаг откроет ему новую дверь. Вы понимаете?
Он кивает, ничего не ответив. Но его морщины становятся глубже, а выражение лица – суровее, брови нависают над глазами, уголки губ съезжают вниз. Плечи опускаются и как-то подаются вперед. Детектив становится похож на разгневанного бурого медведя, в чью берлогу забрался незнакомец.
Сергей убирает мой альбом в нижний ящик стола и закрывает на ключ. Достает фляжку, делает из нее несколько глотков. Потом просто встает и выходит из кабинета. Но скоро возвращается с молодым парнем в форме.
– Сейчас поедем к тебе, и ты вынесешь мне все записи, – командует он.
Я киваю, беру рюкзак, и мы едем к моему дому. Я быстро вбегаю в подъезд, лампочка не горит, но времени разбираться с этим у меня нет. Поднимаюсь по темной лестнице, перескакивая через ступеньки, и нехотя вспоминаю эпизоды из фильмов ужасов. Останавливаюсь на втором этаже, достаю телефон и на всякий случай свечу фонариком по сторонам и в пролет. Никого. Странная нервозность внутри остается, но я смеюсь над своей мнительностью и отбрасываю эти мысли. Наверное, я перенервничала, меня просто переполняют эмоции. Со слабым светом фонарика я добираюсь до своего этажа, влетаю в квартиру, бросаю рюкзак в коридоре и судорожно собираю по всей квартире тетрадь мистера Олда, записи Элизы и все свои распечатки. У меня в руках куча бумажек, которые торчат в разные стороны, поэтому я неуклюже захлопываю дверь плечом, выбегаю из квартиры и мчусь вниз, подгоняемая ощущением эйфории, которая ведет меня сквозь темноту. Я разгадала тайну, теперь я знаю правду, знаю все – и не я одна. Сергей поможет нам, он поймает этого подонка и засадит его за решетку. Я с улыбкой возвращаюсь к машине.
– Надеюсь, вы знаете, что со всем этим делать.
– Знаю, – уверенно отвечает Сергей.
Глава 32
У каждого своя судьба и время, свой путь, дорожка среди елей куда-то вверх, к яркому мигу, к солнечному лучу на опушке.
Когда патрульная машина скрывается за углом, я еще немного стою у дома, рассматривая свет в чужих окнах, фонарные столбы и проходящих мимо людей, огибающих меня, как вода огибает камень на своем пути. После чего медленно поднимаюсь к себе по темной лестнице. Вхожу в квартиру, и вспоминаю, что среди распечаток нет той информации, что Альберт прислал мне на электронную почту. Я беру телефон и, даже не закрыв дверь на щеколду, сразу отправляюсь на кухню, набирая номер Сергея, чтобы узнать его электронную почту. Мне хочется побыстрее взять в руки горячую кружечку чая, вдохнуть аромат успокаивающей ромашки, поэтому я кладу телефон на столешницу, пока идут гудки, включаю подсветку, достаю чашку и ставлю чайник. Я собираюсь пойти в комнату к ноутбуку, но внезапно чувствую спиной чей-то взгляд, энергию, присутствие. Оборачиваться желания нет, потому что я знаю, что это не Ал, не Сергей и никто из тех, кого я хотела бы видеть. Я угадываю монстра, который дышит в унисон со мной. Я смотрю перед собой, но на столе стоят только закипающий чайник и тарелка с печеньем. Секунды растекаются, а я все оттягиваю момент, когда посмотрю своей смерти в лицо. Можно рвануть к телефону, но как он поможет мне в такой ситуации? Разве что Сергей возьмет трубку…
– Ну привет, Анна, – доносится голос из темноты.
Поворачиваюсь и смотрю в его блеклые, бездушные глаза, в его холодный, леденящий душу оскал.
– Я думал, ты сделала правильный выбор. – Его голос режет воздух, он приближается ко мне. Хватает меня за запястье и проводит большим пальцем по шраму.
Я дергаю руку, надеясь вырваться из его холодной, сухой ладони, но рука монстра, словно металлический наручник, приковывает меня к нему. Я продолжаю дергаться в попытках сделать шаг в сторону, но он преграждает путь и зажимает меня в маленьком пространстве у столешницы.
– Я не понимаю, – выдавливаю из себя тихо.
– Все ты понимаешь, не делай из меня идиота. Я сказал тебе, что если ты хочешь, чтобы твой глупый дружок жил на этой планете, то должна исчезнуть. Надеялся, что ты все поняла, услышала. Но твоя головка, видимо, оказалась слишком пустой и пластмассовой, чтобы услышать меня, чтобы сделать правильный выбор. И, кстати, зачем ты обстригла свои прекрасные локоны? Ведь так приятно было держать тебя за них. – Его рука хватает меня за волосы и притягивает к исказившемуся злобой лицу.
Мне больно и страшно, но я пытаюсь смотреть ему в глаза, пытаюсь не уступать, придумать хоть какой-то вариант спасения.
– Ну так о чем я. Я поверил тебе и надеялся больше не увидеть, поверил, что ты исчезла. Все только наладилось, мой папочка наконец покинул этот свет, конечно, не без моей помощи. И тут ты начала свои выкрутасы. Отыскала Элизу, наплела ей какой-то чуши и спустя столько лет она решила наябедничать на меня полиции. Что ты ей обещала? У тебя ведь нет ни хрена. А потом ты вздумала помешать моим планам. Ты вечно все портишь. Вот только с оружием надо уметь обращаться, а то можно убить кого-то ненароком. Но и этого тебе показалось мало, да?
