— Пол, что мне взять? — спросила она утром.
— Господи, я не знаю, — отмахнулся супруг, спешно собираясь, чтобы выйти из гостиницы ровно в семь. Сидя на краешке подушки, он натягивал шелковые носки и итальянские туфли. Раньше Пол никогда не носил дорогую обувь — правда, до переезда в Нью-Йорк в этом не было необходимости: в Вашингтоне Райс ходил в кожаных кроссовках Adidas.
— Новые? — поинтересовалась Аннализа, имея в виду туфли.
— Ну, это как посмотреть, — ответил Пол. — Что значит новые? Проносил полгода или купил вчера? На этот вопрос можно ответить, лишь хорошо зная того, кто спрашивает.
Аннализа рассмеялась:
— Пол, ну ты правда должен мне помочь! Мы же едем к твоим друзьям!
— К партнерам, — поправил Пол. — Да какая разница? Ты все равно будешь там самой красивой.
— Это Хэмптонс, там свой дресс-код.
— Ну, позвони жене Сэнди, Конни.
— Но я ее не знаю, — возразила Аннализа.
— Как это не знаешь? Она ведь жена Сэнди!
— Ох, Пол, — вздохнула Аннализа. Так не принято, подумала она, но решила не объяснять — Пол все равно не поймет.
Муж наклонился над кроватью поцеловать Аннализу на прощание.
— Сегодня смотришь квартиры? — спросил он.
— Я их каждый день смотрю. Думаешь, за пятнадцать миллионов легко найти что-нибудь стоящее?
— Если мало, предложи больше, — великодушно позволил Пол.
— Я люблю тебя, — сказала она ему вслед.
Аннализа почти решилась спросить у риелтора, что носят в Хэмптонс, но, судя по внешности Эммы, ответ вряд ли оказался бы удовлетворительным. Риелторше было за шестьдесят, но тюнинг у нее был наисовременнейший. Брови, в результате подтяжки оказавшиеся на лбу, силиконовые губы, крупные вставные зубы и волосы, грубые и темные у корней и тонкие и светлые на концах, отвлекали Аннализу, но Эмма считалась лучшим риелтором в Верхнем Ист-Сайде.
— Я понимаю, что у вас много денег, — говорила она. — Но мало ли у кого сейчас есть средства. Связи, вот что главное. Какие у вас есть престижные знакомства?
— Президент США подойдет? — спросила Аннализа.
— Он напишет вам рекомендательное письмо? — спросила Эмма, не уловив сарказма.
— Пожалуй, нет, — ответила Аннализа, — учитывая, что я назвала его администрацию недоразумением.
— Не вы одна, — усмехнулась ее собеседница.
— Да, но я сказала это в прямом эфире. Я была постоянной гостьей в «Вашингтонском утре».
— Тогда президент не подойдет.
— Может, Сэнди Брюэр? — поколебавшись, рискнула Аннализа.
— Кто это?
— С ним работает мой муж.
— Но кто он?
— Он управляет фондом, — лаконично сообщила Аннализа. Пол неоднократно внушал ей не распространяться о его работе, объяснив, что у них, в мире хеджевых фондов, есть что-то похожее на тайное братство вроде «Черепов и костей» в Йеле.
— Значит, менеджер хеджевого фонда, — безошибочно угадала Эмма. — Никто не знает, кто эти люди, и не рвется водить с ними компанию. Нет, это не подойдет. — Эмма смерила Аннализу взглядом: — Но дело не только в вашем супруге. Вашу кандидатуру тоже должен одобрить домовый комитет.
— Я юрист, — ответила Аннализа. — Вряд ли это вызовет у кого-то возражения.
— А специализация?
— Коллективные иски и прочее.
— Тогда возражения точно будут, — заверила Эмма. — Разве вы не навязываете адвокатские услуги пострадавшим от несчастных случаев? — Она покачала головой. — Давайте подберем вам особняк, тогда никакой комитет не помешает.
Утром того дня, когда Аннализа и Пол уезжали в Хэмптонс, Эмма показала заказчице три таунхауса. В одном царил жуткий беспорядок, пахло молоком и грязными пеленками, повсюду валялись игрушки. Во втором доме их встретила женщина лет тридцати, державшая на руках непоседливого мальчика лет двух.
— Великолепный дом, — нахваливала хозяйка.
— Почему тогда продаете? — не удержалась от вопроса Аннализа.
— Мы переезжаем в деревню, у нас там коттедж, уже заканчивают большую пристройку. Детям лучше расти на свежем воздухе, не правда ли?
Третий дом оказался больше и не таким дорогим. Загвоздка была в том, что он был разделен на квартиры, большинство которых были заняты жильцами.
— Жильцов придется выставить. Обычно это не проблема — дадите им по пятьдесят тысяч наличными, и они живо соберут вещи, — учила Эмма.
— И куда они денутся? — спросила Аннализа.
— Найдут где-нибудь хорошую чистую «однушку», — пожала плечами Эмма. — Или переедут во Флориду.
— Выгонять людей из дома как-то не по-человечески, — замялась Аннализа. — Это противоречит моим моральным принципам.
— Не можете же вы остановить прогресс! — возразила Эмма.
В тот день поиски жилья так и не увенчались успехом. Райсам предстояло остаться в «Уолдорф-Астории» на неопределенный срок.
Аннализа позвонила мужу:
— Ничего подходящего. Может, нам пока снять жилье?
— И переезжать дважды? Это эргономически невыгодно.