Я ничего не отвечаю, и он продолжает:
– И вот иду я на могилу отца – пожаловаться на тебя и похвастаться новым выбором падшей женщины – и вижу там тебя. Да еще эта странная записулька. А потом ты разговариваешь с моей женой и доводишь ее до нервного срыва. Что ты задумала, Анна?
– Ничего, – стону я, пытаясь разжать его руку, рвущую волосы.
– Тогда что ты делала в полиции? – Его голос не похож на человеческий, а скорее напоминает что-то несуществующее, ужасающе-потустороннее.
– Ничего, – пытаюсь оправдаться я, а слезы уже стоят в глазах. Мыслей, как выбраться, нет, силы исчезают вместе с волей. Он давит меня своим голосом, взглядом, своим телом.
– Не лги мне, Анна. Или в следующий раз в тюрьме будет не покушение, а убийство. Понимаешь?
– Понимаю, – снова стону я.
– Зачем ты разворошила этот улей? Или забыла, что это ты виновата в смерти той девчонки? Забыла?
Он резко дергает меня и ударяет головой о настенный шкаф. Я чувствую резкую вспышку боли и вижу салют из ярких искр в темноте сознания.
– Я не виновата!
– Да? Ты так думаешь? – Он чуть ослабляет свою руку. – А мне кажется – это ты. Ты виновата в ее смерти! И только ты виновата, что твой защитничек сейчас в тюрьме. Я велел тебе держать рот на замке, но ты не послушалась. Вы не умеете слушать, бесполезные, наглые шлюхи.
Я пытаюсь ударить его ногой, но он реагирует молниеносно и просто переворачивает меня к себе спиной и еще сильнее прижимает к шкафам. Столешница врезается в живот и не позволяет нормально дышать, голову он грубо оттягивает за волосы и, прижавшись к моему уху, надменно поет свою страшную песню, ломая и уничтожая то единственное, что осталось от нас двоих:
– Только ты в этом виновата. Я хотел быть добрым, облегчить тебе осознание твоей порочной природы, но ты не стала пить вино, а только притворилась. Я велел тебе не кричать. Ведь велел? Но ты опять не послушала меня. Если бы ты не кричала, она бы не пришла в театральный зал. Не попыталась бы нам помешать. И тогда мне не пришлось бы сделать то, что я сделал. Но, знаешь, ты мне очень помогла! Теперь я знаю, что вы не заслуживаете жизни. Я должен был понять это еще с самого первого раза, но был добрым и справедливым. Теперь я исправлю свою ошибку, и ты будешь свободна от своего порочного существования.
Я слышу каждое его слово, вижу тот вечер, он кадрами проигрывается в моем сознании, вижу Элизу в платье крем-брюле, вижу других девушек, раздавленных им. Слабых, сломленных ни за что, униженных за просто так. И тут слышу щелчок закипевшего чайника. Он его тоже слышит, и на долю секунды монстр теряет контроль над всеми нами. Я хватаю чайник, щелкаю крышкой и кидаю в него, он кричит, и я чувствую, как кипяток растекается и по мне. Отталкиваю Давида от себя и слышу свой пронзительный голос:
– Нет, больше никогда!
Все остальное происходит как в кино, где я оказываюсь зрителем. Вижу, как в квартире появляется Сергей с чем-то черным в руке, что-то кричит, как набрасывается на монстра, как завязывается борьба. Слышу выстрелы, крики, но все это словно происходит не со мной, а где-то там, на экране телевизора или на сцене театра, а я сама уже сижу на полу, прижавшись к кухонным шкафам, чувствую, как ручка впивается мне в плечо, а правый бок адски щиплет и горит под влажной горячей футболкой. Вижу красные пятна на своей руке и, поднимая футболку, замечаю обожженный бок.
Никогда раньше я так сильно не обжигала кожу, но эта боль не сравнится с тем облегчением, которое я испытываю. Вижу, как квартира наполняется множеством людей в форме, а монстр, это чудовище, демон многочисленных кошмарных снов, лежит, поверженный, на полу, и под ним расплывается красное пятно. Я сохраняю эту картину в своей памяти, словно финальную страницу моего комикса жизни. Жаль, альбом и карандаш сейчас лежат в другой части квартиры.
После всего происшедшего меня увезли в больницу, где оказали помощь, напоили соком и дали успокоительное, от которого я сразу же заснула.
На следующее утро мне назначили домашние процедуры и выписали. Я собиралась прогуляться по весенним улицам в сторону дома, но ко мне заезжает Сергей и с превеликим удовольствием вызывается подбросить на своей машине.
– Как ты? – спрашивает он уставшим, но умиротворенным голосом.
– Теперь отлично, а ты?
– Я тоже. Как хорошо, что ты мне набрала.
– Мне нужна была твоя электронка, я хотела отправить файлы. Спасибо, что взял, – улыбаюсь я.
– Тебе повезло, твоя дырявая память спасла тебе жизнь, – издевается он. – Хорошо, что мы были совсем рядом, стояли на перекрестке. Боже, я чуть сердечный приступ не заработал, когда услышал голос мужика, вместо твоего. Это теперь будет в моих кошмарах. Но тебе все равно нужно дать показания. Когда придешь в себя, я не тороплю. Можешь зайти ко мне, как будешь готова. Сейчас все равно начнется вся эта волокита с бумагами. Пересмотр дела Кира и…