— Пол, я с ума сойду, если мы останемся в отеле еще хоть на день. От общества Эммы я скоро чокнусь. Ее лицо меня пугает.
— Давай возьмем больший номер. Вещи перенесут горничные.
— Дорого, — вздохнула Аннализа.
— Ну и что? Я тебя люблю, — сказал Пол.
Аннализа спустилась вниз, в оживленный вестибюль. Приезжая в Нью-Йорк по делам, она всегда останавливалась тут. Отель казался ей роскошным — великолепные лестницы, бронзовые украшения, дорогие произведения искусства за сверкающим стеклом. «Уолдорф-Астория» — идеальное место для туристов и живущих в пригородах деловых людей, но этот отель как артистка кабаре: перья, глянец — залюбуешься, если не присматриваться. Поселившись здесь, Аннализа, сидя без дела, начала замечать вытертые ковры, грязноватый хрусталь люстр и дешевую синтетику, из которой сшита форменная одежда служащих.
К счастью, нашелся более просторный номер. Менеджер с одутловатым лицом и толстыми отвисшими щеками, оттягивавшими кожу под глазами, сообщил, что там две спальни, гостиная, бар и четыре ванных комнаты. Стоило это великолепие две пятьсот в сутки, но если снять на месяц, то администрация даст скидку и получится сорок тысяч. Ощущая прилив адреналина, Аннализа согласилась, даже не посмотрев номер, — ее радовал перерыв в монотонном течении последних недель.
Поднявшись к себе, она открыла сейф и достала выложенные бриллиантами часы, подарок Пола на день рождения. Аннализа не представляла, сколько они стоят — тысяч двадцать, наверное, — но их наличие каким-то образом оправдывало стоимость нового номера. На ее вкус, часики были излишне броскими, но Пол заметит, если не взять их в Хэмптонс. Впервые развязывая ленточку на голубом футляре ручной работы, за напускной небрежностью мужа Аннализа уловила мальчишеское нетерпение, опасение и гордость. Когда она достала часики, Пол торжественно застегнул ремешок на ее запястье.
— Тебе нравится? — спросил он.
— Очень, — с жаром солгала Аннализа. — Очень нравятся!
— У всех жен наших партнеров есть такие. Теперь и ты на уровне… — Заметив выражение ее лица, Пол поспешил добавить: — Если ты не против, конечно.
— Мы не подстраиваемся под чьи-то стандарты, — напомнила ему Аннализа. — За это нас и любят.
В темно-синюю парусиновую сумку на колесиках она уложила купальник, шорты и три скромные блузки с застежкой снизу доверху. В последний момент она сунула туда же простое черное платье без рукавов и лодочки на удобном невысоком каблуке — на случай торжественного обеда. Платье не было летним, но Аннализа решила, что сойдет. Надев белую футболку, джинсы и желтые кроссовки Converse, она взяла сумку и пошла вниз. Выстояв очередь на такси, Аннализа приехала на вертодром на Двадцать третьей улице к половине пятого, с запасом в тридцать минут, — теперь она всегда приезжала раньше и, как ей казалось, тратила массу времени на ожидание. Вертодром находился возле ФДР-драйв.[10] От июльской жары, выхлопов стоявших в пробке машин и вонючих испарений Ист-Ривер было трудно дышать. Аннализа немного погуляла по причалу над мутной коричневой водой, поглядывая на пластиковую бутылку, прибитую течением к краю деревянного настила, и на использованный презерватив, мирно проплывавший мимо.
Она снова посмотрела на часы. Пол приедет не раньше и не позже, а точно вовремя — в шестнадцать пятьдесят пять, как обещал. И действительно, ровно без пяти пять за ограду из съемных цепочек въехал кроссовер, из которого выбрался Пол. Он взял с заднего сиденья портфель и маленький жесткий чемодан от Louis Vuitton, обитый черным сафьяном. До недавнего времени Аннализа понятия не имела, что Полу нравятся подобные вещи. Но теперь он почти каждую неделю покупал что-нибудь дорогое. На прошлой неделе это был ящик для сигар от Asprey, при том что Пол не курил.
Он шел к ней, на ходу разговаривая по мобильному. Пол был высокого роста и немного сутулился, словно опасался стукнуться обо что-то макушкой. Не прерывая телефонного разговора, он приветственно помахал пилоту гидроплана и проследил за погрузкой багажа, пока стюард помогал Аннализе перейти с причала на борт. Внутри оказалось восемь сидений, обитых бархатистой бледно-желтой замшей, и пока Пол и Аннализа были единственными пассажирами. Закончив разговор, Пол уселся на ряд впереди жены.
— Пол! — сказала Аннализа нерешительно и немного обиженно.
Пол Райс носил очки, его мягкие темные вьющиеся волосы всегда были немного растрепаны. Его можно было бы назвать красивым, если бы не тяжелые веки и щербинка между зубами. Одаренный математик, Пол стал одним из самых молодых студентов, когда-либо удостоенных степени доктора философии в Джорджтаунском университете. Все считали, что Нобелевская премия у него в кармане, но полгода назад он согласился работать с Сэнди Брюэром и буквально через два дня перебрался в Нью-Йорк, поселившись в маленькой гостинице на Пятьдесят седьмой Восточной улице. Когда встал вопрос о переезде, Аннализа присоединилась к мужу, но они прожили в разлуке долгих пять месяцев, и некоторое отчуждение еще сохранялось.